Речевое манипулирование

Е.Л. Доценко, используя приём  временного согласия с позицией, пишет о том, что использование манипуляции не всегда плохо. Вспомним, например, зачем красавица Шехерезада рассказывала сказки своему грозному повелителю Шахриару? Она отвлекала сатрапа и с помощью манипуляции в течение почти трёх лет спасала от смерти не только себя, но и самых красивых девушек своей страны. Таких примеров в фольклоре разных народов можно очень много. (например, в сказке «Морозко» Иванушка с помощью речевого воздействия усадил Бабу Ягу в печь, а Лиса в сказке «Колобок», уболтав Колобка и съев его, не осталась голодной). Не только во времена сказок «1001 ночи», но и в нашей обыденной жизни манипуляция может выполнять роль средства, так сказать, «мягкой» защиты от самодурства правителей, перегибов руководителей, дурного характера коллег или родственников, недружественных выпадов со стороны тех, с кем доводиться общаться [16: 11].

По словам Л.Ю. Иванова, «встречаются и примеры манипулирования во имя общественного блага и свободы слова. Например, журналисты посредством речевой манипуляции желают оградить себя от уголовной ответственности за справедливую критику властей или отдельных коррумпированных влиятельных лиц» [20: 43]. О манипуляции как об одном из «способов выживания» пишут В.Н. Куницына, Н.В. Казаринова и др. [27: 182].

Интересно такое замечание Е.Л. Доценко: «...Манипуляция может производиться  и в интересах манипулируемого (по крайней мере, отчасти). Например, для того, чтобы кто-либо другой бросил курить, пить и т.п., порой употребляют самые изобретательные приёмы, в том числе манипулятивные» [16: 53]. Более того, ученый считает, что речевая манипуляция, безусловно, предпочтительнее физической расправы или прямого принуждения [16: 66].

Иная точка зрения у С. Кара-Мурзы. Рассуждая о том, предпочтительнее ли пряник кнуту, повышается или понижается статус человека при переходе от прямого принуждения к манипуляции его сознанием, он пишет: «Даже в «войне против всех», ведущейся по правилам гражданского общества (конкуренции), объекты воздействия делятся на три категории: друг, партнер, соперник. Специалисты сходятся на том, что человек, ставший объектом манипуляции, вообще выпадает из этой классификации. Он — не друг и не соперник. Он становится вещью» [22: 53]. Манипуляция, по мнению ученого, аморальна еще и потому, что манипулятору, как утверждают психоаналитики, легче возбудить и превратить в мощный импульс порочные, подавляемые влечения, усилить и «подкупить» их, побудить сделать противное всей личности в целом дело. По мнению ученых, склонность именно низких черт характера ведет человека к заключению союза с «внешним врагом (в нашем случае – манипулятором) [22:77—78].

В процессе общения манипуляция возникает на том этапе, когда открыто «переиграть» соперника уже не удаётся, а «подавить» его полностью ещё нет возможности [16: 81]. Поэтому к манипуляции прибегают во-первых, тогда, когда непозволительно грубо добиваться от человека требуемого, а «по-хорошему» не все умеют. Во-вторых, манипуляцию нередко провоцирует сладкое ощущение появившейся возможности (образно говоря, «дай-ка и я попробую»). В этом случае есть культурное разрешение, социальная поддержка, межличностные образцы и внутреннее желание, технологическая возможность оказывается приятным подарком для манипулятора» [22:99].

Следует отметить, что  манипуляция, по мнению психологов, приносит самому манипулятору лишь временное удовлетворение. Он и сам является в известном роде жертвой манипуляции.[22:94]. Апеллируя к низменным мотивам, манипулятор невольно повышает их значимость в собственных глазах [22:177]. Л.К. Аверченко пишет: «В большинстве случаев манипулирование приносит несомненный вред самому манипулятору, маскируя его патологию, которая может обернуться расстроенной жизнью, разбитой семьей и разрушенной карьерой» [1:143]. Поскольку манипулятор, отмечает исследователь, воспринимает других людей лишь в качестве орудия для достижения своих целей, он, по мнению представителей гуманистической психологии, теряет способность творчески переживать свое существование, не замечает действительного богатства жизни, превращается в «озабоченный автомат». Причины этого различны: неверие в себя и людей (Ф. Перлз); неумение любить по-настоящему (Э. Фромм); подавление человека социальной действительностью (Дж. Бугенгаль); стремление взвалить ответственность на других (Э. Берн, Дж. Хейли, В. Глассер) и многие другие [1:146—147].

По мнению В. П. Шейнова, не является манипуляцией «скрытое управление», преследующее «вполне благородные цели», например, «когда родитель вместо приказов незаметно и безболезненно управляет ребёнком, ненавязчиво подвигая его к действиям в правильном направлении. <...> Аналогично, если женщина с помощью женских хитростей скрыто управляет мужчиной, дабы он избавился от вредных привычек <...>, то можно только приветствовать такое управление» [58: 4].

