Кадровая политика власти в СССР: 1939-1953 гг

на тему: «Кадровая политика власти в СССР: 1939-1953 гг.».

 
Содержание: 
1. Введение. Характер власти и ее партийно-государственный аппарат..............................3-6 
2. Феномен советской номенклатуры.....................................................................................7-11 
3. Нормативные основы кадровой политики.......................................................................12-19 
4. Организационные основы кадровой политики................................................................20-27 
5. Интерперсональная составляющая кадровой политики.................................................28-38 
6. Кадровый состав высших эшелонов власти и облик советского руководителя..........39-47 
7. Кадровый состав дипломатической службы...................................................................48-56 
8. Кадровая политика в вооруженных силах.......................................................................57-66 
9. Кадровая политика и государственный антисемитизм..................................................67-70 
10. Заключение.......................................................................................................................71-73 
Использованная литература.......................................................................................................74 
 
 

1. Введение. Характер власти  и ее партийно-государственный аппарат 

Очерк посвящен особенностям решения кадровых вопросов в руководящих партийных и государственных структурах СССР в заключительный период сталинской эпохи. В рассматриваемое время диктаторский режим достиг своего наивысшего могущества. Победа в борьбе с нацистской Германией, стоившая народу неисчислимых человеческих и материальных жертв, а также послевоенные успехи в деле восстановления и дальнейшего усиления хозяйственного и оборонного потенциала, ставшие возможными также за счет народного благосостояния, были использованы режимом в качестве решающего аргумента, доказывающего его эффективность и несокрушимую силу.

 
Не останавливаясь на нравственных и гуманистических аспектах такого государственно-политического устройства, когда малейшие отступления от указаний властей превращали человека в лагерную пыль, на глубине и степени всеобщей неустроенности и разорения народа, о благе которого лицемерно трубила официальная пропаганда, следует признать, что устройство это вполне отвечало решению внешне- и внутриполитических задач советского государства. При этом, один из ключевых вопросов функционирования режима, вопрос формирования руководящего корпуса, безусловно заслуживает особого внимания.  
 
Сравнительно недавно было признано, во всяком случае в рамках серьезного исторического рассмотрения, что один из определяющих элементов кадровой политики, феномен номенклатуры, не следует демонизировать и воспринимать в качестве негативного ярлыка. Сформировавшись в ходе острой политической борьбы, такой идеологизированный взгляд отнюдь не способствует лучшему пониманию недавнего прошлого. Представляется, что при анализе института номенклатуры, следует исходить из того непреложного факта, что в тогдашних условиях существования государства, при той политической системе, которая появилась на территории бывшей Российской империи, это был, пожалуй, единственно возможный инструмент для осуществления властных функций, то есть для организации аппарата конкретного, эффективного и рационального управления и поддержания общественной стабильности. Речь идет не о том, чтобы объявить номенклатурный принцип организации государственного аппарата рациональным и оптимальным как таковым, тем более, соответствующим ценностям свободного демократического общества. Но он оказался вписанным в конкретную политическую систему, унаследовавшую особенности и традиции всего предшествующего институционального развития российского общества и государства, и именно в этих рамках явился необходимым, а поэтому востребованным.

 
Вопрос о том, каковы были эти самые исторически предопределенные особенности и традиции российского государственного и общественного устройства, которые унаследовало новое государство, рожденное в результате революционного процесса, нуждается в подробном и серьезном анализе. Проблема эта обсуждается и осмысливается в контексте исторического развития страны и традиционно связывается в методологическом плане с различными теориями исторического развития, в частности, с цивилизационной парадигмой, а также в последнее время с парадигмой институционального развития, что выходит далеко за пределы тематики настоящего очерка.  
 
Не останавливаясь на результатах подобных исследований, можно утверждать, что укоренение тоталитарного диктаторского способа правления со всеми ему

опутствующими особенностями, исходившими из принципиальной нераздельности законодательной, исполнительной и судебной власти, при безусловном главенстве партии, возглавлявшейся единолично вождем либо «коллективным руководством» партийной верхушки, не является игрой случая либо результатом заговора неких темных сил. Как не являлась следствием неких трагически совпавших случайностей и сама русская революция. 
 
