Семейные отношения внутри княжеского дома Рюриковичей в период IX-XII вв

Летописи приводят также  легенду о попытке мести Рогнеды  своему мужу. Под 1128 г. рассказывается о том, как однажды Владимир заснул в своем дворце, а Рогнеда попыталась его заколоть. Но Владимиру случилось проснуться. «И схватил он ее за руку; она же сказала ему: «Опечалена я, ибо отца моего ты убил, и землю его полонил меня ради, и вот ныне не любишь меня с младенцем моим». И повелел ей Владимир облачиться во все убранство царское, словно в день свадьбы, и воссесть на постель светлую, чтобы, придя, убить ее. Она же сделала так и вложила в руку сыну своему Изяславу обнаженный меч, и научила его: «Когда войдет отец твой, выступи и скажи ему: Отче! Или ты думаешь, что один здесь!». И вошел Владимир, и произнес Изяслав эти слова. И отвечал Владимир: «А кто думал, что ты здесь?». И опустил меч, и созвал бояр, и поведал им обо всем. Бояре же сказали ему: «Уж не убивай ее ради дитя сего, но восстанови отчину ее и дай ей и сыну своему». Владимир построил город, и отдал им и, и нарек имя городу тому – Изяславль…»¹²⁹ Сохранением жизни и мужниным прощением Рогнеда была всецело обязана своему малолетнему сыну. Подняв по указке матери руку на отца и обнажив против него меч (пусть даже лишь прикоснувшись к нему), Изяслав принял на себя преступление матери, даже усугубил его. Наказание Владимира и «приговор» бояр были обращены уже прямо к нему – Владимир «выделил» его, то есть изгнал из своего рода, предоставил ему особый удел – наследство его деда по матери Рогволда. Отныне потомки Изяслава - «Рогволожьи внуки»¹³⁰, - как выразился летописец, не будут считаться наследниками Владимира, потеряют права на Киев, довольствуясь лишь Полоцком. Однако Владимир явно не оставил Рогнеду своим вниманием, поскольку она и позже одаривала его детьми.

После захвата Киева  и убийства Ярополка Владимир насильно берет в жены вдову брата, как уже говорилось выше – некую гречанку, бывшую монахиню. Летопись утверждает далее «…и бы непраздна и от нее родился Святополк»¹³¹. Анализ так называемых «знаков Рюриковичей», проведенных исследователями, показав, что одна его форма – в виде трезубца – младшей линии, начиная с Владимира. В этом случае форма знака может служить некоторым подтверждением происхождения Святополка от Ярополка; после Святополка двузубцы исчезают¹³².

Далее в перечне жен  Повесть временных лет называет какую-то «другую чешку», мать Святослава и Мстислава¹³³. У Татищева мать Святослава названа чешкой Малфридой, а мать Мстислава и Станислава – чешкой Адилью¹³⁴. Вероятно, Татищев заимствовал Малфриду из сообщения Повести временных лет о ее смерти в 1000 г¹³⁵. (при этом кто она такая неясно, но ее имя стоит рядом с Рогнедой, что позволяет предположить в ней одну из языческих жен Владимира). Откуда у Татищева, ссылавшегося на Иоакимовскую летопись, появилось имя Адиль непонятно. В других источниках существует путаница в определении детей чешки: в Тверской летописи это и Святослав, и Станислав, и Судислав, и некий Болеслав¹³⁶. Имя Малфрида – варяжское, поэтому сложно считать ее чешкой. Л.В. Войтович¹³⁷ полагает, что Владимир мог жениться на чешке после западного похода на волынян и хорватов в 981 г., а сама невеста могла быть хорватской княжной. Интересную интерпретацию имени Адиль предлагает Ф.Л. Гринберг¹³⁸. Она отмечает, что «Адыл», «Итыл» - болгаро-хазарское название Волги, и у балкарцев (кавказских болгар) ждо сих пор встречается мужское имя Адиль, а у волжских (казанских) болгар – мужская форма Адель и женские – Аделя, Аделе. И, возможно, в некоем первоисточнике, которым воспользовался Татищев, «Адиль» относилось к болгарке, но Татищеву показалось «более соответствующим» чешке. Возможно, перед нами не собственно имя, а просто указание на происхождение этой женщины – «с реки Адыл». Тогда она – волжская болгарка, а, скорее всего, именно в Волжскую Будгарию Владимир совершил поход в 985 г., из которого и мог привести себе жену. Но эта версия не имеет серьезных подтверждений. Отвлекаясь от домыслов, вслед за Повестью временных лет можно лишь признать чешское происхождение матери Святослава и Мстислава, но определить ее имя невозможно.

