Имена собственные и их производные в «Словаре поморского языка в его бытовом и этнографическом применении» Ивана Матвеевича Дурова

 

Стоит также  отметить двусоставность этой номинативной единицы: помимо прозвища, описывающего внешность, здесь есть деминутивная форма личного мужского имени Александр (см. деминутивные формы мужских личных имён)

 

       Ту*рбозеро Бран. Капризный, сердитый, с надутыми губами. Знаю тебя, ту*рбозеро, не в первой уж раз так капризишь.Сум.[с. 412]

 

Это прозвище остается в числе самых загадочных индивидуальных прозвищ Словаря. Являясь сложным по своей структуре, оно явно не может быть однозначно истолковано и иметь какую-то определенную мотивацию. Мы склоняемся к тому мнению, что данное прозвище – оттопонимический дериват от оз. Турбозеро, которое располагается в Архангельской области в Онежском и Плесецком районах. Е. Л. Березович отмечает данное прозвище в разделе метафорических производных от топонима [Березович, 2012]. Возможно, человека сравнивают с этим озером по образу брызгающего, капризного характера: брызги никогда не бывающего спокойного озера соотносятся образно с капризным, неспокойным характером обидевшегося на кого-нибудь человека. По меньшей мере, данная мотивация кажется приемлемой многим больше, чем та, что прозвище состоит из слова ‘турба’, которое можно найти в Словаре (Ту*рба. Морда, рыло у животного. В насмешку говорится также о человеческом лице: Чего ту*рбу-то свою выставила на показ в окошко, и так, кажись, видали уж красавицу.Повс. [с. 412]) с формантом –озеро, который характерен для топонимии Русского Севера.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Коллективные  прозвища (7)

 

Верхота*2. Жители с Северной Двины, преимущественно быв. Холмогорского и Шенкурского уездов Арханг. губернии, промышляющие треску в становищах Мурманского побережья. Сейгод опять верхота* на промысел понаехала к нам в становище. Повс. * [с. 50]

 

Ни*зо*вци Жители с нижнего конца селения, расположенного вдоль по течению реки. Нюх.,Колж., Вир., Шиз., Выг. [с. 252]

Низовця*на То же, что Ни*зо*вци.Сум. [с. 252]

 

Ню*хцяне Жители с.  Нюхчи, нюхотские.Повс. [с. 256]

Ню*хоцянка Уроженка Нюхчи.Повс. [с. 256]

Ню*хоцькой Уроженец, выходец из Нюхчи. Повс. [с. 256]

 

Мезе*нка. 1. Женщина из Мезени, родиной из Мезенского района Северного Края. Повс.  [с. 220]

 

Перейдём к  рассмотрению некоторых аспектов номинативных моделей коллективных прозвищ, представленных в Словаре. Все представленные номинативные единицы коллективных прозвищ претендуют на отнесение их к этнохоронимам, которые отражают в себе соотнесённые прозвания некоторых групп жителей с определёнными топонимами. А.  М. Селищев [Селищев, 1948, 15] отмечает особым подпунктом в классификации прозвищ модель «пришельцы, место происхождения». «Основным критерием выявления ландшафтных отношений служит связь между географическими объектами в сознании местных жителей.»[Гейн, 2011, 25]. Так, в нашем Словаре имеется три из четырёх имеющихся номинативных единиц этой модели. (Верхота, Низовци, Низовцяна). Формант –овц (вариант суффикса -ец ) в этнохрониме ʹНизовциʹ описывает привязку народа с местностью, располагающейся ниже области, описываемой в Словаре.

Однако следует  оговорить тот факт, что прозвища нюхцяне, нюхцянка, нюхоцькой и мезенка производны от собственно топонимов, тогда как верхота и низовци могут и не восходить к топонимам, а быть производны от апеллятивов верх и низ, обозначая местонахождение жителей.