Спорным в литературе является вопрос об отнесении к манипуляции этикетных формул. «Когда человек обращается к другому с использованием приёмов этикета повышенного ранга (например, утончённо вежливо), он, конечно, стремится повлиять на поведение партнера в свою пользу. Но это — не манипуляция, поскольку здесь не скрываются ни факт воздействия, ни намерения. Напротив, знаковый язык должен быть понятен, иначе попытка воздействия и не может быть удачной. <...> ...Применяя правила этикета, мы вовсе не обращаемся с человеком как вещью, мы его уважаем как личность», — пишет С. Кара-Мурза [22: 18]. Прямо противоположную точку зрения высказывает А.Ю. Панасюк, утверждая, что этикетные формулы («здравствуйте», «спасибо» и др.) — это тоже манипулирование, поскольку, употребляя их, человек неосознанно удовлетворяет свои собственные потребности (чувство удовлетворения, стремление избежать неприятностей, а значит, потребность в самосохранении) и, следовательно, действует корыстно, что не подразумевает его собеседник [58: 160—163]. Думается, чего этикетные формулы могут выполнять манипулятивную функцию только в том случае, если мы при анализе ситуации можем констатировать наличие всех перечисленных признаков манипуляции, названных нами выше.

Е.В. Сидоренко считает, что «вопрос об этической допустимости манипуляции может обсуждаться долго и увлечённо. Как правило, эти обсуждения обречены на то, чтобы зайти в тупик». По мнению исследователя, необходимо «признать, что вопрос о том, применять ли манипуляцию и как её применять, — это вопрос индивидуального этического выбора человека» [41: 59]. Позволим себе не согласиться с этой точкой зрения: предложенное решение вообще снимает проблему манипулирования в контексте этической нормы, что является необоснованным. Хотя некоторые психологи, в частности А.Ю. Панасюк, считает, что проблема манипулирования — эго псевдопроблема и речь должна идти об использовании её технологии для достижения консенсуса, «взаимопонимания», а спорить можно о том, будет ли действительно от этого польза. Поэтому знать приёмы манипулирования необходимо для того, чтобы «побеждать тех, кто применяет психотехнологию во вред нам, этой же психотехнологией» [37: 164]. О необходимости обладания всеми навыками общения, в том числе манипулятивными, пишут и филологи: «...В различных аудиториях, при общении с различными типами собеседников появляется необходимость, как в речевом воздействии, так и в манипуляции». Отмечается даже, что «манипуляция как тип речевого воздействия не может рассматриваться в качестве «ругательного слова» или морально осуждаемого способа речевого воздействия» [45: 72].

Таким образом, вопрос о  нравственной стороне манипуляции остается открытым. И тем не менее можно однозначно утверждать, что использование её в ситуациях, когда возможно прямое (открытое) воздействие на собеседника, является нарушением риторической этики, под которой понимают «программу тех нравственных норм, которой должен придерживаться говорящий» [13: 157].

1.2. Виды речевого манипулирования

В психологической литературе отсутствует общепринятая классификация типов манипуляции. Е. Л. Доценко считает, что уместно выделять несколько видов манипуляции, «различающихся как по средствам психологического воздействия, так и по характеру внутриличностных процессов: манипуляция образами, конвенциональная манипуляция, операционально-предметная манипуляция, эксплуатация личности и манипуляция духовностью». Причём исследователь говорит, что «эти виды не удаётся выстроить линейно как уровни или этапы манипуляции» и «что скорее их следует рассматривать как различные механизмы, которые могут сочетаться, дополнять друг друга, усиливая суммарный эффект воздействия» [16: 157]. Ниже приведем краткую характеристику каждого из видов манипуляции.

Манипуляция образами. Её суть заключается в предъявлении «таких стимулов, которые актуализируют необходимую манипулятору потребность». К нему близки приёмы, которые основаны на непосредственном управлении воображением адресата. Пример этому, по мнению E.Л. Доценко, мы находим у A.C. Пушкина в «Сказке о царе Салтане», в которой князь Гвидон добился того, чтобы царь-батюшка навестил его город на острове, ограничиваясь при этом каждый раз лишь передачей приветственных поклонов. Расчет Гвидона был направлен на то, что после рассказов удивлённых купцов об увиденных чудесах на острове Буяне царь сам пожелает нанести ему визит, поскольку большинство людей, во-первых, любопытны и, во-вторых, им трудно удержаться от того, чтобы не рассказать другим об удивительных, и притом увиденных ими самими вещах.

К манипуляции образами E. Л. Доценко относит также те случаи, в которых актуально воспринятые или мысленно сконструированные образы пробуждают активность релевантных им архетипов.[16: 158— 159].