Последней языческой  женой Владимира названа некая  болгарка, мать Бориса и Глеба¹³⁹. Логично предположить, что женился на ней Владимир после похода на болгар, упомянутого в Повести временных лет под 985 г. Татищев, со ссылкой на Иоакимовскую летопись, называет имя болгарки – Милолика¹⁴⁰, это типичное «искусственно сконструированное» имя, оно не зафиксировано нив одном именнике реально существующих славянских имен. Впрочем, Тверская летопись называет Бориса и Глеба сыновьями византийской принцессы Анны¹⁴¹. Однако непонятно, почему автор Повести временных лет не упомянул об этом, как сделали последующие летописцы, видимо, стремясь связать факт крещения Руси с именами первых русских святых – христианских мучеников.

Согласно летописи в 987 году Владимир на совете бояр принял решение о крещении «по закону греческому»¹⁴². В следующем 988 году он захватил Корсунь (Херсонес в Крыму) и потребовал в жёны сестру византийских императоров Василия II и Константина VIII Анну, угрожая в противном случае пойти на Константинополь. Императоры согласились, потребовав в свою очередь крещения князя, чтобы сестра выходила за единоверца. Получив согласие Владимира, византийцы прислали в Корсунь Анну с попами. Там же в Корсуни, Владимир со многими дружинниками принял крещение от корсунского епископа, после чего совершил церемонию бракосочетания и вернулся в Киев¹⁴³.

Сирийский историк XI века Яхъя Антиохийский излагает историю крещения по-другому. Византийский император Василий II, оказавшийся в крайне затруднительном положении после поражения от болгар (август 986 г.) и начала мятежа Варды Склира (февраль 987-го), а затем и Варды Фоки (август или сентябрь 987-го), обратился за помощью к русскому князю Владимиру.

«… и побудила его [императора Василия] нужда послать к царю русов — а они его враги, — чтобы просить их помочь ему в настоящем его положении. И согласился он на это. И заключили они между собою договор о свойстве и женился царь русов на сестре царя Василия, после того как он поставил ему условие, чтобы он крестился и весь народ его стран, а они народ великий […] И послал к нему царь Василий впоследствии митрополитов и епископов и они окрестили царя […] И когда было решено между ними дело о браке, прибыли войска русов также и соединились с войсками греков, которые были у царя Василия, и отправились все вместе на борьбу с Вардою Фокою морем и сушей»¹⁴⁴.

По Яхъю соединённые силы русов  и греков разгромили войска Фоки под  Хрисополемв конце 988 года, а в апреле 989 года союзники в сражении под Абидосом, кончили с Вардой Фокой.

Однако заключение брака задержалось почти на два года. Потому Владимир начал военные действия в Крыму против византийского города Херсонеса (Корсуни). Лишь после падения Херсонеса (вероятно, между 7 апреля и 27 июля 989 г.) переговоры между Василием и Владимиром были возобновлены. Анна, согласно летописи, всячески противилась браку: «Иду, как в полон, лучше бы мне здесь умереть.» Однако братья убедили ее подчиниться их воле: «Может быть обратит Бог русскую землю к покаянию, а Греческую землю избавишь от ужасной войны. Видишь ли, сколько зла наделала грекам Русь? Теперь же, если не пойдешь, то сделают и нам также»¹⁴⁵. Вместе со священниками, которые должны были крестить Владимира, и приближенными Анна отправилась в Херсонес, где и произошло ее бракосочетание с Владимиром. В летописи содержится интересное указание: «палата же Владимира стоит с края церкви…, а царицына палата – за алтарем. После крещения привели к нему царицу для совершения брака»¹⁴⁶. Вполне вероятно, что жених и невеста впервые увидели друг друга только на свадьбе.