 

Итак, в Словаре  прежде всего нашли отражение  специфические для поморов прозвища, которые являются ядром рассмотрения этнографии и быта данной местности. Среди индивидуальных прозвищ остаются многие моменты с затемненной внутренней формой, которые, соответственно, нельзя толковать однозначно. В целом, большинство индивидуальных прозвищ отражает характер человека, воспринимаемый сквозь динамичность восприятия образов и выраженный с помощью метафорических переносов.

Что касается коллективных прозвищ, то они отражают модель расселения пришельцев на определенной местности  по отношению к поморам. В обоих  классах присутствуют графически отмеченные черты⁵ поморского языка, что является дополнительным пунктом-мотивацией для занесения их Автором в Словарь.

 

 

 

 

§3. Имена сказочных персонажей (2)

 

Имена сказочных  персонажей – некоторый неоднозначный  раздел ономастики. Он рассматривается в работе в силу мотивационного интереса к данным номинативным единицам.

 

Коще*й 1. Сказочный змей. [с. 188]

 

Царь  Горо*х. Детская (преимущественно мальчиков) игра на воздухе. Она состоит в том, что из среды участников избирается большинством голосов «Царь Горох», а все остальные становятся его слугами, которые затем, сговорившись, идут к Царю Гороху с докладом о своей работе, стараясь проделанную работу объяснить ему движениями частей тела и гримасами лица. Начинается она так: – Здорово, царь Горо*х! –

Здорово, детки! Где вы были? – В лесу. – Что вы делали? И слуги показывают ему молча, общими движениями тела ту работу, которую они там проводили. Проделывается это до тех пор, пока «Царь Горох» не догадается и не назовет ими показываемую работу. Тогда все разбегаются врассыпную, а «Царь Горох» должен кого-либо из них поймать. Пойманный становится «Царем Горохом», и игра начинается снова. Играют до тех пор, пока не надоест играющим. Сум. [с. 432]

 

       Как видно из приведенного  выше материала, имена сказочных  персонажей не представляют в Словаре такого большого массива номинативных единиц антропонимов, как, например, деминутивы от ИС.  Однако следует заметить, что эти два сказочных (мифологических) персонажа не вполне равны по своим дефинициям тем дефинициям на  сказочных персонажей, которые фиксируются в мифологических словарях или текстах русских народных сказок. Так, на имя сказочного персонажа Кощей чаще можно увидеть такое определение: В мифологии и фольклоре восточных славян злой колдун, омерзительный старик, обитающий в тридевятом царстве на краю света.(…)[Королев, 2005,437]. Из этого определения не совсем видны точки пересечения каких-либо сем с семой Кощея Словаря. Возможно, здесь имеет место образ сказочного персонажа, который проясняется в третьем значении в Словаре: «3. Крайне исхудалый, в

высшей степени  худощавый. Говорят в насмешку: коще*й бессме*ртной, т. е. настолько истощенный, что все косточки и суставы выделяются наружу из-под кожи. Повс»[с. 432]. Вероятно, что косточки соотносятся в народном сознании поморов с чешуей сказочного змея, что дает основания к мотивации названия змея Кощеем. Этот же образный аспект можно заметить и в определениях этимологических словарей (см, например, Фасмер): «кощей "худой, тощий человек, ходячий скелет". Вероятно, от ‘кость’»[Фасмер, 2, 362].

Менее вероятен элемент контаминации образов - отождествление такого сказочного персонажа, как Змей Горыныч с какими-то чертами образа Кощея.  

 

Что качается игры Царь Горох, то можно сказать, что, по данным СМИ, она является широко распространенной и в настоящий момент времени по всей территории страны, что все же не дает никаких четких оснований для гипотез о происхождении названия данной игры.

