Роль тотемных животных в жизни малых народов Севера

   Зооморфные онгоны (употребляя  терминологию Д. К. Зеленина) действительно имеются у ненцев. В частности, Зеленин указывает на два из них. Это деревянная фигурка волка, привязанная цепью к антропоморфному онгону-сядэю, которая выставляется на ночь к стаду для его охраны (здесь Д. К. Зеленин видит отражение подражанию людей тотему) и фигуры летящих птиц, которые можно встретить надетыми на шест почти у каждого ненецкого чума. Это последний факт Д. К. Зеленин объясняет следующим образом: «Здесь можно видеть представления о зооморфных посредниках между высшими демонами и людьми. Якуты в виде таких же точно посредников представляют себе своих бывших тотемов».

      Кроме этого, Д. К. Зеленин приводит сообщения Мордвинова и Кострова о существовании у ненцев зооморфных онгонов (« одни из болванчиков представляют оленей, другие лисиц, третьи белок и других зверей») вообще у ненцев преобладают антропоморфные онгоны, которые, согласно концепции Д. К. Зеленин, развились из зооморфных.

   Можно было бы привести  еще примеры существования у  ненцев священных изображении  зооморфного характера (А. Шренк: фигура птицы на шесте перед чумом. Объяснение хозяина:  покойный хозяин чума был шаман; он вырезал эту птицу, так как, по его словам, тадебце нередко являлись ему в виде птиц. «птицы, по объяснению бывших  с нами самоедов, изображают крылатых духов и посвящены свету (дню))».

  Имеют место также особые  жертвенные места, где находят  в большом количестве черепа медведей. Такое место описывает Б. Житков. Что касается отношения к медведю, то мы имеем интересное сообщение Кострова: «У юраков Тазовской орды хотя и можно найти между другими изображения подобия медведя, но они охотно промышляют этого зверя и мясо его считают самым лакомым; напротив того, юраки  Береговой Орды, придавая медведю божественные свойства, совсем не едят его мяса». Следуют отметить, однако, что Тазовскую «орду» (так же и Береговую) никак нельзя считать одним родом. Это  введенное русскими название включает в себя, как упоминалось, несколько родов.

   Языковой материал также  дает некоторые сведения, касающиеся особого отношения к некоторым видам животных, сюда можно отнести  табу на названия этих животных (что имеет место и у других народов). В основе этого явления лежит, очевидно представление о том, что животное может понимать человеческую речь и соответствующим образом  реагировать на слова людей  (в   настоящее время это явление в большинстве случаев пережитков). Животное называют не его настоящим названием, а каким-то другим термином, чаще всего описательного характера. У ненцев, как и у многих народов, наибольшее количество условных прозвищ имеют медведь и волк. Так, медведь по-ненецки варк. Однако, это название почти никогда не употреблялось. Вместо него для бурого медведя использовали слова: париденя (черный), пэдарэй (лесной), вангутахана мэна (в берлоге находящийся), ирий (дедушка). В этом последнем случае мы как будто имеем какой-то отголосок представлений о происхождении от медведя, но так называют медведя не представителя какого-либо определенного рода, а все ненцы.

          Белого  медведя ненцы обычно называют: сэр (белый), Явы (морской)  и т.д. Волк (его настоящее имя – сармик) называется пихий (уличный), тэва ямб (длиннохвостый). Описательный момент встречается и в названиях  других животных: заяц – нява, и тэваси, что буквально значит безхвостый ; щука – пыряя и сяторэй (кусачая) ; белуха – вэбарка (листопадобная) и т.д.

           Все  это, однако, никак нельзя категорически отнести к пережиткам тотемизма.

          Название  родов у ненцев также поддаются  переводу. Приведем несколько примеров названий ямальских родов:

    Нэвасяда – безголовый,

     Вануйта –  корневой, имеющий крепкие корни,

     Вэнгк а  – собачье ухо,

     Ненянг –  комар,

     Нохо –  песец,

     Нямдаси –  безрогий,

     Няруй –  поперечный,

    Лаптандер –  житель равнины и т. д.

 

В работе Г. Д. Вербова «Пережитки родового строя у ненцев» приводятся три предания о происхождении отдельных родов. Два из них никакого отношения к тотемизму не имеют. Третье повествует о старике, у которого было семь сыновей, среди них – волк, лесной медведь, белый медведь и росомаха. Однако здесь мы опять-таки имеем дело скорее с объяснением непонятных названий, чем с отражением каких-то представлений о происхождении животного, тем  более, что в настоящее время, нет родов, которые бы носили название  Волк, Собака, Олень, Росомаха или Медведь.

