Роль тотемных животных в жизни малых народов Севера

  Сюдбя может не затаскивать в свою берлогу-пещеру пойманных людей, а съедать их незамедлительно. Его утроба является такой же темницей, как и его дом, а его рот — дырой в эту утробу. Сходство образов отверстий дома и чрева выражено в одной из ненецких загадок (хобсоку): «У Сюдбя Вэсако искры изо рта сыплются». Отгадка: «Чум»

Есть еще одна дыра, принадлежащая Сюдбя. Это просека в густой чаще, называемая Сюдбя под (о значении no-под как двери-промежутка шла речь выше). В хынаби, «Няхар-ю Выли», Гыдан, от каждого проезжающего сквозь под. Герой отказывается выполнить обряд, и от мести Сюдбя его спасает только  вмешательство старшего брата — Нума.

Тот же герой, Младший Выли, не приносит жертву и трем-по-семь сядаям, стоящим на священному мысу. В этом случае мстителем (правда, столь же неудавшимся) выступает Нгаятар Вэсако. Он в паре с Сюдбя призван карать за непочтительное отношение к темным святыням леса. Его имя Нгаятар означает Мохнатый или Шерстокожий. Это его живущих в чугунных чумах мать (Нгаятар Небя) и отца (Нгаятар Нися) убивает Нум в образе Вадеси Салоку. Это его призывает шаман в самбдабц под именем Нгэва Тарка Нгаятар (Головы Двурогой Мохнатый Дух).

 Его разноликие, но неизменно  «мохнатые» образы видятся в чертах лесных чудищ — ездящих на упряжках волков или росомах Пэдара нгьыека (Лешего), или Пэдара Ере (Лесного Хозяина). В записанном Т. Лехтисало предании, на его «дух» лает собака, будто учуяв медведя, а охотники (лесной ненец и остяк) видят в чаще человекоподобное существо, у которого вместо одежды — шкуры соболя, а ногти — как клюв орла.

Лесной нгьыека наделен не менее вместительным, чем Сюдбя, брюхом-темницей. С героями лахнако «Няхар-ю Хаби» тридцатью Хаби (опять-таки хантами) — приключилась такая история.

Решили они отвезти пушнину в город. Идут, тянут за собой ручные нарточки (сюнка). Спешат пройти через лес, но уже вечереет, и они не успевают найти просеку. Ночуют, разводят костер. Со стороны леса ползет нгылека хэтакода (вторящий), что скажет младший брат, то он, будто эхо, повторяет. Когда остается пять шагов до сидящих вокруг костра людей, он делает вдох и всасывает всех тридцать Хаби вместе с их сюнка. Лишь Младший успевает заскочить на одну из трех стоящих поблизости лиственниц. Нгылека принимается грызть дерево зубами и точить ствол когтями. Как только дерево начинает падать, Младший Хаби перепрыгивает на соседнее. В полночь (пи ерь), нгылека валит и второе дерево. Грызет и точит нгылека третью лиственницу, а сидящий на нем Младший Хаби наблюдает за ялымтата нумгы (Венерой) и определяет, что скоро харад хоркы (городские куропатки — петухи) в городе закричат. Тут звонят колокола, и нгылека спешно уходит. Герой идет по его следу, который приводит в город, а затем в подвал (яму дома). Младший Хаби отправляется к царю, рассказывает о случившемся и призывает проверить яму. В ней оказывается давно умерший и почему-то незахороненный русский лекарь. Он-то и превращается по ночам в нгылека. Разрезав брюхо лекаря, герой извлекает оттуда всех Хаби, ручные нарточки сюнка и пушнину.

В этом рассказе слышится русский мотив упырей. В то же время в нем запечатлено именно ненецкое отношение к русскому вампиру-лекарю. «Русская» тема вообще довольно часто развивается в сюжетах о нга-нгылека. И русский город с его ямами-подвалами без труда вписывается в «темно-лесной» ландшафт. Правда, русский лекарь все же уступает по силе хантыйскому шаману. В лахнако «Хаби Вэсако»  он способен обернуться лишь росомахой, тогда как шаман Хаби — медведем, и в конце повествования он становится лишь «Иисусом Христом», тогда как Старик Хаби — самим Немалом.

