Семейные отношения внутри княжеского дома Рюриковичей в период IX-XII вв

Мать Владимира упоминается  также в скандинавских сагах, правда, без имени: в «Саге об Олаве  Трюнггвасоне» монаха Одда: «В то время правил в Гардарике конунг Вальдамар с великой славой. Так говорится, что его мать была пророчицей, и зовется это в книгах духом фитона, когда пророчествовали язычники. Многое случалась так, как она говорила. И была она тогда в преклонном возрасте. Таков был их обычай, что в первый вечер йоля должны были приносить ее кресло перед высоким сиденьем конунга. И раньше чем люди начали, спрашивает конунг свою мать, не видит или не знает ли она какой-либо угрозы или урона, нависших над его государством, или приближения какого-либо немирия или опасности, или покушения какого-либо на его владения»⁹⁶. В один из вечеров княгиня предсказала рождение в Норвегии Олава Трюггвасона, впоследствии побывавшего на Руси.

Мотив пророчества распространен  в средневековой литературе, однако это не дает оснований для признания  этого мотива чисто фольклорным  и не имеющим под собой реальной исторической основы. Другой вопрос, кто скрывается под именем матери Владимира. Ряд исследователей, в том числе Т.Н. Джаксон⁹⁷ утверждают, что в образе пророчицы отразилось воспоминание о бабке Владимира Ольге. Однако Е.В. Пчелов⁹⁸ вполне логично утверждает, что в Скандинавии не могли не знать о крещении Ольги и представление ее в образе языческой пророчицы маловероятно. В данном случае речь идет, скорее всего, все-таки о Малуше.

Видимо, на Руси уже появляется понятие законности и незаконности наследника княжеского престола. Святослав отсылает Владимира на княжение в Новгород не по собственному желанию, а лишь после прямого требования самих новгородцев⁹⁹. Кроме того, полоцкая княжна Рогнеда, к которой сватался Владимир, презрительно отказала ему: «не желаю разувати робичича»¹⁰⁰.  Киевским князем Владимир становится только после смерти старших братьев, погибших в результате междоусобной борьбы.

Святослав, постоянно  занятый военной деятельностью, вряд ли уделял особое внимание воспитанию сыновей. Повесть временных лет указывает на то, что значительное участие в воспитании внуков принимала Ольга – в 986 г. во время набега печенегов мы застаем их в Киеве вместе с бабкой: «и затвориса Олга въ градъ со внуками своими: Ярополкомъ, Ольгомъ и Володимеромъ»¹⁰¹. В прочем, вполне можно предположить, что Ольга не слишком благосклонно относилась к Владимиру – сыну своей рабыни. Косвенно эти соображения может подтвердить тот факт, что старший Ярополк, согласно летописи, любил христиан¹⁰² - явно видно влияние его бабки – христианки. Владимир же первую половину своей жизни изображен ярым язычником, проводившим языческую реформу, и явно принял христианство по политическим, а не идеологическим соображениям. Летопись называет воспитателя Владимира – Добрыню, его дядю по матери, который, судя по всему, был для него близким человеком на протяжении всей жизни¹⁰³.

В Древней Руси, видимо, еще не сложилось представления  о великом князе, как о «лице  государства», князья допускали любую  разнузданность в семейных отношениях. Социальное происхождение будущей жены князя было не слишком важно. Во всяком случае, князь Святослав посчитал возможным привести старшему сыну Ярополку в жены пленную греческую монахиню исключительно «ради красы лица ее»¹⁰⁴.

Существует и еще  одна гипотеза – о браке Ярополка с немецкой принцессой. Генеалогическое предание рода Вельфов, знаменитых соперников в XII – начале XIII в. династии Штауфенов, раньше других было зафиксировано письменно: первая родословная роспись «Генеалогия Вельфов» относится еще к 1125/26 г.г.; чуть позже, в 60-х гг. того же века, на ее основе возникла так называемая «Вайнгартенская история Вельфов». В обоих названных памятников при сообщении о женитьбе одного из представителей рода, графа Рудольфа, на Ите «из Энингена», дочери «знаменитейшего графа Куно», приводится экскурс о семействе самого этого графа «Куно из Энингена». Одной из причин его включения в родословие стало, без сомнения, желание предать последнему больше блеска, ибо женой графа Куно была якобы «дочь императора Оттона Великого по имени Рихлинт». У графа Куно упомянуты четверо сыновей и четверо дочерей, одна из которых была выдана «за короля Руси»¹⁰⁵.