 Вопрос о тотемизме у ненцев  касается в своей статье «Боговы  олени в религиозных верованиях хасово» Л. В. Костико. Он считает, что посвящение различных оленей духам (в частности Нуму, о чем упоминалось раннее) основано на тотемизме. Приводя  пять пунктов, характеризующих тотемизм по Н. Харузину, Костиков утверждает, что все эти пункты находят подтверждение на ненецком мате-риале. Это положение Л.В. Костикова в свое время критиковал в своей заметке о статье Г.Ф. Прокофьев, и действительно, доказательства Костикова совершенно неубедительны (в частности, ношение одежды из шкуры посвященного оленя он считает уподоблением  тотему, а неуподобление посвященного оленя в упряжку – кормление тотема).

        Таким образом, на основании всего вышеизложенного, приходится сделать вывод, что следов тотемизма в том понимании , какое в него вкладывали Фрезер и другие, у ненцев обнаружить пока не удается. Вероятно, многие из описанных явлений можно отнести к представлениям дорелигиозного порядка.

 

 

 

1.1. Олень – в жизни  ненцев

1.1.1. Священный олень

         О посвящении  живых оленей у ненцев других сообщений у авторов 18-19 вв. не имеется. В более близкое к нам время имеется специальное исследование на эту тему – статья Л. В. Костикова

«Боговы олени в религиозных верованиях хасово». Статья не лишена недостатков, особенно много неточностей в терминологии. «Каждому из божеств,- пишет Костиков, имеющему в жизни хасово. то или иное значение, посвящается олень определенной масти. Посвящению этому  предшествует жертвоприношение, во время которого оленевод теплой печенью жертвенного животного ставит на левом боку посвященного оленя соответствующую богову  Тамгу». И далее: Посвящаемые богам олени выбирались из тех, которые не были обучаемы езде в упряжке и не только своему цвету и окраске, но по форме рогов и вообще внешнему виду отличались от других. После посвящения они начинали занимать особое положение. Их нельзя было загонять  в загон и ловить арканом, случайное нарушение этого обычая сразу же старались исправить. К ним вообще старались не прикасаться не только женщины, но и мужчины. Они были неприкосновенны, их назначение служить украшением стада, быть носителями благополучия. Они не работали и умирали, не узнав, что такое «ярмо».

          Клеймо  ставилось на боку оленя, посвященного  Нуму. (Нум – дух неба).     

 

1.1.2. Диалог человека  и оленя

 

         Наблюдая отношение хозяев к оленям, Б. М. Житков отметил, что «самоеды усматривают в них большую душевную глубину и относятся к ним любовно, уважая их, если можно так выразиться, гораздо больше, чем собак». Оленя жалеют, если он «пристал» (лег от измождения после пробега в упряжке); тому, который уже не способен подняться, надрезают хвост и выпускают кровь, если и это не «облегчает» оленя, его везут на нарте, а затем долгое время дают свободно пастись. Диалог оленя проходит через все тундровые путешествия.

Если  в начале промыслового рейда вожак упряжки чихнет, лучше сразу вернуться; если он чихнет при погоне за медведем, значит медведь впереди, молчит – медведь сзади; тот же знак при переправе через реку заставляет оленевода вернуться и попытаться проехать в другом месте; если это произойдет перед поездкой на святилище, случится несчастье, и ритуал следует отложить. Передовой в легендах думает за человека, фырканьем предупреждает хозяина об опасности, спасает его или умирает (а затем   оживает) вместе с ним (вожаком не может стать любой олень, у избранника обнаруживаются на лбу бугры).

 Диалог этот принимает взаимоуподобления  человека и оленя. Первым  внеутробным ощущением родившегося младенца оказы-вается прикосновение к оленьей шкуре, в которую его заворачивает повитуха Сю-небя (пупа мать). Последним  одеянием умершего также является оленья шкура; по данным Н.А. Кострова, Енисейские ненцы укладывали покойного на целую шкуру с головой и, рогами и копытами, что, вероятно, означало посмертное единение человека и оленя. Сопричастность оленя к мучениям людей выражена в обряде его жесткого заклания на могиле хозяина, когда Оленя убивают, «вонзая ему в задний проход деревянный шест».

           И  между этим первым и последним  причащениями человек живет с  оленем, благодаря оленю, подобно оленю. Ни одно его спасение (от тяжелой болезни, опасности) не обходится без искупительной (вместо человека) жертвы оленя. Большинство договоров между людьми (о браке, помощи, мире)  скрепляются передачей (дарением – одариванием) оленей.

         Однако, каким  бы вседостаточным не выглядел  союз человека и оленя, он по-своему не прочен, он может быть разрушен из-за грехов  человека, будь –то женский «домашний» хэйвы или не почтительное отношение мужчины к «внеземным» силам хэхэ.

Эпидемия, бескормица от гололеда, волчья потрава  стада, как и прочие несчастья, относятся к проступка самих людей. А в роли мстителей выступают природные стихии или дикие звери.