Еще в 1906 году, с тревогой отслеживая революционные события, Лев Толстой писал, что «из двух борющихся сторон побеждает всегда не та, которая изворотливее, хитрее или злее и жестче, а та, которая ближе к той цели, к которой движется человечество». Толстой предостерегал тогда правящие силы: «И поэтому вам не устоять против революции с вашим знаменем самодержавия, хотя бы и с конституционными поправками... Все это отжило и не может быть восстановлено». Не устояв и рухнув, самодержавная власть в конце концов сменилась диктатурой не потому, что последняя оказалась «изворотливее, хитрее или злее и жестче», а в связи с тем, что по-иному в исторически сложившихся российских реалиях управлять не только не научились, но научиться просто не могли.  
 
Российское цивилизационное пространство с его характером экономических, политических и общественных отношений, тип культуры, весь уклад и ход развития социальной жизни, то есть российская социально-политическая система, как и показали происшедшие события, предопределили тогда именно такой, а не иной характер государства и способ властвования. Характерными для общества было, в частности, традиционно и веками укреплявшееся сильное авторитарное государство, которое играло ведущую роль во всех областях и опиралось на централизованный бюрократический аппарат, и крайняя слабость саморазвивающихся общественных институтов Немалую роль сыграли соответствующие взгляды на власть большинства населения, стойко укоренившиеся во многих поколениях.

 
Дело в том, что резко измененный характер власти, вступающий в противоречие с перечисленными выше системными концептами и не подкрепленный глубокими, многофакторными и, главное, длительными эволюционными процессами, оказывается во многих случаях нежизнеспособным, что не может не вовлечь страну в острые кризисные состояния. Происходит возвращение к привычным формам и методам властвования, видоизмененным, конечно, соответственно сложившимся новым условиям. Можно как угодно относиться к советской власти, но отрицать ее глубокую связь со всем предшествующим историческим развитием страны и кивать на случайное стечение неблагоприятных обстоятельств, способствовавших ее водворению, представляется несерьезным. Многовековое отчуждение от власти большинства народа, отсутствие традиций демократизма и политической культуры основной части населения и, как следствие, существование сверхсильного, деспотичного государства оказались, таким образом, той институционной основой, которая и определила характер новой власти.  
 
Так называемая «деформация основ социализма», когда не были реализованы демократические принципы управления государством и восторжествовали диктаторские способы руководства, произошла после победы революции отнюдь не случайно. При этом власть, диктаторская и тоталитарная по существу, официально никогда таковой не признавалась, а провозглашенная диктатура пролетариата объявлялась формой демократии для большинства народа и диктатурой, направленной лишь против меньшинства, то есть свергнутых эксплуататоров. Вот почему исторические реалии той эпохи необходимо рассматривать без стремления выносить безапеляционные обвинительные вердикты социальным процессам нашего недавнего прошлого.  
 
Подлинное изучение сложного исторического пути, пройденного страной, только начинается и вести его следует с максимальной объективностью, свободной от идеологизированной зашоренности и политических требований момента. Исполнение тех или иных политических заказов и удовлетворение тем самым эмоций соответствующим образом настроенных людей не является задачей и предметом исторической науки, более того, неминуемо искажает истинную картину прошлого. Негативное отношение к политическому и общественному строю Советского Союза, характерное для большинства исследований постсоветской эпохи, будучи вполне объяснимым, как и ностальгия по порядкам и нравам советских времен, должны отступить на задний план и не мешать по возможности беспристрастному анализу нашего прошлого.