После того, как известный  русский генеалог Н.А. Баумгартен¹⁰⁶ без особой аргументации отождествил «короля Руси» из родословия Вельфов с киевским князем Владимиром Святославовичем. По этой гипотезе мы имеем дело со вторым христианским браком крестителя Руси, заключенным после смерти в 1111/12 г. его первой жены, гречанки Анны, сестры византийского императора Василия II Болгаробойца. Она была той «мачехой» Ярослава Владимировича, которая, согласно Титмару Мерзебургскому, попала в плен к польскому князю Болеславу I, когда последний в 1018 г. захватил Киев.

Родословие «Куно из Энингена долгое время считалось  генеалогическим вымыслом, поскольку  историкам неизвестна «свободная» дочь Оттона I для безвестного швабского графа. Но немецкий историк А. Вольф в 1980 г. доказал, что загадочный граф Куно - это хорошо известный швабский герцог Кондрат (Куно – сокращенная форма имени Кондрат). Пытаясь идентифицировать «Короля Руси», Вольф не нашел ничего лучшего, как просто сослаться на работы Баумгартена.

Однако подобная гипотеза кажется малоубедительной. Дело в том, что по внутренней хронологии источника «русский» брак внучки Оттона I должен был приходиться на 70-80-е гг. X в., а никак не на период, почти на полвека поздний. Да и сам кунов в экскурсе титулуется графом. А не герцогом, которым он стал только в 983 г. следовательно, датировку брака графини и русского «короля» следует отодвинуть в 970-е гг. Назаренко предполагает, что под мужем графини следует понимать Ярополка Святославовича.

Но эта гипотеза встречает  серьезные возражения. Во-первых, весьма условна хронологическая привязка брачного возраста «графини Энинген» к концу 970-х гг¹⁰⁷. Во-вторых, Ярополк христианином не был. Летописи не отмечают факт его крещения, к тому же он был многоженцем: одной из его жен была гречанка–монахиня, другой собиралась стать полоцкая княжна Рогнеда. Брак христианской графини с языческим князем был невозможен. А.В. Назаренко попытался снять это противоречие, предположив, что велась лишь подготовка к браку и крещению Ярополка¹⁰⁸. В таком случае непонятно, почему в источниках о браке говорится как о свершившемся факте.

С другой стороны, сложно предположить, что мужем графини  стал Олег Святославович, так как о нем вообще очень мало свидетельств, и христианином он также, судя по всему, не был (под 1044 г. Повесть временных лет сообщает о перезахоронении Ярополка и Олега в Десятинной церкви и крещении останков братьев¹⁰⁹). Единственным христианином был Владимир (с конца 980-х гг.), а значит, гипотеза Н.А. Баумгартена кажется не столь уж невероятной. Однако она плохо согласуется с хронологией источников о браке. Следовательно, или брак графини имел место после  1011 г. или известие немецких источников ошибочно. Думается, пока решить этот вопрос невозможно и любые предположения остаются на уровне гипотез.

 В.Н. Татищев отмечает, что у Ярополка от гречанки родился сын «прежде нежели Владимир на ней женился»¹¹⁰. Это противоречит данным летописей о рождении Святополка уже после гибели Ярополка. Ни о каких других детях Ярополка русские источники не упоминают.

Интересны также поздние  сообщения о потомках Олега Святославича. Б. Папроцкий¹¹¹ отметил, что сын Олега Святославича был отправлен отцом в Чехию из-за возможной опасности со стороны Ярополка. Этот князь якобы стал предком моравского рода баронов Жеротинов. Не смотря на позднее происхождение и легендарность данных, в этом известии могли найти отражение и элементы исторической реальности. Возможно, Олег каким-то образом был связан с Чехией, что согласовывается с внешнеполитической ситуацией в восточной Европе в то время.