      Если след бурого  медведя ведет в дремучий лес, то белого — в морскую пучину. Холодное море и его дети — озера и реки, образуют особый мир, не столько враждебный человеку, сколько чуждый ему. Даже страшный лес не может сравниться по своей непредсказуемости и могуществу с водной стихией. В лесу все-таки есть дырки, через которые, как ни трудно, но можно отыскать и вход и выход. В море дырок  нет, или, наоборот, все море есть огромная утроба, причем не горячая (как брюхо или нора  Сюдбя), а холодно-ледяная.

       Даже Нум никогда  не навещает и не громит  водное царство. Чтобы достать со дна океана крупицу земли, он прибегает к посредничеству нижних духов. Герой сказания «Тэтта-ко Вылка» оказался в море с белым оленем Немала, но и тот в бессилии уплывает прочь, оглядываясь на оставшегося на льдине человека глазами, из которых катятся слезы. Шаман Тадибе-хасава из одноименной легенды убивает бурых медведей, но теряет силу в море (кстати, примечательно, что море способно мстить за непочтение к лесу).

         Шаман обращается  к Воде непременно через посредство  Я в мала, Яптик-хэсе или Илибембэртя. Пучину представляет длинный ряд духов, возглавляемых Ид Ере (Владыкой Вод). По данным Л. В. Хомич, за ним следуют: Ид ере не (хозяйка воды), Ид ере ню (сын хозяина воды), Ид ере не ню (дочь хозяина воды), Яв ере (хозяин моря), Яв ере не (хозяйка моря), То ере (хозяин озера), Яха ере (хозяин рек). Вполне возможно, что среди этого семейства под именем Яв ере (хозяин моря) скрывается Гололобый Медведь Тай-Нялюй Варк, а под одним из озерно-речных духов — крутящаяся в водовороте Щука Пыри, в которую превращается Черненькйи Тунго.

Хозяина Вод Ид Ере связывает с людьми не взаимная симпатия, а почтительное признание обоюдной значимости, сдабриваемое чередой дарений-отдариваний: человек приносит жертву — Владыка Вод дарует благополучную переправу; море дает обильную добычу — охотник отвечает встречным ритуалом благодарения. В каком бы обличье не представлялся Ид Ере: рогатой щукой (Пыръя —Щучище, живущая в Пырь яхе), мамонтом или гололобым белым медведем, он олицетворяет чуждую, но не всегда враждебную человеку стихию.

На путях ежегодных переправ ямальских оленеводов через Обскую губу создан целый ряд жертвенников как с южной (Хэнской), так и северной (Ямальской) сторон. Они расположены у растущих вблизи береговой кромки высоких или одиночных лиственниц, служащих и путеводными знаками, и местами приношений. К примеру, на южной окраине Ямала, в окрестностях Сюнай-Сале находятся святилища Хареэн (Огромная лиственница) и Хареенко (Маленькая лиственница), у которых приносятся жертвы Ид Ере (по преданиям, в прежние времена подобные лиственницы-капища отстояли друг от друга так, что зоркий человек мог от одной увидеть следующую). На Хэнской стороне Хозяин Вод представляется огромной щукой, живущей в водовороте (хэ). У лесных ненцев ему соответствует образ Пыт ля кэхэ — Щуки-бога. Ямальские и гыданские ненцы называют его иногда Пыри-хабт Хабтота (Щуко-быков Имеющий) — вокруг стойбища Ид Ере, состоящего из семи подводных чумов, бродят, подобно оленям, морские звери и рыбы. В свои нарты Ид Ере запрягает белых медведей.

На побережье Байдарацкой губы со стороны Полярного Урала, в устье реки Тамбута-яха, находится святилище Тие-тпей. нгэва — Моржовая голова. На западном (Карском) и северном берегах Ямала расположено несколько капищ морских зверей, в том числе святилище белухи в Юрибейском заливе, нерпичьи жертвенники на о-ве Литке и у Нгарка-то-яхи, мыс Моржа в устье Тивтей-яхи, медвежье святилище на мысе Поёлава. Б. М. Житков упоминает также 'Тюленьей головы дух на реке Пясидай.

