2. Методы полевых исследований
в культурной антропологии
Одной из самых ярких
отличительных особенностей культурной
антропологии является то, что
она широко использует данные,
полученные во время специальных
поездок (экспедиций) к изучаемым
народам. Антропологи называют
экспедиционные исследования работой
«в поле», отличая их тем
самым от «кабинетной» работы.
Вследствие этого собранные в
экспедициях материалы принято
называть полевыми материалами.
Подчеркивая уникальность
полевых материалов, нельзя забывать,
что работа в поле, в экспедиции
– это лишь часть научной
работы этнолога. И эту работу
нельзя противопоставлять или
отделять от изучения других
источников: письменных, архивных, музейных
и т. п. «Разумеется, − писал
в этой связи Л. Уайт, − между
теорией и практикой нет никакой
несовместимости». Наоборот, успех
экспедиции в значительной мере
зависит от глубокого знания
всех данных об исследуемом
народе и его культуре. Такие
знания, составляющие необходимый
элемент подготовки экспедиции
позволяют глубже и полнее
изучить и осмыслить факты
и явления обнаруженные во
время полевых исследовании. В
свою очередь долевые материалы,
собранные в экспедиции позволяют
антропологу значительно дополнить
и правильнее истолковать сведения,
извлеченные им при работе
над письменными и другими
«кабинетными» источниками. Работа
«в поле» и работа «в кабинете»
− это две стороны единого
процесса изучения культуры, которые
взаимно дополняют и обогащают
друг друга.
Начиная с XIX века
полевые наблюдения перестают
быть случайными заметками, зависящими
от вкусов наблюдателя. Создаются
программы для собирания тех
или иных сведений, появляются
и первые анкеты с перечнем
вопросов (например, анкета Русского
географического общества 1845 г.; анкета-справочник
«Notes and Queries on Anthropology», Британской
ассоциации прогресса наук 1874 г.).
Разумеется, программирование, упорядочен
долевых наблюдений в конкретных
случаях подчинялись разным потребностям
и задачам, но сама тен-денция
сделала полевые наблюдения в
целом более систематическими
и полными. Примером научного
подхода к организации полевых
наблюдений могут служить экспедиционные
исследования Н.Н.Миклухо-Маклая, изучавшего
жизнь папуасов Новой Гвинеи
и ряда соседних народов.
«Полевые» материалы
собирают, беседуя с людьми, представляющими
ту или иную культуру или
субкультуру (первобытную общину,
сельскую, городскую культуру и
др.) и непосредственно наблюдая
за их жизнью и бытом (как
живут, работают, отдыхают). Методика
сбора таких материалов значительно
отличается от всех остальных
способов работы исследователя
не только потому, что мы имеем
здесь дело с живыми людьми,
а не с книгами или статьями.
С методиками сбора материалов
по письменным источникам начинающие
антропологи уже отчасти знакомы,
поскольку они используются в
школе при написании докладов
и рефератов. Совсем иная ситуация
складывается с методикой работы
с людьми: школа с нею практически
не знакомит. Поэтому рассмотрим
ее более подробно.
Передвижные исследования
достаточно широко распространены
в отечественной этнологии и
антропологии. Их нельзя представлять
так, будто во время их исследователи
больше ездят, чем «сидят».
Ученые и в них «сидят» на
одном месте по нескольку и
более дней, даже недель, а затем
переезжают на новое место.
Единственное принципиальное различие
между ними и стационарными
экспедициями состоит в том,
что во время таких экспедиций
обследуется не одна, а по крайней
мере несколько групп населения,
не контактирующих активно между
собой, а нередко и удаленных
друг от друга на значительные
расстояния. Передвижные экспедиции
проводятся иногда в форме
долговременных, чаще − кратковременных
экспедиций. Продолжительность их
в зависимости от задач и
условий работы колеблется от
нескольких недель до нескольких
месяцев. Сильной стороной таких
экспедиций является значительный
охват территории, который позволяет
обследовать различные группы
населения. Слабой стороной передвижных
экспедиций является фрагментарность
получаемого материала, отсутствие
«комплексов» материалов. Даже в
случае всестороннего охвата
культуры, получаемые материалы
дают лишь более или менее
обобщенную собирательную модель,
которая слабо учитывает особенности
каждой отдельной группы.