Вернув Корсунь Византии, князь  Владимир с Анной вернулся в Киев, где приступил к крещению народа. В церковном уставе Владимира говорится о том, что князь советовался с женой в делах церковных: «сгадав аз с своею княгинею Анною»¹⁴⁷. Скончалась Анна в году 6519 по византийскому календарю от сотворения мира, что соответствует 1011 году, за 4 года до смерти князя Владимира¹⁴⁸.

Густынская летопись и Ян Длугош называют дочерью Анны и Владимира Марию, будущую супругу польского князя Казимира Восстановителя¹⁴⁹. Однако это не слишком соотносится с хронологией: Казимир родился в 1016 г., а Анна скончалась в 1011 г., а, следовательно, Мария должна быть старше его, самое меньшее на пять лет, а вероятнее – еще больше. Выше уже говорилось о гипотезе Баумгартена о последнем браке Владимира с дочерью графа Куно Энингена. Эта гипотеза породила мнение о том, что Мария была дочерью графини. Гипотеза об этом браке, как уже говорилось, нуждается в серьезной корректировке. Тем не менее, после смерти Анны Владимир действительно женился еще раз, и эта последняя жена, «мачеха Ярослава», попала в плен к Болеславу в Киеве в 1018 г., о чем свидетельствует Титмар¹⁵⁰. Мария вполне могла быть дочерью Владимира от этого брака. Русские летописи о последнем браке Владимира ничего не знают.

Согласно летописям, крестившись Владимир отрекся от всех прошлых грехов. О его языческих женах упоминается лишь один раз, когда в статье под 1000 г. летописец говорит о смерти Рогнеды, причем называя ее не женой Владимира, а «матерью Ярослава» (сравним со статьей под 1011 г. о смерти Анны, где она называется «Владимирова царица»)¹⁵¹. Но это не дает нам права утверждать, что Владимир сразу по крещению оставил своих прежних жен. Напротив – подобное маловероятно. Попытки летописца нарисовать его благочестивым во всех отношениях христианином вполне понятна и объяснима. Однако еще одно интересное свидетельство о судьбе Рогнеды содержит Тверская летопись. Рассказывается о чудесном исцелении Ярослава от хромоты во время ссоры родителей: Владимир, приняв христианство, пожелал отослать от себя Рогнеду, однако та ответила: «аз же быв царицею, не хочу раба бытии земному царю, ни князю, но уневестить хочу Христови, и восприму ангельский образъ»¹⁵². Она основала под Изяславлем монастырь, куда постриглась под именем Анастасии. Однако в таком случае непонятно, почему под 1000 г. она упомянута под своим языческим именем, если было известно христианское. Вероятнее всего, свидетельство носит легендарный характер.

Нам ничего не известно о воспитании детей Владимира и мы можем  лишь догадываться, какие отношения  связывали их. Повесть временных лет содержит намек на теплые отношения между Ярославом и его сестрой Предславой¹⁵³. Она тайком извещает брата о смерти Бориса, чтобы предостеречь его от опасности. Тем не менее, Ярослав счел возможным по политическим соображениям пожертвовать сестрой, оставив ее в плену у польского князя Болеслава после захвата им Киева (см. об это несколько ниже). Летописи также неоднократно говорят о большой любви, связывающей Бориса и Глеба, хотя это вполне может быть лишь литературным приемом, стремлением наделить первых христианских святых обширным набором положительных качеств. Вполне вероятно, что сыновья, рожденные от разных жен Владимира, воспитывались отдельно и могли даже плохо знать друг друга.

