Следственный аппарат органов внутренних дел: история и современность

Ф.Н. Фаткулин писал, что деятельность следователя характеризуется семью функциями: обвинением, защитой, разрешением дела, предупреждением преступлений, воспитанием, участием в общественной жизни, обеспечением возмещения ущерба¹¹⁵.

А.П. Гуляев в результате проведенного анализа определил у следователя восемь функций: рассмотрение заявлений и сообщений о преступлении, исследование обстоятельств дела, обвинение в совершении преступления, ограждение граждан от необоснованного обвинения в совершении преступления, обеспечение возмещения материального ущерба, причиненного преступлением, и исполнения приговора в части конфискации имущества, пресечение и предупреждение преступлений и принятие мер к устранению обстоятельств, способствовавших совершению преступления, розыск обвиняемых, местонахождение которых неизвестно, разрешение уголовных дел¹¹⁶.

М.М. Выдря, В.А. Михайлов к основным функциям на стадии расследования, кроме функций расследования, уголовного преследования, защиты и разрешения дела, относят такие, как прием и рассмотрение заявлений и сообщений о преступлениях, раскрытие преступлений, розыск обвиняемых, возмещение ущерба, причиненного совершенным преступлением, уголовно-процессуальная профилактика преступлений¹¹⁷.

Однако мы полагаем, что вышеобозначенная чрезмерная детализация функций сторонников их множественности, противоречит принятому определению функций, как основных направлений деятельности, роли, для которой данный субъект включен в процесс.

Кроме того, следователи, представляющие в своем лице государственный орган, кроме правоохранительной (в собственном смысле) деятельности выполняют правовоспитательную и профилактическую функции, на что в своей работе указала, в частности, Сидорова В.В.¹¹⁸, по мнению которой, правовоспитательная и профилактическая функции являются для следователя государственно-правовыми в силу его должностного положения, т.к. присутствуют в любой деятельности следователя и следственных аппаратов в целом.

Кроме того, долгое время, в том числе и сейчас, остро дискуссионным остается вопрос о том, определяет ли функция процессуальные полномочия участника процесса или наоборот, его юридический статус (предоставленные законом права и возложенные обязанности) определяет функцию. Верным, на наш взгляд, является мнение А.П. Гуляева о том, что функции участников процесса первичны по отношению к их процессуальному положению и непосредственно предопределяют последнее. «Таким образом, процессуальные функции являются связующим звеном между задачами и правовым положением участника процесса»¹¹⁹.

Опираясь на позиции системного подхода, обращение к которому диктует необходимость выведения конкретных функций органов предварительного следствия, эти функции должны проявляться из их целей и нормативных предписаний – задач.

В связи с этим для правильного уяснения исследуемой проблемы изначально необходимо определить цели и задачи в деятельности органов предварительного следствия системы МВД России, поскольку эта проблема должна находиться в центре внимания работы любого следственного подразделения как субъекта организации деятельности, и ее достижение служит показателем эффективности выполнения основных функций.

Одной из новелл УПК РФ является то, что он отказался от использования таких понятий как цели и задачи уголовного судопроизводства, а значит, и предварительного следствия. Задачи, стоящие перед подразделениями системы органов предварительного следствия вытекают из назначения уголовного судопроизводства, сформулированного в ст. 6 УПК РФ. В данной норме раскрывается назначение уголовного судопроизводства, которое видится в защите прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений, а также личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод. Таким образом, в этой статье принципиально важным является первоочередное указание на ограждение от привлечения к уголовной ответственности и осуждения невиновного. С одной стороны, такой подход законодателя к решению вопроса о назначении уголовного процесса объясним, если обратиться к ст. 2 Конституции РФ, провозгласившей высшей ценностью человека, его права и свободы. Однако с другой стороны, видение назначения уголовного судопроизводства только в защите прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений нам представляется неоправданно суженным, поскольку в норме данной статьи не упоминается о необходимости защиты от преступных посягательств самого государства, которому преступлением также причиняется ущерб. В связи с этим совершенно справедливо отмечает С.П. Ефимичев, что «вряд ли можно обеспечить защиту прав и законных интересов обвиняемого и других лиц, если не будут защищены интересы государства, поскольку именно оно выполняет эту функцию»¹²⁰.