 
Не вызывает сомнений, что на облик партийно-государственной власти в СССР в течение длительного периода большое влияние оказали особенности личности и вытекающие отсюда методы практической деятельности Сталина. При менее решительном и прагматичном диктаторе, не отбросившем во имя достижения поставленных целей всех возможных нравственных ограничений, диктаторе, настроенном не столь экстремистски, жизнь общества пошла бы по менее драматичному сценарию. Однако, необходимость форсированной и многосторонней модернизации «догоняющего» типа с опорой на собственные силы и внутренние ресурсы предопределили систему и направление действия власти в экстремальной обстановке перманентной гражданской войны и внешнего давления. При этом весь ход и характер предшествующих социальных процессов в стране, традиционный авторитаризм российской власти и ее универсальный мобилизационный характер, будучи исторически привычными и неизменно проявляясь во всех областях деятельности, практически безальтернативно сформировали диктаторский строй во главе с подобным решительно-безжалостным правителем.  
 
Советская действительность всегда оставалась жесткой, не принимавшей в расчет интересов отдельной личности, безжалостно распоряжавшейся судьбами и в определенные периоды даже жизнью людей. Представляется, однако, что каждый раз всему этому находятся те или иные рациональные исторические основания, без учета которых наше прошлое не может быть до конца понято. Во всяком случае, поиск причин и ответов в параноидальных отклонениях в психике вождя или в патологических наклонностях его соратников не может быть плодотворен. Добавим также, что благодаря чрезвычайным политическим и пропагандистским усилиям, приоритетному положению, занимаемому партийной идеологией, возможности тоталитарной власти позволяли периодами добиваться высокого уровня подлинного мобилизационного энтузиазма и поддержки со стороны значительной части населения страны. 
 
Представляется, что любой руководитель, оказавшись на месте Сталина и способный удержаться во власти, рано или поздно при заданных условиях пришел бы к методам правления, во многом аналогичным. Поэтому и система рекрутирования и воспитания кадров, тесно связанная с особенностями социальной базы, кадров, готовых воспринять и приспособиться к требованиям власти, действуя жесткими методами в соответствие с выбранным бескомпромиссным курсом, вряд ли могла столь уж сильно отличаться от сталинской.  

Методы руководства на всех уровнях при постоянной угрозе наказаний и репрессий без оглядки на должности и прошлые заслуги, безапеляционные оценки подчиненных со стороны руководства, влияющие на дальнейшую деятельность и перспективы выдвижения, как и сами критерии этих оценок, однозначно определялись мобилизационным строем тоталитарного правления. Номенклатурный принцип работы с кадрами позволял создать и совершенствовать партийно-государственный аппарат, максимально приспособленный для работы в этих условиях. Атмосфера недоверия и страха, являвшаяся непременным спутником системы власти, накладывала свои особенности и на характер аппарата, и на облик советского руководителя.

 
Суждение о реальных возможностях поставить дело по-другому, причем не только в части кадровой политики, неизбежно затрагивает упомянутые выше фундаментальные проблемы советской истории. При этом вопрос, еще раз вернемся к этой проблеме, обращаемый нами в прошлое, а историческое исследование базируется на вопросах, обращенных в прошлое, не должен звучать в форме «кто виноват?», но только «как и почему это произошло?». Ибо лишь в последнем случае мы сможем объективно, без вынесений политизированных обвинительных вердиктов судить о происходившем. Мы сможем, в частности, понять можно ли было, и если возможно, то как реально, в стране, которая жила с укоренившимся сознанием «осажденной крепости», создать более эффективную систему управления. И на самом ли деле был исторически оправдан в тех условиях и обстоятельствах, а не являлся грубой политической ошибкой усиленно внедряемый идеологический концепт «осажденной крепости» как таковой. Реально ли было полагаться тогда на стабильное существование страны при проведении иной, более открытой внешней и внутренней политики. К сожалению, на все эти вопросы историческая наука ясного ответа до сих пор не сформулировала.