2. Семья Святого Владимира

Семейство святого Владимира  давно находится  в поле зрения историков. В Повести временных лет под 988 г. перечислены 12 сыновей Владимира: Вышеслав, Изяслав, Ярослав, Святополк, Всеволод, Святослав, Мстислав, Борис, Глеб, Станислав, Плзвизд, Судислав¹¹². Там же говорится и о раздаче сыновьям уделов. Тверская летопись прибавляет к списку некоего Болеслава¹¹³. Кроме того, по летописи известны три дочери Владимира, но по имени названа только одна – Предслава¹¹⁴. Определить старшинство детей Владимира практически невозможно. Ясно лишь, что Вышеслав, Изяслав и Святополк были тремя старшими.

Сколько раз и на ком был женат Владимир, определить еще сложнее. Летопись изображает до крайности сластолюбивым и абсолютно беспринципным: «быша ему водимы: Рогнедъ, юже посади на Лыбеди…, от нее же роди сыны: Изяслава, Мстислава, Ярослава, Всеволода и две дщери; от грекини - Святополка, от чехини – Вышеслава, от другой – Святослава и Мстислава, от болгарыни – Бориса и Глеба, и наложниц у него было триста в Вышгороде, триста в Белгороде и двести в Берестове…»¹¹⁵. Далее летопись сравнивает его с библейским царем Соломоном. Вероятнее всего, предшествующие цифры – преувеличение, призванное подчеркнуть, насколько богомерзкий образ жизни вел Владимир, будучи язычником – для контраста с его будущей благочестивостью после принятия христианства. Однако, такая ситуация находит подтверждение у Титмара, современника Владимира, отмечавшего необычайное женолюбие князя. Он подчеркивает это в главах VII, 72-73 и 74, правда, по-разному. В первых двух главах киевский князь представляется «великим и жестоким распутником», который, хотя и принял по настоянию жены христианство, однако «добрыми делами его не украсил», за свое распутство князь терзаем адским «пламенем возмездия», а одним из его последних бесчинств, незадолго до кончины стало, по Титмару, «несправедливость, содеянная» по отношению к епископу Рейнбергу¹¹⁶. В 74 же главе дело выглядит несколько иначе: да, Владимир имел «врожденную склонность к блуду» и даже, как можно понять Титмара, носил какой-то «венерин набедренник», что автор пытался объяснить христианской заповедью «подпоясывать чресла». Но, в конце концов, Владимир все-таки преобразился под воздействием речей своих проповедников и «смыл пятно содеянного греха, усердно творя щедрые милости»¹¹⁷. Такая картина ближе к летописному образу Владимира: Повесть временных лет также относит женолюбие Владимира к языческому периоду его жизни, а главной чертой Владимира – христианина называет именно обильные милости.

Глава VII, 74 была записана Титмаром позже двух предыдущих и опиралась на сведенья, полученные от саксонских участников похода Болеслава на Киев в 1018 г. Можно, поэтому, предположить, что сведенья, отразившиеся в главах VII, 72-73,  происходят главным образом от польских источников, а в конечном итоге – из враждебного Владимиру окружения Святополка, находившегося в польских землях в 1016 – 1017 гг., тогда как в главе VII. 74, хронист передал усушенное своими саксонскими информаторами непосредственно на улицах Киева и не скрывал своей симпатии к Руси, призывая молиться за ее спасение от междоусобицы¹¹⁸. 

В.Н. Татищев, со ссылкой на Иоакимовскую летопись, называет матерью старшего сына Владимира Вышеслава не чешкой, а варяжкой Оловой¹¹⁹. Очевидно, в основе данного упоминания лежат сведенья о недолгом пребывании Владимира в Скандинавии, куда он бежал после гибели Олега. В имени Олова чувствуется некая искусственность (женская форма имени Олав?). Тем не менее, факт женитьбы на скандинавке в целом неплохо вписывается в те данные о жизни Владимира в период до 980 г., которыми мы располагаем по летописи. Версия Повести временных лет о чешке также может найти подтверждение в общей внешнеполитической ситуации в Восточной Европе в конце 970-х гг. А.В. Назаренко связывает чешский брак Владимира с направленностью его политики против Ярополка, который ориентировался на Германию¹²⁰. Однако Карпов¹²¹ логично возражает, что наличие чешек (которых, согласно летописи, две) в гареме Владимира свидетельствует не о династическом союзе князя-язычника с чешским правителем – христианином, а скорее о военных действиях русского князя против Чехии.