Морские звери пользуются у ненцев особым почитанием. В. Н. Чернецов слышал от зверобоев, что головы убитых нерп и морских зайцев (лахтаков) надлежит не оставлять на льду, а бросать в воду — иначе «их увидит Нум». Нерпа и лахтак считаются священными потому, что служат пищей (хэ-бидя нгавар) белому медведю. Мне неоднократно доводилось видеть на приморских святилищах Ямала (например, о-ве Литке, Юрибейском заливе, устье Юрибея) свежие черепа нерпы и лахтака, водруженные на деревянные шесты. Старожилы северного Гыдана (Евай-сале) утверждают, что некогда главные жертвенники состояли их трех гор черепов: оленьих, медвежьих и человечьих. На Ямале упоминают о семи подобных кучах священных черепов: белого медведя, моржа, лахтака, нерпы, дикого оленя, домашнего оленя и человека.

По наблюдениям В. П. Евладова, выход на морскую охоту предваряется жертвоприношением. У святилища, расположенного обычно на мысе при устье впадающей в море реки, происходит заклание оленя. Пригоршня крови жертвы выливается в море; ею же мажут личины идолов, нос и руль лодки. Если же кому-либо случится быть унесенным штормовым ветром в открытое море (как это произошло с пятью ямальскими зверобоями), тот и всех шайтанов поминает, и отдает морю самое ценное (ружье), и, при счастливом исходе, спешит принести в жертву оленя .

Спасение или гибель в морских водах воспринимаются в  равной мере и как случайность, и как обыденность. Если на земле, даже в страшный буран или мороз, человек в силах сам предрешить свою судьбу или в крайнем случае надеяться на чью-либо помощь, то в море он всецело находится во власти стихии. Поэтому в рассказах об исчезновении людей в море обычны мотивы предопределения и воздаяния за грехи. Поэтому живучи представления о бессмысленности борьбы с Владыкой Вод, в том числе и за свое собственное спасение. Поэтому не кажутся кровожадными старые традиции человеческих жертвоприношений Ид Ере Северогыданские ненцы вспоминают некогда бытовавшее поверье: «Не будет удачи, если не принести в жертву человека». В сюдбаби, «Сала Ян Тэтто» (Глупый Хозяин Земли) героиня переезжает на богатырской нарте через море, жертвуя ему трех поверженных врагов:

По дороге я спустилась к морю на поросшую мхом отмель. Еду прямо по воде. Под копытами двух леерах (вывалившихся упряжных оленей) вода замерзает. Выезжаю на большую льдину, кладу трех убитых на нарту, еду дальше. Гам волны высоки, как стоящие люди. Но под копытами двух леерах замерзает вода. Я бросаю трех убитых в море и говорю:

Игарка Ид Ере (Большой Воды, Хозяин), прими жертву. Если я поеду назад с невестой из земли Си ив Хинг лава (Семи Смертоносных), пусть на поверхности моря будет спокойно.

По данным Л. В. Хомич, если в ходе лова рыбы в воду падает человек, его не спасают, полагая, что это принесение жертвы хозяину озера. В одном из обращений к духу озера в начале рыбопромысла звучат слова:

Хозяин этого озера, где ты?

 Ты  нужен людям.

Ты очень нужен людям.

По  словам шаманов и  ясновидящих,

Ты —  как человек,

Только спина — как у щуки.

Что мы будем обещать

За хороший улов рыбы?

 Ясновидящие,  шаманы  сказали:

«Пусть будет человек».

 Ид Ере сам выбирает себе  жертву. Иногда человеку достаточно прикоснуться к его озеру, чтобы быть затянутым пучиной. Например, Ид Ере топит всякого, кто войдет в воду одного из незамерзающих озер на Полярном Урале (близ святилища рода Вылка неподалеку от Воркуты). То же может случиться, если человек (чаще всего ребенок) бросит камень или песок в воду — Нгылека ид сэв сарадангун (проткнет глаз Водяному).