В зависимости от
цели и задач экспедиции применяются
разные приемы, обеспечивающие объективность
собранных материалов. Главными
из них являются выборочное
и сплошное обследование. Первое
дает возможность более углубленно
обследовать избранные объекты. Существенным
недостатком выборочного обследования
является сравнительно большая вероятность
субъективных ошибок при выборе объектов
изучения, в силу чего последние могут
оказаться недостаточно типичными. Чтобы
избежать подобных ошибок, участники экспедиции
должны до выезда в «поле» внимательно
ознакомиться с материалами региона, в
котором планируются полевые исследования.
При сплошном обследовании
участники экспедиции изучают
все объекты подряд: например, все
постройки данного поселения,
все семьи и т.д. Сплошное
обследование дает массовый материал,
позволяющий применять для его
дальнейшей обработки статистические
методы исследования. Однако сплошное
обследование требует очень много
времени. Экономя время, исследователи
часто вынуждены либо сужать
круг изучаемых черт и особенностей
данного явления культуры и
быта, что приводит к утрате
целостного восприятия культуры.
Применение того или
иного вида обследования определяется
задачами экспедиции и конкретными
условиями работы. Большим подспорьем
при сборе массового материала
по тем или иным особенностям
культуры и быта могут стать
различные виды анкет. В русской
этнографии (этнологии) их стали
применять с момента образования
в 1845 г. Отделения этнографии
Русского Географического общества.
Полевая работа в
этнологической экспедиции очень
разнообразна. В один и тот
же день антропологу нередко
приходится и беседовать с
местными жителями, и фотографировать,
наблюдать и описывать происходящие
события и действия, обмерять
и зарисовывать всевозможные
предметы, собирать вещественные
коллекции и т.д. и т.п. Каждый
из этих работ имеет свою
специфику, свои технические приемы
выполнения. Подробно об этом
можно узнать из специальных
изданий.
Здесь же приводятся
лишь самые общие принципы
и приемы.
Так, личные наблюдения
исследователя в экспедиции дают
весьма ценные материалы по
самым различным вопросам. Это
и условия жизни населения,
его быта, черты поведения, особенности
характера (общительность, замкнутость
и т. п.), языковые выражения
и масса других особенностей,
т. е. то, что нередко ускользает
из внимания ученого при целенаправленных
беседах с людьми. Особенно велика
доля материалов, полученных методом
непосредственного наблюдения, в
стационарных экспедициях. На
важность именно этого способа
изучения чужой культуры обращал
внимание Э.Канетти, когда противопоставлял
подходы путешественника и ученого-антрополога:
«Чем точнее сообщения путешественников
о «простых» народах, тем скорее
хочется забыть о спорящих
господствующих этнологических
теориях и начать думать совсем
по-новому. Наиважнейшее, то, что всего
выразительней, эти теории как
раз упускают… Старый путешественник
был просто любопытен… Современный
этнолог методичен; годы учения
делают его умелым наблюдателем,
не способным, однако, к творческому
мышлению; его оснащают тончайшей
сетью, в которую сам же он
первым и попадается…».
Сбор материалов путем
опроса (интервьюирования) местных
жителей (информаторов или информантов)
также составляет важную часть
полевой работы антрополога. Особенно
велико значение подобной работы
в кратковременных экспедициях,
что позволяет интенсифицировать
работу и увеличить количество
получаемых материалов.
3. Современное понимание
культурной антропологии
Особенности развития
антропологии в разных национальных
традициях дали целый ряд наименований:
этнография, этнология, социальная,
культурная, социальная и культурная
антропологии. В американской научной
традиции, начиная с 1920–30-х гг.,
под ними понимались разные
научные дисциплины. Английская
и французская традиции не
так резко разводили их. В немецкой
и русской науке, напротив, культурно-антропологические
аспекты вплоть до недавнего
времени (особенно в российской
научной традиции) не имели своей
особой «антропологической» оболочки.
Дальнейшее развитие
научного познания о человеке
требуют унификации. Как следствие
этого – необходимость введения
в российской науке новых «антропологических»
терминов, отражающих новый этап
в развитии у нас науки о
человеке и культуре. Вероятно, не
так уж далек был от истины
К.Леви-Стросс, говоривший, что этнография,
этнология и антропология, являясь
одной наукой, в действительности
(по крайней мере, во многих
зарубежных странах) представляют
собой три этапа или три
временные стадии одного и
того же исследования, где первые
– это сбор, упорядочение материалов
и первый шаг к синтезу, а
последняя – познание человека
вообще; причем каждая из них
не может быть полностью отделена
от других.