 
Высказанные здесь суждения о характере власти, рожденной революцией и претерпевшей в дальнейшем целый ряд трансформаций, изложены предположительно и предельно кратко. Не являясь непосредственной темой данного очерка, положения эти не могли быть, однако, не приведены, ибо трудно отрицать их непосредственное влияние на принципы, положенные в основу построения властного аппарата и особенностей проводимой кадровой политики. Автор придерживается мнения, что при неизбежном несовпадении во взглядах полемика вокруг подобных фундаментальных вопросов, принимая во внимание сегодняшнее состояние отечественной исторической науки, не может быть плодотворной. Более того, подмена исторического знания политизированными представлениями, основанными на собственном опыте и на так называемом здравом смысле, знаниями, базирующимися на селективном отборе событий и фактов, не позволяет надеяться быть услышанным. К сожалению, даже подробные многостраничные рассуждения и обоснования, призванные подкрепить спорные суждения, не приводят в данном случае к нужному результату. Поэтому, рассчитывая на понимание со стороны единомышленников, которые самостоятельно пришли к подобным либо близким заключениям, сосредоточимся на непосредственных проблемах кадровой политики власти.

2. Феномен советской  номенклатуры 

Перечень должностей, которые замещались решением или по согласованию с партийными органами, получил, как известно, название «номенклатура», а лица, назначаемые на эти должности, становились «номенклатурными работниками». Представления номенклатуры в виде господствующего класса содержались в книге М.Восленского «Номенклатура», которая впервые вышла в 1980 году в Германии, и сделались общепринятыми в научных исследованиях и публицистике последующих лет. При этом общеизвестный факт, что бюрократия вообще и административная элита в частности являются необходимыми элементами любой политической системы, оставался в тени и стал оцениваться применительно к советской номенклатуре только в последнее время.

 
Принятие решений в ходе расстановки кадров, особенно в высших эшелонах власти, включение того или иного деятеля в состав номенклатуры, особенно в высшие ее эшелоны, а также дальнейшее продвижение во власти представляется одной из трудно исследуемых областей политической истории. Абсолютная закрытость механизмов власти, характерная для партийных и государственных институтов Советского Союза, секретность документов, касающихся, в частности, решения кадровых вопросов и функционирования номенклатурной системы, делали совершенно недоступными правильное понимание основ и практики кадровой политики. Положение изменилось за последние годы, когда стали доступны многочисленные и разнообразные источники, в том числе архивные. При этом чисто описательный и эмоционально окрашенный подход, присущий книге Восленского, начал преодолеваться, уступая место анализу исторических материалов. 
 
Изучая особенности советской номенклатуры, следует обратить особое внимание на то, как формировалась советская бюрократия, на каких основах происходил процесс ее воспроизводства и функционирования. Благодаря партийно-государственному монополизму, характерному для идеологической, политической и экономической жизни Советского Союза, безусловному подчинению всех властных структур высшим инстанциям и неподконтрольности власти со стороны населения, процессы эти привели к образованию особой социально-профессиональной группы, возможной только в рамках тоталитарных либо авторитарных режимов, когда создаются единые организации для осуществления прямого директивного управления. Только при наличии политической и социальной силы, поставившей себя на самом верху общественной иерархии, стало возможно за счет специальной процедуры отбора создание подобного института, взявшего под свой полный контроль аппарат управления страной.

 
Механизм номенклатуры отвечал политическим задачам правящей верхушки по созданию определенных упорядоченных условий для функционирования власти. Руководители различных рангов, входившие в номенклатуру, ставились в положение, заставлявшие их действовать с полной отдачей сил под угрозой понижения либо полной утраты своего статуса, а следовательно, утраты материльных благ и привилегий с реальной перспективой быть подвергнутыми гонениям и репрессиям. В совокупности с такой формой мотивации как перспектива служебного роста и политическими факторами, связанными с официальными идеями служения «великим целям», все это становилось работающими стимулами, имевшими системный характер. Таким образом была создана своеобразная система социальной сертификации, заменившая традиционную, сметенную революционным процессом. Институт номенклатуры стал необходимой и важнейшей организующей структурой социального порядка в стране.