Семейные отношения внутри княжеского дома Рюриковичей в период IX-XII вв

Наиболее известна романтичная судьба Анны Ярославны. В середине XI в. король Франции Генрих I овдовел. Он был немолод, с трудом удерживал бразды правления и надеялся на укрепление престижа страны через матримониальную связь с сильным государством. Французский историк Ф. де Мезере на основании свидетельств хронистов писал в XVII в., что «до Генриха дошла слава о прелестях принцессы, именно Анны, дочери Георгия, короля России, ныне Московии, и он был очарован рассказом о ее совершенствах»²⁴¹. Брак с Анной Ярославной мог способствовать укреплению власти Генриха I и обеспечению надежных союзнических связей.

Из сведений о французских брачных посольствах на Русь складывается впечатление, что их было даже два. Писавший в 1108-1109 гг. монах из монастыря св. Петра в Сансе Клорий всвоей «Хронике» сообщает: «В то время (речь идет о событиях ок. 1050 г.) король Генрих послал Готье, епископа Мо и Гослена ан Шони с другими к некому королю в греческих краях (Грецие Русь называл также Адам Бременский), чтобы тот дал ему в жены свою дочь. Назад во Францию тот отправил их с большими дарами и с дочерью»²⁴².

Отчет одного из участников поездки в Киев сохранился в качестве глоссы на полях «Псалтыри Одальрика», одного из клириков Рейнской церкви. «В лето от воплощения Слова (т.е. от Рождества христова) 1049-е Генрих, король французский, послал в Робастию шалонского епископа Роже за дочерью короля этой страны, по имени Анна, на которой он должен был жениться, настоятель Одальрик просил того епископа, не соизволит ли он узнать, в тех ли краях находится Херсонес, в котором, как пишут, покоится святой Климент…»²⁴³ Далее идет пространный рассказ о мощах святого Климента. Значение этого текста выходит далеко за рамки вопроса о браке Генриха и Анны. При этом нужно отметить, что состав посольства Генриха на Русь по Кларию и по «Реймской Глоссе» не совпадает. Однако можно ли делать на основании этого вывод о двух посольствах? Автора «Реймской глоссы» интересовали только мощи святого Климента, поэтому из всего посольства он мог упомянуть только человека, принесшего в Реймс сведенья о них, - епископа соседнего Шалома. Кларий же вовсе не перечисляет всех членов посольства, что видно из его замечания о «других» оставшихся не названными. Таким образом, в обоих источниках речь идет, вполне возможно, об одном и том же посольстве. Другой вопрос – насколько можно положиться на дату посольства, сообщаемую глоссой – 1049 г.? Она хорошо согласуется с данными «Жития св. Лимберта», епископа Камбрэ, источника вполне достоверного о том, что бракосочетание Генриха I и Анны в Реймсе и рукоположение там же епископа Литберта происходили одновременно, т.е. в 1051 г (вероятно, на Пасху или на Троицу, т.е. 31 или 19 мая). «Французским королевством правил Генрих, муж сильный в битвах и достойный королевства, которым владел. До тех пор он еще не был женат (ошибка - авт.) и французская знать готовила ему дочь короля Руси». Вместе с тем, есть также источники, противоречащие этой дате. Не так просто отвести данные грамоты латинского епископа Элинана от 3 декабря 1059 г., подписанной самим Генрихом и датированной 29-м годом правления Генриха и 10-м годом жизни престолонаследника Филиппа²⁴⁴. Отсюда следует, что Филипп должен был родиться до 3 декабря 1050 г., а брак его матери состояться не позднее февраля того же года, т.е. наверняка в предыдущем 1049 г. Но тогда французское посольство ан Русь не могло отправиться позднее 1048 г. Согласовать эти противоречивые показания источников историкам пока не удалось и вопрос остается открытым.

Прибытие Анны Ярославны  на землю Франции обставили торжественно. Генрих I выехал встретить невесту в старинный город Реймс. К чести высоко образованной русской княжны надо сказать, что она свободно владела греческим языком, да и французский выучила быстро. На брачном контракте Анна написала свое имя, ее же супруг король вместо подписи поставил "крестик"²⁴⁵.