Так как Вышеслав умер еще при  жизни отца, а Изяслав, сосланный в Изяславль и получивший затем удел своей матери – Полоцк, по-видимому, был исключен из числа престолонаследников, киевский стол после смерти Владимира должен был перейти к Святополку. Летопись прямого говорит о настороженном отношении Владимира к своему третьему сыну: «Владимир его не любяша»¹⁵⁴, что вполне естественно, учитывая неясное происхождение последнего. Вероятно, далеко не теплые чувства испытывал и Святополк к своему «отцу». Летопись представляет Святополка как «зол плод от греховного корня»¹⁵⁵, впрочем, здесь дается оценка произошедшего с точки зрения человека, уже знавшего о его будущих злодеяниях, стремящегося подчеркнут греховность самого акта зачатия будущего злодея. Отношение православной церкви к бастардам было неизменно отрицательным. После крещения Руси Владимир послал Святополка на княжение в землю дреговичей, столицей которой был Туров¹⁵⁶. Туровскому княжеству достаточно важное значение придавали западное направление внешней политики Киева и Припятский водный путь. Но вместе с тем земля дреговичей не отличалась высоким экономическим развитием и во многом в то время представляли собой дикий, лесистый и необжитый край. С другой стороны, этот регион находился на незначительном удалении от Киева, и Владимир, вероятно, имел возможность держать сына под контролем. Далее на запад находилась Польша, где княжил Болеслав I Храбрый, активно устанавливающий матримониальные связи со многими европейскими державами. На одной из дочерей польского князя женился и Святополк.

Сведенья об этом браке содержатся, прежде всего, в «Хронике» Титмара Мерзебургского (IV книга). Историк рассказывает о семье Болеслава: «Она (Эмнильда, третья жена Болеслава.) родила двух сыновей… а также трех дочерей, из которых одна – аббатиса, вторая вышла замуж за графа Хреманна, третья – за сына короля Владимира, о чем я еще скажу»; далее (VII книга): «Имея троих сыновей, он (т.е. Владимир) дал в жены одному из них дочь нашего притеснителя герцога Болеслава, вместе с которой поляками был прислан Рейберн, епископ Колобжегский». Имя этого сына Владимира – Святополк – сообщает хронист чуть позже, в VIII книге. Известие носит отвлеченный характер, в общем контексте хроники никак не соединяясь с другими событиями по хронологии. Во-вторых, данные о браке Святополка сообщаются Саксонским анналистом; они приводятся после описания похода Болеслава на Киев в 1013г г. и до сообщения о заговоре Святополка и Рейнберна против Владимира. Наконец, косвенное и весьма глухое указание на родство Святополка с Болеславом содержит «Хроника» Галла Анонима, которая не приводит по этому поводу никаких конкретных фактов.¹⁵⁷ Таким образом, хроника Титмара, написанная буквально по следам описываемых событий, является единственным источником при датировке брака Святополка. Здесь следует принять во внимание ход дальнейших событий, связанных с Рейнберном и дочерью Болеслава, которые описаны тем же Титмаром. Узнав, что Святополк по наущению Болеслава намерен выступить против него, Владимр схватил и сына, Рейнберна и посадил всех в отдельные темницы. Рейнберн скончался в заключении. «Болеслав же, узнав обо всем этом, не переставал мстить, чем только мог», - свидетельствует Титмар, но содержания мести не раскрывает. Ранее в хронике есть место, где рассказывается о походе Болеслава против Владимира летом 1013 г¹⁵⁸. С учетом всех представленных данных решается вопрос о времени брака Святополка.

Одна точка зрения заключается  в том, что Святополк женился  на Болеславне до 1013 г., а поход 1013 г. и был той самой обещанной  местью, хотя и неудачной. При этом зачастую брак Святополка связывают со знаменитой миссией к печенегам Святого Брунона Кверфуртского (1008 г.), встречавшегося в Киеве с Владимиром и преследовавшего, возможно, какие-то политические цели. Второе направление историографии базируется на предположении о заключении брака после 1013 г. в результате мирных переговоров по окончании русско-польского конфликта¹⁵⁹.