«Афанасьев  в своем труде «Поэтические воззрения  славян на природу» предложил сопоставление имени сказочного царя со словом грохот (которое кроме «грома» значит и «крупное решето»). Логика его рассуждений такова: метафорический язык сближает небесный гром с обмолотом зерен; бог-громовник Перун был почитаем и как податель земного плодородия, отсюда общность слов горох и грохот» [Учительская газета, 40, 2009]. Однако маловероятность данного рассуждения легко может быть доказана этимологией слов горох и грохотать. Поэтому наиболее логичным остается предположение видения в названии игры «здоровых плодов народной «раблезианской филологии» - игры смыслами, словесных экспериментов по совмещению несовместимого, юмористического снижения образа властителя» [там же]. Образ царя стручкового растения гороха ироничен, поэтому игра построена на комическом эффекте ситуации.

 

 

§4. Апеллятивные производные от антропонимов (13)

 

      Апеллятивные деонимы приводятся  по принципу «гнезд» деонимов  по производящей основе апеллятива. В каждом гнезде может находиться  от одного апеллятива до четырех. Производящая основа ИС апеллятива указана перед каждым таким «гнездом». Порядок подачи деонимичных гнезд – алфавитный. В круглых скобках указано количество производных апеллятивов от данной именной основы. После каждого апеллятивного гнезда дан семантический и мотивационный комментарий, а в конце данного раздела расположены выводы.

Борис (1)

Бо*риса жени*ть. Старинная круговая игра-хоровод взрослой молодежи, теперь уже вышедшая из употребления. Характерно в ней отметить то, что все участницы этой игры должны быть одеты в местные поморские старинные костюмы – сарафаны, а невеста – в шубейку с лентами и жених – в старомодный кафтан. Любимое развлечение поморов 50-х годов прошлого столетия на гуляньях и при свадебном столе – «деви*чнике».Сум., Сух., Вир.[с. 36]

К одним из самых  интересных относится апеллятив Бориса женить. Этот вид игры наиболее известен под названием Барина женить. Именно такой вариант названия этой игры мы находим у Подвысоцкого :

«Барина женить – употребительная на вечеринах  игра с хоровыми песнями, в которой один из парней, по очереди и при содействии других содействующих, проделывает все от начала сватовства свадебные приемы.(Онеж)»[Подвысоцкий]. В СРНГ мы находим игру под названием БОРиСКА ЖеНЯТ [СРНГ, 3, 99] с неясной дефиницией «Род игры (какой?) Никол. Волог. 1904», но мы склонны предполагать, что эта игра – та же, что и ЖЕНиТЬБА БаРИНА, которая отмечается там же [СРНГ, 9, 125] с подробнейшим описанием действий и с приведением даже песни, которую поют во время этой игры: « Женитьба барина. Народная игра. Игра на ночных, состоящая в следующем. Составляется круг, который движется в какую-либо сторону, а играющий барина расхаживает за кругом. Поют: По-за городу царев сын гуляет, Он заискивает свою княгиню. Не моя ли княгиня молодая Во Царевигороди стояла, Золотым перстнем звеяла, Позолоченным просвещал? Вы секите, холопы, ворота, Генеральский сын идет во город. Становисъко, сват, ты на место, Да тут-то тебе не невеста. При последних словах девушка становится на свое место в кругу, а «барин» уходит из круга. Его роль начинает играть другой. Онеж. КАССР, Калинин, 1961.»

 

Карп (1)

Ка*рповна 1. Шутливо о вороне (Ворона Карповна). 2. О человеке рассеянном, забывчивом, невнимательном. Эх, ты, Ворона Карповна! Все позабыл, что я тебе велел пересказать нашим.Повс.  [с. 164]