Именно в Реймсе с  давних времен короновали французских  королей. Анне была оказана особая честь: церемония ее коронации состоялась в этом же старинном городе, в  церкви Святого Креста. Уже в начале своего королевского пути Анна Ярославна совершила гражданский подвиг: проявила настойчивость и, отказавшись присягать на латинской Библии, принесла клятву на славянском Евангелии, которое привезла с собой. Под влиянием обстоятельств Анна затем примет католичество, и в этом дочь Ярослава проявит мудрость - и как французская королева, и как мать будущего короля Франции, Филиппа I.

Первые годы жизни  в Париже не были радостными для  Анны. «В какую варварскую страну ты меня послал; здесь жилища мрачны, церкви безобразны и нравы ужасны»²⁴⁶ — эти строки из письма Анны к отцу в Киев цитируют французские исследователи. Но достоверных данных о ее жизни в Париже в 1051 — 1060 гг. нет. К этому времени относится лишь письмо к ней римского папы Николая II (1059 г.), в котором, в частности, говорится: «Слух о ваших добродетелях, восхитительная дева, дошел до наших ушей, и с великой радостью слышим мы, что вы выполняете в этом очень христианском государстве свои королевские обязанности с похвальным рвением и замечательным умом»²⁴⁷.

О растущем авторитете Анны во французском обществе говорит и тот факт, что ей было предоставлено право ставить свою подпись на документах государственной важности. Эта привилегия Анны была уникальным явлением для французского королевского двора XI в. Анна знала латынь, но помнила и кириллическое правописание, подписывалась и на родном языке. Известны две различные подписи Анны Ярославны: Aime-regine» и «регина Анна»²⁴⁸.

В 1060 г. Генрих I умер. Сын  Филипп, объявленный королем, был  еще несовершеннолетним, в связи  с чем на Анну были возложены опекунские полномочия. Она поселилась в Сан лисе, небольшом замке к северу от Парижа, который любила. Близ Санлисского замка Анна основала костел и женский монастырь. В XVII в. на перестроенном портике санлисской церкви было воздвигнуто лепное изображение русской княжны во весь рост с маленькой моделью основанного ею храма. Надпись на цоколе гласит: «Анна Русская, королева Франции, основала этот собор в 1060 г.»²⁴⁹.

Дальнейшая судьба Анны делает ее похожей на героиню рыцарского романа. Два года спустя после смерти Генриха I Анну похитил из Санлисского замка потомок Карла Великого граф Рауль де Крепи де Валуа. В церкви замка Крепи их обвенчал — не без угроз Рауля — местный священник. Между тем граф-похититель был женат, и жена его Алинора обратилась с жалобой на мужа к папе Александру II. Папа объявил брак Рауля и Анны недействительным, но супруги этим пренебрегли. Более того, Анна Ярославна сохраняла дружеские отношения с сыном-королем и сопровождала его в поездках по стране вместе с новым мужем. Тогда Анна еще активнее приобщилась к делам политического управления: среди документов, освещающих ее деятельность, немало данных монастырям хартий, под которыми имя ее стоит или рядом с именем сына («Phi-lippus cum regina mater sua» — Филипп и королева, мать его), или самостоятельно («Anna mater Phitippi Re-tfos» — Анна, мать короля Филиппа). После смерти графа де Валуа (1074 г.) Анна вернулась ко двору сына и, судя по некоторым источникам, погрузилась в государственные дела. Последняя грамота, подписанная уже немолодой экс - королевой Анной, датируется 1075 г²⁵⁰.