О манипуляции образами пишет также С. Кара-Мурза: «...Образы <...> обладают суггесторным значением и порождают цепную реакцию воображения. Наравне с логосферой в культуре можно выделить особый мир графических и живописных форм, воспринимаемых с помощью зрения, — эйдосферу...» [22: 99]. На образах основана сила воздействия театра и телевидения: «Воздействуя через разные каналы восприятия, сообщение, «упакованное» в разные типы знаков, способно длительное время поддерживать интерес и внимание человека. Поэтому эффективность его проникновения в сознание и подсознание несравненно выше...» [22: 100]. В качестве примера вспомним о большой популярности комиксов в США, где они выполняют множество идеологических функций.

В рекламе, по наблюдению В.П. Шейнова, манипулятивный характер «картинок» заключается в том, что  они, как правило, не имеют никакого отношения к рекламируемому объекту [58: 821]. Перед зрителями предстают люди с безупречной внешностью, а рекламируемые товары выглядят превосходно. Исследователь указывает и на тот факт, что четырехцветная реклама привлекает в полтора раза больше покупателей, чем черно-белая. Поэтому в рекламных шрифтах используются наиболее контрастные сочетания цветов: черный шрифт на желтом фоне; зеленый на красном; красный на белом; зеленый на белом; синий на белом.

Возможно также манипулятивное воздействие шрифтом. Об этом пишут В.П. Шейнов, Е. Песоцкий и некоторые другие ученые. С помощью увеличения объема, жирности шрифта выделяется та информация, к которой манипулятор желает привлечь внимание адресата, остальная же информация, которая должна остаться для адресата незамеченной, подается более мелким шрифтом. По мнению Е. Песоцкого, «различные общественно-политические, экономические, культурные, спортивные и другие издания приучили читателей, что крупный заголовок свидетельствует о важности сообщения» [38: 27].

В.П. Шейнов отмечает, что  толстый и жирный шрифт подсознательно ассоциируется с надежностью, мощностью рекламируемого изделия, а тонкий шрифт воспринимается как отражение изящества товара [58: 822—823].

Конвенциональная  манипуляция основана на эксплуатации «конвенциональной силы (норм, правил, ритуалов и т.п.)» [16: 161], с помощью которой создаются нужные манипулятору ситуации, направляющие объект манипуляции по готовым образцам.

Ритуалы, по мнению психологов, это привитие определённых стереотипов  поведения. Как пишет В.П. Шейнов, они «упрощают прогнозирование, предсказуемость наших действий в стандартных ситуациях. Облегчая нашу жизнь, они одновременно дают потенциальным манипуляторам рычаги скрытого управления нами» [58: 111].

Каждый человек в  той или иной ситуации действует  прежде всего в соответствии с  социальной ролью. Как доказательство Е.Л. Доценко описывает эксперимент П.Г. Зимбардо. В этом эксперименте попросили принять участие студентов, одним из которых нужно было играть заключённых, а другим — охранников. При этом никто не говорил им, как нужно себя вести. Эксперимент предполагалось проводить в течение двух недель, он был организован с предельным приближением к реальности. Игравшие роль заключенных быстро впали в состояние апатии, в отличие от охранников, которые, не применяя прямых физических наказаний, изобрели немало способов унижения заключённых (например, много раз заставляли их строиться и пересчитываться и т.д.). Причём заключённые отказались за символическую плату (одеяло) выкупить своего собрата по несчастью, которого они сочли «нарушителем спокойствия». Эксперимент прекратили через шесть дней, так как его продолжение стало непозволительным из-за безжалостности охранников. Как отмечают руководители эксперимента, многие из испытуемых в жизни были весьма мягкими людьми и оказались впоследствии шокированы своим поведением. Конечно, были и такие испытуемые, которые отказались продолжать участие в эксперименте и нашли силы справиться с ролевым принуждением.

Изменение мнения и поведения  людей (целевой аудитории) через  изменение окружающей их физической и социальной среды называют также «методом ситуационного воздействия».

Операционально-предметная манипуляция опирается «на такие автоматические механизмы, как инерция, сила привычки, особенности распределения внимания между элементами структуры деятельности, стереотипы выполнения какой-то работы и т.п.» [16: 162]. Суть этого типа манипуляции психологи иллюстрируют приёмом, который часто используется с младенцами: когда у ребёнка в руках каким-либо образом оказывается опасный для здоровья предмет, один из действенных способов мотивировать малыша отдать опасный предмет – не забрать его у него, а показать ему нечто более привлекательное. Тогда ребёнок сам потянется за новой вещью и разожмет ручку, в котрой находиться предмет, несущий опасность.

 Ещё одним приёмом операционально-предметной манипуляции

Е.Л. Доценко считает приём, который он образно назвал «удавкой для кредитора». Суть его заключается в том, что чем больше кредитор вложил в некоторый проект, тем труднее ему расстаться с надеждой на получение прибыли. Начав некую работу и на полпути обнаружив, что завершение отодвигается гораздо дальше, чем предполагалось, большинство людей, как отмечает психолог, скорее продолжат вкладывать усилия, чем предпочтут пренебречь затраченными средствами. Именно на этом стремлении доводить начатое дело до конца может строиться манипуляция» [16: 162—163].