 Связь жениться Святополка с миссией Брунона может иметь косвенное подтверждение в факте присутствия одного из сыновей Владимира у печенегов в 1008 г., однако по имени он не называется, а Брунон ничего не сообщает ни о Рейнберне, ни о польской княжне. Косвенным аргументом против второго варианта может служить упомянутое Татищевым под 1014 г. посольство Болеслава к Владимиру и сватовство польского князя к дочери Владимира (вероятно, Предславе)¹⁶⁰. Но это известие Татищева слишком неясно, а возможность заключения сразу двух династических браков может быть реальной. С другой стороны, если предположить брак как результат похода 1013 г., то в чем заключается упомянутая Титмаром «месть» Болеслава? Существует версия, что Болеслав подговаривал печенегов к нападению на Киев, что и произошло в конце 1014 – начале 1015 г.  Сделать вывод о существовании в то время пченежской опасности позволяет указание Повести временных лет о том, что Владимир направил Бориса в Киев навстречу печенежским отрядам¹⁶¹. Но не следует забывать, что летописи не содержат указаний о каком-нибудь столкновении Бориса со степняками, и, вероятно, слухи об их появлении оказались ложными. Во всяком случае, наиболее естественной формой мести со стороны Болеслава была бы организация нападения на Русь, каковое и произошло в 1013 г. (поход Болеслава на Русь уже после смерти Владимира не может рассматривать в качестве мести, Святополк тогда уже стал киевским князем, а Титмар определенно пишет о мести до смерти Владимира.). Таким образом, думается, брак Святополка был заключен незадолго до 1013 г., вероятно, в начале 1010-х гг. Инициатором в данном случае мог выступать Болеслав, поскольку его заинтересованность в союзе с Русью ввиду постоянных польско-германских войн начала XI в. не подлежит сомнению.

Данные Титмара о  судьбе Святополка сразу после смерти Владимира расходятся с данными  древнерусских источников: Повести временных лет и Сказания о св. Борисе и Глебе. Согласно последним, Святополк сумел овладеть киевским столом, так как Борис с дружиной Владимира был в походе против печенегов, а Ярослав княжил в далеком Новгороде; первым делом он принялся истреблять младших братьев – Бориса, Глеба и Святослава¹⁶². Титмар же утверждает, будто Святополк бежал из темницы в Польшу к Болеславу, оставив в Киеве в заключении свою жену¹⁶³. Это свидетельство современника некоторым кажется предпочтительней, чем древнерусские предания, записанные много позже. Но если Святополк бежал в Польшу не после битвы с Ярославом у Любеча осенью 1016 г. (как о том сообщают летописи и Сказание)¹⁶⁴, а сразу же после смерти Владимира и, вернувшись в Киев с помощью своего тестя Болеслава летом 1018 г., застал на киевском столе уже Ярослава, то кто же тогда убил Бориса и Глеба? Выходит, что убийца – не Святополк, а Ярослав? Эта гипотеза получила довольно широкое хождение, к ее обоснованию пытались привлечь и некоторые другие источники (например, скандинавскую Прядь об Эймунде¹⁶⁵). Есть и противники этой гипотезы, утверждающие, что Ярославу, при котором уже началось почитание святых братьев - княжичей, не удалось бы ввести в массовое заблуждение своих современников. И даже если ограничиваться только текстом Титмара: зачем и от кого было Святополку бежать из Киева, если ни Бориса, ни Ярослава в нем не было? Есть у гипотезы, обеляющей Святополка, и хронологические трудности. Впрочем, вопрос о том, кто именно являлся убийцей первый русских святых князей, не имеет прямого отношения к нашей теме, и мы не станем останавливаться на нем подробно.