Некоторые исследователи  истории Франции XI в. склонны считать, что в конце жизни Анна Ярославна  вернулась на Русь и, прожив на Родине несколько лет, умерла там. «Анна  возвратилась на землю своих предков»,— выбито на подножии ее статуи в Санлисе²⁵¹. Однако летописи об этом молчат. Маловероятно, чтобы такое событие, как возвращение на родину дочери Ярослава Мудрого, прошло для киевлян незамеченным. Возможно, Анна ездила в Киев и вернулась обратно во Францию. В XVII в. один монах аббатства В ил лье отыскал могилу, как он полагал, «королевы Анны»²⁵². Гробница над могилой якобы воспроизводила герб Анны: лилии и открытые ворота крепости, увенчанные короной. Многие русские и французские исследователи поспешили связать изображение на гербе с киевскими Золотыми воротами. Но еще Н. М. Карамзин сомневался в достоверности «находки»²⁵³.

Более доказательно предположение  о том, что киевская княжна привезла во Францию свою библиотеку. От нее  в настоящее время сохранилась  лишь часть единственной книги, известной среди историков и языковедов как Реймсское евангелие. Анализ лингвистических особенностей евангелия привел к заключению: рукописный памятник создан на Руси в первой половине XI в. На Реймсском евангелии короли Фрапции приносили присягу при вступлении на престол. Существует предание, что Реймсское славянское евангелие показывали Петру I в знак того, что память об «Анне Русской» живет по-прежнему во Франции²⁵⁴.

Заключение

IX и X века - наиболее  сложный для изучения период в истории Древней Руси. Многие вопросы начальной истории рода Рюриковичей нельзя, да и вряд ли в будущем можно прояснить однозначно. Причины здесь в сегодняшнем состоянии источниковой базы: в краткости известий, когда источник зачастую остается своеобразной «вещью в себе», не раскрывающей нам до конца своих «тайн». Летописцы, работавшие через 100-150 лет после описываемых ими событий, опирались в основном на устные предания и легенды; годовая сетка, отличающая русскую летопись от византийских хроник, как установлено исследователями, была "наложена" на повествование о древнейших событиях X-XI вв. лишь при создании в начале XII в. летописного свода, получившего название "Повесть временных лет". Поэтому датировка многих древнейших событий, равно как исчисление лет жизни и княжения первых Рюриковичей, может быть принята с известной долей условности.

В шести первых поколениях Рюриковичей мы можем отметить, по меньшей мере 35-40 представителей (в месте с женами – примерно 60), что свидетельствует о довольно большом составе, не уступавшем династиям ряда других европейских государств. О значении русского княжеского рода в тот период свидетельствуют и его матримониальные связи со Скандинавией и Византией, Польшей, Германией, Венгрией, вероятно, также с Волжской Будгарией и Чехией. Они «вплетали» династию Рюриковичей в широкий международный контекст, и само Древнерусское государство было тогда зоной активных межэтнических и межкультурных взаимодействий.

Основателем династии, правившей  на Руси на протяжении 740 лет, согласно древнейшим русским источникам был князь Рюрик. Реальность самой его фигуры признается несомненной, однако содержащиеся в легенде сведенья о семье Рюрика вызывают споры. Мы не можем с уверенностью доверять «легенде о призвании», вопрос о личности братье Рюрика в историографии остается открытым. Во всех летописях, начиная с «Повести временных лет», совершенно четко говорится о том, что Синеус и Трувор были братьями Рюрика, что подтверждается конкретными деталями биографий: где братья княжили, когда умерли. Таким образом, кажутся сомнительной интерпретация имен братьев как неправильно переведенных скандинавских словосочетаний, тем более что эти имена зафиксированы и местными легендами. Одняко Синеус и Трувор вполне могли быть и местными князьями, ставшими братьями Рюрика в позднейшей эпической традиции. Сведенья о супруге князя Ефандре приводит лишь Татищев, однако, как неоднократно говорилось в работе, его данные могут рассматриваться лишь как гипотеза.

Следующим после Рюрика русским князем «Повесть временных лет» называет Олега, личность которого больше всех связана с легендарными мотивами. Олег являлся регентом при малолетнем наследнике княжеского престола Игоре, однако и после того как тот вырос, он не выпускал власть из своих рук и остается великим князем до самой своей смерти в 913 году. Скудность летописных данных не дает нам возможности говорить о семье этого князя, даже степень его родства с Рюриком остается в историографии под вопросом. Олег мог и не состоять в родстве с княжеским домом, но иметь знатное происхождение, а причисление его в летописях к роду Рюрика может быть связано со стремлением связать всех древних князей в один род.