Достаточно четкую
фиксацию происходивших изменений
дает нам созданная Томасом
Пенниманом еще в 1936 году схема.
Он разделил историю антропологической
науки на четыре периода: 1) формирования
науки (от античности до 1835 г.),
2) конвергенции (1835–1859 гг.), в результате
которого возникает единая наука
о человеке, 3) конструктивный период
(1859–1900 гг.), когда были созданы
классические концепции человека,
и 4) критический период (1900–1935 гг.)
– время пересмотра старых
концепций, и, что самое главное,
невозможность охвата возросших
материалов о человеке одним
исследователем. В результате возникает
новая тенденция, приводящая к
распадению единой «антропологии»
на ее составные части и
ослабление между ними контактов.
В новом издании книги автор
добавляет к ним пятый период
– период конвергенции и консолидации,
который создают вновь создаваемые
концепции.
Во многом сходную
схему (с поправкой на современность)
дает профессор Гавайского университета
Роберт Бофорски (1994). Он делит
историю науки на три периода:
1) формационный, 2) период «героических
менторов» и 3) период расширения.
В формационный период, начавшийся
с основания этой дисциплины
в XIX в. и продолжавшийся до
первых десятилетий XX в., образовались
антропологические общества, началось
преподавание антропологии в
нескольких университетах и постулировались
общие схемы прогрессивного развития
человечества. «Героические менторы»
антропологии – Боас, Дюркгейм, Малиновский
и Рэдклиф-Браун, создавшие различные
научные школы – стали основателями
новой, современной антропологии.
С 1940-х гг., по мнению Р.Бофорски,
начался новый этап, характеризующийся
расширением предметной области
антропологии, выходом за пределы, установленные
«менторами» и, как следствие этого, раздробление
«некогда единой антропологии на медицинскую,
экономическую, юридическую, политическую,
психологическую антропологию…».
Единственным серьезным
отличием этой схемы от предыдущей,
на мой взгляд, является преувеличение
Р.Бофорски размеров расширения
предметной области антропологии
на третьем этапе, с которым
будто бы связано раздробление
единой прежде науки. Как было
показано выше, проблема центростремительных
тенденций в антропологии XX в.
основывается – прежде всего
не на расширении предмета, а
в углубленном проникновении
в предметное поле, когда каждый
не видит, что делает другой.
О существующем разрыве
говорят и многие другие антропологи,
причем начало эпохи разрыва
определяется достаточно широко
– от 1930-х до 1960-х годов. Одним
из последствий появления специализаций
внутри дисциплины, занимающихся
отдельными сферами проявления
культуры, стало нередкое непонимание
друг друга представителями разных
направлений. «Внутри антропологии
существует множество глубоких
и продолжительных споров. Результатом
этого явилась фрагментация дисциплины,
быстро меняется список ключевых
слов вместе с быстротой сменой
интересов в работах ведущих
фигур в этой области». «Сегодня
многие антропологи … видят
дисциплину в состоянии дезинтеграции
и фрагментации на множество
поддисциплин и подспециальностей,
из которых все подчеркивают
свои отличия и уникальность
гораздо в большей мере, чем
единство», − указывают П.Рэбель
и А.Росман. Эти обстоятельства
приводят к тому, что «культурная
антропология» начинает восприниматься
не одной, а целым рядом самостоятельных
наук о культуре.
Сегодня многие задаются
вопросом: имеет ли культурная
антропология будущее? Ответ в
принципе ясен. «Имеет ли антропология
будущее, − отвечают П.Рэбель
и А.Росман, – в огромной мере
зависит от того, будут ли фрагменты,
на которые распалась дисциплина,
иметь какую-либо общую эпистемологическую
базу». Как утверждал Б.Малиновский,
сейчас «мы начинаем ясно понимать,
что эволюционизм и исторический
метод, принцип развития и факт диффузии,
объяснения в плоскости мыслительных
процессов и социологических теорий –
все они не просто не исключают друг друга,
но друг друга дополняют и неизбежно друг
с другом коррелируют». Когда подобные
отношения будут установлены в культурной
антропологии, вновь можно будет говорить
о целостном понимании культуры и единой
науке.
Какой (или какие)
из антропологических подходов
более всего удовлетворяют системному
представлению о культуре?
Это методологические
принципы культурно-исторической
школы Франца Боас.