По мнению автора, отказ законодателя от понятий «цель» и «задача» уголовно–процессуальной деятельности может внести сумятицу в конкретном уяснении значения данных понятий и привести к их отождествлению. Поэтому, необходимо уяснить, что категорию «цель» в общем представлении принято определять как «то, к чему стремятся, чего хотят достичь»¹²¹. Л.М. Володина, проводившая специальное исследование этого понятия, указывает, что «...если признать целью уголовного процесса защиту личности и общества, то задачи уголовного процесса могут быть раскрыты через функциональное назначение правоохранительных органов». Далее она приходит к выводу, с которым следует согласиться: «Цель уголовного процесса достигается путем решения конкретных задач, возложенных на конкретный правоохранительный орган (суд, прокуратуру, орган дознания, предварительного следствия). Иначе говоря, задачи этих органов в заданном отношении выступают в качестве средств достижения цели»¹²². А.В. Иванов в своем диссертационном исследовании не без основания признает основой формирования цели деятельности органов предварительного следствия в целом, с одной стороны, конституционные нормы (ст. 18, 19 Конституции РФ) о том, что права и свободы гражданина являются непосредственно действующими, а с другой – анализ потребностей в совершенствовании функционирования следственного аппарата, ибо выявление необходимых их потребностей в их осуществлении тех или иных функций в системе органов внутренних дел позволяет определить конкретные цели деятельности элементов их структуры, которых требуется достичь в ближайшей и дальнейшей перспективе¹²³.

Таким образом, видим, что УПК РСФСР видел целью доказывания установление истины, причем категория цель конкретизировалась в задачах уголовного судопроизводства, предусмотренных в ч.1 ст.2 УПК РСФСР – быстрое и полное раскрытие преступлений, изобличение виновных и применение правильного закона с тем, чтобы каждый совершивший преступление был подвергнут справедливому наказанию и ни один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности и осужден. Е.Б. Мизулина считает обоснованной такую формулировку цели уголовного процесса (применительно к УПК РФ), как «ограждение от ответственности невиновного лица либо справедливого наказания виновного»¹²⁴. Тем не менее, следует согласиться с В.Т. Томиным, который справедливо указывает на то, что отказ от нормативного требования полноты, всесторонности и объективности расследования косвенно указывает на отказ законодателя от концепции «объективной истины», противоречащий состязательности... Из нового закона вытекает, что целью доказывания по уголовному делу является не установление объективной истины, а установление обстоятельств, входящих в предмет доказывания (ст. 73 УПК РФ) в порядке, предусмотренном законом»¹²⁵.

В УПК РФ довольно четко обозначена такая категория как цель органов предварительного следствия, так нами уже было указано, законодатель однозначно признал за следователем осуществление функции уголовного преследования. Причем понятие «уголовное преследование», сформулированное в п. 55 ст. 5 УПК РФ, четко определено целью – уголовное преследование направлено «на изобличение подозреваемого и обвиняемого в совершении преступления». Конституционный суд РФ в своем постановлении от 27 июня 2000г. №11-П¹²⁶ определил критерии уголовного преследования: уголовное дело возбуждается «в отношении данного лица; следственные действия осуществляются «в целях ... изобличения» такого лица или должны свидетельствовать о «наличии подозрений против него». Таким образом, получается, что с появлением в деле подозреваемого или обвиняемого все усилия следственных органов должны прилагаться к изобличению этого субъекта. Причем законодатель не задался вопросом: что делать, если этот субъект приобрел свой процессуальный статус по ошибке или как быть, если уголовное дело возбуждается не против конкретного лица, а по факту совершения преступления или в результате следственных действий будут выявлены доказательства оправдывающие обвиняемого?

Кроме того, стоит отметить, что в уголовно–процессуальной теории также нет единого мнения по поводу содержания функции уголовного преследования и начала ее возникновения. В правоприменительной деятельности при понимании данных положений возникает еще больше вопросов. Думается такое большинство голосов, считающих уголовное преследование обвинительной деятельностью, исходит из позиции законодателя, согласно которой следователь также является стороной обвинения и носителем функции уголовного преследования, а суд, в свою очередь имеет статус, не относящийся к сторонам, и является государственным органом, осуществляющим судебную власть.

Возвращаясь к определению целей и задач органов предварительного следствия, видим, что задача – это «то, что дано, предложено для выполнения, разрешения; то, что требует выполнения, разрешения»¹²⁷. Так, цель представляет собой ожидаемые результаты, на достижение которых направлены действия, а под задачей понимается цель, достижение которой желательно к определенному моменту времени. Задача – это ближайшая цель, а цель – это задача не перспективу¹²⁸. Замена разработчиков УПК РФ понятия задача, в частности, на «назначение уголовного судопроизводства» может привести с одной стороны к логическим ошибкам, т.к. назначение, как видно из словаря, связано не с задачами, а с функцией. «Назначение – основная функция чего – либо»¹²⁹ . С другой в уголовном процессе под процессуальными функциями понимаются главные направления уголовно – процессуальной деятельности, осуществляемые субъектами уголовного процесса¹³⁰.

Сказанное позволяет предположить, что верное определение целей и задач является одним из существенных критериев оценки эффективности организации и функциональной деятельности следственного аппарата.