     

   

1.1.3. Волки – пастухи стойбищ оленей

 

Главным миссионером природы в тундре является волк-сармик (зверь). Себя люди считают пастухами оленей, а волков – пастухами стойбищ. Оленеводы с пониманием относятся к нуждам хищников и считают, что волки должны также регулярно поедать домашних оленей, как это делают сами люди. В сказании «Няр Ябтонге» герой велит сема волкам в течение недели гнать стадо оленей вслед за уходящим аргишем (выступать в роли пастухов), за что им разрешается задрать поздно родившихся телят, а затем уйти восвояси.

В сказании лесных ненцев «Маринта Касава» герой, охотник на диких оленей, однажды заблудился и заночевал у костра. У него было всего девять оленей, один из которых белый. Ночью его окружили волки, и Маринта Касава принялся прыгать через костер, чтобы спастись от волков. «Прыгал, прыгал, устал и лег спать». Проснувшись утром, увидел, что все его олени, кроме белого, задраны волками. Запряг Маринта Касава единственного оленя и поехал. «Так ехал он, ехал и увидел волка. Догнал его хореем убил (на обратном конце хорея крапится железное копье наре. Поехал дальше, догнал еще одного волка и убил его. Так он убил шесть волков. Когда догнал седьмого, убивать не стал». Увидел Маринта Касава на своем пути чум и подъехал к нему. В том чуме жили люди – собаки, из которых главным был Парсодай Варту. Хозяева забили для гостя оленя, уложили Маринта Касава  спать. Наутро, отправляя его в путь, одарили его женщиной, дочерью Парсовой Варту. Маринта в дороге не смотрел на свою  новую жену, размышляя о том, как же он будет жить с собакой. Когда стемнело, поставили они чум, улеглись спать. С рассветом Маринта Касава проснулся, почувствовал, что его кто – то обнимает. Глянул, в чуме все сверкает, а рядом с ним лежит красавица-женщина. Вышел на улицу, а там полным-полно оленей пасется. По следам видно, что они пришли  с той стороны, где стоял чум Парсовай Варту. Оказалось, что  старик Парсовай Варту – бог даривший оленей, а волки-собаки этого старика (сказитель Н. Пяк, Нумто).

 В Приведенном (сокращенно) сказании  Хозяин волков выступает в  роли едва не самого  Илибембертя – Дарителя оленей, покровителя и учителя пастухов.

 По приведенному В.Иславиным  толкованию ненцев, волк никогда  не притрагивается к тем предмета, которых коснулся человек. Если он видит, что «к норе его приближается стадо, то он тотчас прячется в нору, как лисица и писец, но обходит ее, чтобы тем не показать где находится  нора и отвлечь от нее людей;  раз стадо стоит при норе, то он из него не тронет ни одного оленя, а пойдет промышлять  далее ко второму или третьему стаду для того, чтобы не открыли и не разрушили норы оге»

  По наблюдениям В. П. Евладов, «обычно за стадом кочует стая  волков, беря регулярно каждую ночь дань. Но с ними не борются. Волк у ненцев священен.            

  Считается, что волк не только  способен знать все, что совершается на земле вокруг него, но даже знает мысли людей, кто готовится убить его, знает места поставленных капканов. Он делает опустошение в стадах своих врагов — людей, готовящих ему смерть. Поэтому оленеводы часто говорят: «... пусть ест наших оленей, ведь ему тоже надо чего-нибудь есть. Пусть только не режет по десяткам в одну ночь. А один-два мне не жалко». Если люди все же собираются убить волка, то они не беспокоят его, пока он ест, а ждут насыщения».

   В противоположность оленю, олицетворяющему дом, волк иносказательно именуется пинянгы (пихий) — «уличный» (ночной). С понятиями пи (пространство вне чума) и пий (ночь) связано состояние пинва — «страх». Именно ночью и с улицы (если не через подочажную «дыру») приходят к людям (и оленям) враги, болезни и сами волки. Ночью, памятуя о магии глаз, не принято выглядывать в дверь и лучше не смотреть в верхнее дымовое окно. В это время не следует произносить имена Нижних духов, покойников, волка. Не надо даже думать о них. По представлениям ненцев, если проступок совершен днем, то возмездие за него последует ночью. Если хэйвы (грех) случился в чуме, то расплата за него наступит в тундре (на промыслах, в стаде) или придет в дом из тундры (болезнь, смерть).

 

1.1.4. Омулет – сядай охрана для оленей

 

  Противостояние ночным силам в чуме — удел женщины, в открытой тундре — мужчины. «Там» его оберегают пояс с амулетами, главным из которых является медвежий клык тибя, и дух сядай (сядэй). Вырезанная из дерева скульптура сядая нередко находится (укреплена) на нарте мужчины и подсказывает ему правильные действия, предостерегая от опасностей. Иногда сядая оставляют одного со стадом, привязывая к оленю-вожаку или устанавливая на высокой сопке. Если сядай даст хозяину неверный совет или не убережет оленей, ему грозит наказание — словесное внушение, избиение веревкой и даже смерть от топора. В подобном случае сядая заменяют новым.