  В «Саге об Олаве Трюнггвасоне» упоминается жена конунга Вальдамара, некая Аллогия, красивая и мудрая, «умнейшая из всех женщин». Она владела половиной княжеской дружины, содержала ее на свои средства и сыграла большую роль в  судьбе молодого Олава, когда он оказался в Гародарики. Аллогия была язычницей, но затем стала ревнительницей христианства. Произнеся мудрую речь на тинге в защиту новой веры, она убедила конунга Вальдамара креститься и сама крестилась вместе с ним¹²². Т.Н. Джаксон¹²³ полагает, что под именем Аллогия в саге скрывается княгиня Ольга, первая христианка в княжеской семье, славившаяся своей мудростью. Но ко времени пребывания Олава на Руси Ольги уже давно не было в живых. Поэтому исследователи полагают возможным признать соединение исторических воспоминаний об Ольге с образом другой княгини – Рогнеды, которая в силу своей оппозиционности Владимиру, могла доброжелательно отнестись к Олаву как представителю древнего королевского рода. Имя Рогнеды могло быть вытеснено именем более известной Ольги в своеобразной переделке – Аллогия. Но тогда возникает вопрос: почему скандинавское имя Ольга было передано в саге не в скандинавской форме Хельга, а в иной интерпретации? Н.А. Баумгартен¹²⁴ сопоставил известие саги с известием Татищева и предположил, что под именем Аллогия скрывается первая жена Владимира Олова. В этом случае имя Аллогия опять-таки остается необъясненным. Рассказ о крещении Владимира никак не согласуется с образом Оловы, скорее всего здесь действительно имелась ввиду Ольга. Но само по себе  совмещение двух образов в один вполне вероятно в произведении такого жанра, как сага. Если легендарная Олова была скандинавкой, то тогда совершенно естественным оказывается ее покровительство соотечественнику Олаву Трюггвасону. Г.В. Глазырина¹²⁵ предположила, что первый скандинавский брак Владимира, заключенный, когда тот еще был князем Новгорода, нашел косвенное отражение в сообщении «Саги об Ингваре Путешественнике» о замужестве дочери шведского конунга Эрика Победоносного за «конунгом фюлька с востока из Гардарики», состоявшемся, по условной хронологии саги, не ранее 974 – 975 гг. и не позднее 995 г., что согласуется со временем пребывания Владимира в Скандинавии и данными Татищева.

Наиболее подробно в  Повести временных лет освящена история о Владимире и Рогнеде. В списке жен Владимира Рогнеда, дочь полоцкого князя Рогволда, стоит на первом месте, но, по-видимому, на самом деле была его второй женой: в летописи автор, видимо, указывает сначала мать будущего киевского князя Ярослава, затем – его непосредственного соперника Святополка, и только потом остальных жен. Согласно Повести временных лет, гордая Рогнеда ответила отказом на сватовство Владимира: «Не хочу разувати робичича, но Ярополка хочу». Владимир захватил Полоцк, убил отца и братьев Рогнеды,  а саму княжну насильно взял в жены (980 г.)¹²⁶. В Лаврентьевской летописи, под 1128 г. эти события освящены еще более подробно: в качестве свата выступает Добрыня, он же подбивает Владимира на захват Полоцка¹²⁷. Подобный захват незадолго до 980 г., т.е. до открытой войны Владимира с Ярополком, был со стороны новгородского князя естественной попыткой добиться нейтрализации или даже заручиться поддержкой важного центра Руси, ориентировавшегося на Киев, а значит, на Ярополка. Археологические раскопки показали, что в конце X в. древнейший Полоцк действительно был сожжен и разрушен, а новый город стал отстраиваться только в начале XI в. на другом месте¹²⁸.