Происхождение Игоря  абсолютно однозначно трактует Повесть  временных лет: сын Рюрика, оставшийся малолетним после смерти отца. Многих историков, смущает тот факт, что Игорь погиб только в 944 г., а значит, прожил около 70 лет, а его сын Святослав родился только в 942 г (по традиционной хронологии). Таким образом, в летописях якобы образовался некий разрыв. Простейшим утверждением в данном случае является идея, высказанная, что Игорь не был сыном Рюрика, а стал таковым лишь в результате редакторской работы летописца, стремившегося представить древнейшую русскую историю как историю одной династии с непрерывной линией наследования. При этом главным аргументом, помимо «логического несоответствия» хронологии, выдвигаются сведенья Иакова Мниха и митрополита Иллариона, которые не упоминают среди предков Владимира Рюрика, начиная родословную со «старого» Игоря. Однако этот аргумент нельзя признать состоятельным, поскольку оба автора перечисляют лишь киевских князей, первым из которых был Игорь. Летописных известий или данных других источников, позволяющих оспорить прямую генеалогическую связь Рюрика и его сына Игоря, нет.

Начиная с 903 г. на страницах  всех летописей появляется первая реальная героиня – это жена князя Игоря  Ольга. Ее жизнь и деятельность, особенно после смерти мужа, описаны достаточно обстоятельно и подробно. Брак Игоря с представительницей местной славянской династии был вполне оправдан: это способствовало бы еще более прочному закреплению иноземной варяжской династии на Руси. Гипотезу о болгарском происхождении княгини нельзя признать состоятельной.

Интересные сведенья о княжеском доме Рюриковичей  содержатся в договоре с Византией 944 г., где упоминается целый ряд русских князей, которых представляли послы. Свои послы были у Игоря, его наследника Святослава, у Ольги. Кроме того, согласно договору у Игоря были племянники от сестер – Игорь и Акун. Между этими именами и семьей Игоря упомянуты еще несколько лиц, возможно, также принадлежавшие к роду Рюрика: Владислав, Предслава, Сфандра, Турод, Фаст, Сфирька. Сфандра названа женой некоего Улеба, но в какой степени родства они состояли с Игорем неизвестно. Историки неоднократно по-разному пытались очертить родственный круг упомянутых в договоре людей, но все эти гипотезы так и остаются не более чем гипотезами. Ясно одно – семья Рюриковичей уже в середине X в. была довольно большой и разветвленной, однако сведений о ее боковых ветвях русские летописи не сохранили.

После убийства Игоря Ольга, согласно летописи, становится регентшей при своем малолетнем сыне. Сыном Игоря и Ольги Повесть временных лет называет Святослава, Ипатьевская летопись датирует его рождение 942 г. Однако это противоречит другим летописным данным: получается, что только через 40 лет брака у двух пожилых людей родился сын. Необходимость как-то объяснить эти сведенья породила несколько гипотез: попытку перенести рождение Игоря и Ольги и их брак на более поздний период, восстановление «пропущенных» поколений или же сомнение в датировке рождения Святослава. Однако источников, позволяющих поставить родственную связь Святослава с Игорем и Ольгой, нет, поэтому два первых пути являются простым домысливанием ситуации. Для третьего, напротив, могут возникнуть основания. Существует целый ряд свидетельств, как русских, так и иностранных источников, в основном касательно датировки рождения сыновей Святослава, которые позволяют нам перенести дату рождения князя на более ранний период. Вполне можно принять датировку Татищева – 920 г.

Если признать, что  Святослав родился раньше, то получается, что Ольга просто отстранила сына от верховной власти, захватив в свои руки управление страной. Крайне активная военная деятельность Святослава может быть косвенным подтверждением этой версии. Отношения матери и сына, вероятно, были сложными, что подтверждается и данными летописи.