Мы относим  прозвище Карповна к первому типу (чистые апеллятивы), которые являются ещё одним источников лексико-семантической деривации,Нам кажется, что данное значение имени развито из первого значения по семе рассеянности, снова исходя из идеи динамичности образа, как и в примере с Бонькой-кличкой барана и Бонькой-прозвищем человека (см. раздел прозвища). Так, номинативная единица Карповна также отмечается Г.Куликовским в «Словаре Олонецкого наречия» только в первом значении: «о серой вороне (иронически)» [Куликовский]. В свою очередь, Карповна в своём первом значении была образована от звукоподражания крику вороны («Кар»), а потом вполне логично связывалась с мужским именем Карп. Дальнейшее развитие мужского онима, созвучного с звукоподражанием вороне (Кар→Карп) произошло в такой словообразовательной модели, как «номинация лица женского пола по отчеству, производному от полной формы мужского личного имени». Эта же модель ярко наблюдается в сфере русского фольклорного материала (ср. Лиса Патрикеевна), однако маловероятно, что Ворона Карповна как-либо связана с этой сферой. Таким образом, сейчас мы имеем двухзначную номинативную единицу – Карповна как прозвище вороны, а из первого значения, как уже было сказано выше, развивается значение Карповна – рассеянный, как ворона.

 

Мамай (1)

Мама*й воева*л. Обозначение крайнего и полного беспорядка, хаоса. У их в избе как Мама*й воевал: все раскидано, изломано и прибито.Повс.  [с. 216]

 

Это выражение  вполне логично и закономерно, если исходить из того, что «Фразеологизмы, содержащие имена собственные, специфичны для каждой национальности, так как они лучше всего отражают культуру и историю народа, включая настоящее и прошлое. Данный фразеологизм входит в группу тех фразеологизмов, которые описывают быт человека и отношение людей к окружающей их действительности. Такие фразеологизмы непременно несут в себе национально-культурный компонент, память народа. Фразеологизмов с антропонимом Мамай в русском языке насчитывается около четырех. Это свидетельствует о том, что события, связанные с данной исторической личностью, оставили существенный след в истории страны и сознании народа. В словаре Куликовского приводится фразеологизм без вводно-компаративного форманта «как»: Мамай воевал: У вас этта Мамай воевал (Пт.) у вас здесь беспорядок.

Также закономерно в этом выражении отмечается следующая семантика: «Действие, предшествующее данному (‘взять, схватить’), вербализовано в яросл. как Мамай побрал ‘о полном отсутствии чего-либо’[ЯОС К–Л, 10]»[Феоктистова, 2003, 59].

 

Никон (4)

Дони*коновська ве*ра. Старая вера, старообрядчество. Он принял дониконовську веру.Повс.  [с. 102]

Никониа*на. Бран. У старообрядцев прозвище православных.Повс.  [с. 252]

Никониа*нци То же, что Никониа*на.Сор., Сух., Шиз., Выг.[с. 252]

Ни*коновец 1. То же, что Никониа*на.Сум. [с. 252]

       Данное гнездо деонимов является общенародным и отмечается в Большом Академическом Словаре в лексемах ‘никониане’, ‘никонианец’, ‘никониана’, ‘никонианский’, ‘никонианство’, ‘никонов’. Присутствие же данной группы слов в нашем Словаре свидетельствует о том, что эта историческая личность оставила довольно глубокий след в культуре и, соответственно, в языке поморов. Она [личность] связана прежде всего с переломным моментом в истории религии – со сменой старой обрядовой веры на новую с началом главенства в институте русской православной церкви патриарха Никона. Отметим, что русское государство на тот момент было всецело обращено к православной христианской религии.  «С приходом Никона вводилась регулярная церковная проповедь, вносились изменения в обрядность: двоеперстие, было заменено троеперстием, символизирующим Троицу, двукратное пение «аллилуйя» сменилось троекратным; направление крестного хода вокруг церкви было установлено с запада на восток; служба литургии стала совершаться над пятью просфорами вместо семи; наряду с восьмиконечными и шестиконечными крестами стали использоваться четырехконечные; земные поклоны были заменены поясными, и число их сократилось и др.  
       Эти нововведения противоречили постановлениям Стоглавого собора1551 г. и вызвали к жизни движение за сохранение старых обрядов, которое привело к церковному расколу»[Справочник по религии]. А церковный раскол никак не мог не отразиться в сознании народа и языка, соответственно. Отсюда такое количество лексем, связанных с именем Никона.