  На берегу Игарка Пыръ-то (Большого Щучьего озера) нельзя играть камнями и бросать их в воду. Озеро называется Щучьим не потому, что в нем водятся щуки. Рассказывают, что когда-то на берегу стоял чум. В нем жили муж с женой и их трехлетний сын. Мальчик любил играть на чистом песке у берега. Он собирал камни и бросал их в воду. Однажды он исчез. Отец с матерью искали его, звали. Наконец, на берегу у воды они заметили след, будто какое-то огромное существо проползло по песку на брюхе. Дождавшись сумерек, отец достал вторую малицу своего сына и устроил ее на берегу так, будто мальчик в этой одежде снова собирает камни у воды. В полночь (пиы-сец — сердце ночи) из воды показалась огромная щука и, разинув пасть, поползла к малице. Отец натянул свой лук и пустил стрелу с наконечником из мамонтовой кости в пасть чудовища. Щука дрогнула, попятилась к воде, но отец настиг ее, распорол ножом брюхо и достал оттуда своего, еще живого, сына.

     Существуют легенды  о самопожертвованиях Владыке  Вод. По преданию, когда-то на святилище Хынгарча у мыса Трехбу-горного (западный Гыдан) жила слепая шаманка. Однажды она сказала: «Мне пора замуж, Ид Ере меня зовет». Расставила она десять своих нарт вокруг сопки, а сама с четырьмя белыми упряжными оленями исчезла. Следов не осталось, кроме одного — от концов шестов, лежавших на последней нарте. След этот ведет в сопку. Говорят, она действительно ушла к Ид Ере. Его логово находится неподалеку от мыса Трехбу-горного. Там на лодках проходить нельзя. Там даже корабли тонут.

        Как и в  других случаях брака людей  с иными мирами (Нга, Хэ, Ибо), вход в нечеловеческое (небытийное) царство Ид Ере беспрепятственно открыт только для женщины. Ей доступен язык общения с темным пространством, и сама она является таким «языком». Может быть, поэтому во время камлания шаман сэвндана (видящий) надевает женскую ягушку.

      Связь полов(ин) обнаруживается  и в союзе двух заэем-ных  миров:  Воды в мужском образе (Ид Ере,  Тай-Нялюй Варк) и Леса в женском {Варк Сомтавы, Си'ив-Нютя Варк). Белый  медведь  оказывается  Отцом-вождем  всех медведей, черная семидетная Медведица — их Матерью-создательницей, В соотношении белого и черного, как и во взаимодополнении северного и южного, морского и лесного, угадывается целостность того круга, который замыкает собой Землю. Этот круг, символически очерченный следами белого и бурого медведей  (через  которые нельзя  переходить людям),  отделяет людское живое время от безвременья.  Поэтому он иной по  отношению к Земле совсем не так, как Небо или Преисподняя. Он существует сам по себе, не претендуя на обладание Землей (в отличие от Нума и Нга), но и не допуская встречных притязаний землян.

      Существуют, однако, духи, пересекающие (или населяющие) границу живого времени и безвременья. Эти духи выступают для людей в роли вестников лесной чащи и водной пучины.   Они причудливо  сплетают в себе  черты человека, мохнатого леса и темной воды. При всем своем бытии-наоборот они обладают положительным свойством — принадлежностью к женскому полу и посредническим призванием.

Глава II. Из истории знакомств с народностью Западной Сибири

2.1. Ханты

Югры, остяки, ханты – три названия одного и того же народа. Самым точным является последнее, в котором заложено древнее самоназвание кантах, хантэ, что означает «народ» и «человек». В советское время оно стало официальным названием этноса, но в зарубежной научной литературе по сей день употребляется прежнее – остяки. Происхождение последнего слова имеет разные объяснения, и одно их них возводит термин к самоназванию ас-ях «обские люди». Югра – это коми-зырянское и русское название предков хантов и близкородственным им манси, которых прежде называли вогулами. Оно известно по письменным источникам с XI в., но к XVII в. исчезает из них, чтобы через два столетия возродится в научной литературе. В XIX в. было установлено что, ближайшие родственники хантов и манси по языку – венгры и возникло понятие «угорские языки и народы». Хантов и манси в отличие от венгров стали называть «обские угры». Их языки относятся к более широкой лингвистической общности – финно-угорской группе уральской языковой семьи. Термин «Югра» обладает какой-то притягательной силой для современной хантыйской и мансийской интеллигенции, он становится символом собственного языка и культуры. В 1989 г. в Ханты- Мансийском округе родилось народное движение «Спасение Югры».