УПК РФ отнес следователя в ч. 1 ст. 21 и в п. 47 ч.1 ст. 5 УПК РФ к участникам уголовного судопроизводства со стороны обвинения (и это притом, что один из разработчиков УПК РФ Е.Б. Мизулина считает, что следователь и судья имеют особый статус, не относящийся к сторонам¹³¹) и определил, что следователь, как должностное лицо, производящее предварительное расследование, выполняет в уголовном процессе функцию уголовного преследования¹³² наравне с дознавателем и прокурором. Из чего вытекает, что уголовное преследование – это их уголовно-процессуальная роль, характеризующая всю совокупность возложенных на них обязанностей. Комментируя данные положения, справедливым представляется мнение М.Е. Токаревой, указывающей на то, что подобные представления о деятельности следователя ведут «к ослаблению гарантий прав участников процесса, неоправданно сужают задачи и направления деятельности должностных лиц, осуществляющих расследование, придают им односторонний характер, создают объективные предпосылки для обвинительного уклона»¹³³. Поддерживая мнение М.Е. Токаревой, автор считает, что данная позиция законодателя может спровоцировать проявление обвинительного уклона в расследовании, что является грубейшим нарушением законности.

Как было указано выше, проблему обвинительного уклона на предварительном следствии, по нашему мнению, законодатель решил путем его легализации. Необходимо отметить, что если раньше обвинительный уклон в действиях следователя должен был пресекаться прокурором, то теперь он стал узаконен в деятельности следователя, что позволяет предположить, что такой уклон будет довольно жестким. Еще М.С. Строгович писал: «Само понятие уголовного преследования указывает на обвинительный характер этой деятельности... уголовное преследование – это обвинительная деятельность»¹³⁴. Ему вторят и современные ученые-процессуалисты: «Если же сам закон признает, что следователи – это только обвинители, то это послужит оправданием, легализацией односторонне обвинительной деятельности. Задача же пореформенного УПК РФ -противостоять возникновению такой угрозы»¹³⁵.

Думается, что, возлагая на следователя, в частности, только функцию обвинения, а на защитника как участника процесса, функцию защиты, законодатель, по-видимому, посчитал, что такое разграничение направлений деятельности придаст стадии предварительного расследования больше состязательности.

Однако вопрос о применении принципа состязательности в стадии предварительного расследования также вызывает бурную дискуссию среди ученых. И хотя Е.Б. Мизулина считает, что «на предварительном следствии нет состязательности»¹³⁶, по нашему мнению, данный принцип включен в систему принципов уголовного судопроизводства и получил распространение на стадии предварительного расследования. Он подразумевает процессуальный спор состязающихся между собой сторон обвинения и защиты, а также разделение процессуальных функций как этих двух сторон, так и суда, выполняющего функцию разрешения дела. Если быть точнее, то наиболее правильной нам представляется позиция В.П. Божьева, согласно которой: «... законодатель группирует участников уголовного судопроизводства на представителей стороны обвинения ... и стороны защиты включая в их число участников досудебного производства. Но даже если бы удалось обеспечить участникам уголовного судопроизводства (с одной и другой стороны) равные процессуальные права на данной стадии уголовного процесса, то от этого предварительное расследование не обрело бы состязательную форму, так как часть субъектов процессуальных отношений (прокурор, следователь, дознаватель) имеет не только права стороны, но и обладает правами на принятие процессуальных решений.... А это согласно ст. 15 УПК, не соответствует требованиям состязательности в чистом ее виде и в полной мере»¹³⁷.

Думается, что наделение следователя функцией преследования вытекает из советской доктрины единой цепи, звеньями которой являются прокурор, орган дознания, следователь и суд. Целью же всей деятельности этих органов была борьба с преступностью. Публичный интерес, выражающийся в раскрытии всех преступлений и ограждении государства и общества от преступников, преобладал в предварительном следствии над интересами личности, попавшей в уголовно-процессуальный механизм. Соблюдение публичного интереса ставилось во главу угла деятельности всех государственных органов, в том числе и следователей, поэтому не удивительно, что следователи фактически выполняли функции преследования¹³⁸. Однако в правовом государстве права личности ставятся на первое место. Поэтому приходится констатировать, что, провозгласив в Конституции Россию правовым государством, мы должны следовать и принципам этого государства, и, соответственно, вести речь о гуманизации уголовного процесса. Однако при причислении следователя к органам преследования обвиняемому (подозреваемому) будут противостоять сразу три органа государства, осуществляющих обвинение (уголовное преследование): орган дознания, следователь и прокурор, которые к тому же пользуются помощью оперативно-розыскных органов. В силу вышесказанного необходимо напомнить, что предварительное следствие находится в руках органа преследования лишь в полицейском государстве, когда процесс носит следственно-розыскной характер, в правовом же государстве следователь должен быть объективным исследователем обстоятельств дела.