Предмет философии техники

Цивилизация проникнута стремлением  к равенству, она  хочет  обосноваться  на

количествах. Культура - аристократична. Цивилизация - демократична”.

 

 

Цивилизация как гибель культуры

 

 

      Почему же  цивилизация,  несущая  человеку  социальное  и техническое

благоустройство жизни, вызывает у Шпенглера ощущение гибели  культуры?  Ведь

сохраняются  прекрасные  произведения  искусства,  научные  достижения,  мир

культурных  символов.  Но  Шпенглер  увидел  более  глубокую  и неочевидную

сторону  дела.  Культура  жива  до  тех  пор,  пока  она  сохраняет  глубоко

интимную, сокровенную связь  с человеческой душой.  Душа  культуры  живёт  не

сама по себе, а лишь в  душах людей, живущих  смыслами  и  ценностями  данной

культуры. “Всякое искусство  смертно, не  только  отдельные  творения,  но  и

сами искусства.  Настанет  день,  когда  перестанут  существовать  последний

портрет Рембрандта и последний  такт моцартовской музыки - хотя  раскрашенный

холст и нотный лист, возможно, и останутся, так как исчезнет последний  глаз

и последнее ухо, которым  был доступен язык их форм. Преходяща  любая  мысль,

любая  вера,  любая  наука,  стоит   только   угаснуть   умам,   которые   с

необходимостью ощущали  миры своих “вечных истин” как  истинные”.[6]

      Если культура  перестанет притягивать и вдохновлять  человеческие  души,

она обречена.  Отсюда  Шпенглер  видит  опасность,  которую  несёт  с  собой

цивилизация. Нет ничего  дурного  в  благоустройстве  жизни,  но  когда  оно

поглощает человека целиком, то на культуру уже не остаётся душевных сил.  Он

ничего  не  имеет  против  удобств   и   достижений   цивилизации,   но   он

предупреждает против цивилизации, вытесняющей подлинную культуру:  “Культура

и цивилизация - это живое  тело душевности и её мумия”.[7]

      Шпенглер  не отрицает цивилизацию, но  он и  не  “человек  цивилизации”,

способный откинуть в сторону  старый  “культурный  хлам”  ради  того,  чтобы

уютно  чувствовать  себя  в  мире  обыденных  забот.  Отсюда  вытекает   его

двойственное мироощущение,  которое  блестяще  охарактеризовал  Н.  Бердяев:

“Своеобразие Шпенглера  в том, что ещё не было человека цивилизации  с  таким

сознанием, как Шпенглер, печальным  сознанием  неотвратимого  заката  старой

культуры, который обладал бы такой чуткостью и таким даром проникновения в

культуры прошлого. Цивилизаторское  самочувствие и самосознание  Шпенглера  в

корне противоречиво и раздвоено. В нём нет цивилизаторского  самодовольства,

нет этой веры в абсолютное превосходство  своей  эпохи  над  предшествующими

поколениями и эпохами. Шпенглер слишком хорошо всё  понимает.  Он  не  новый

человек цивилизации, он - человек  старой европейской культуры.

      Для  Шпенглера   в  современном  мире  культура  сохраняется   лишь   в

крестьянстве,  которое подвергается  давлению   со   стороны   цивилизации.

“Крестьянство, связанное  корнями своими с самой  почвой,  живущее  вне  стен

больших городов, которые  отныне – скептические, практические,  искусственные

– одни являются представителями  цивилизации, это крестьянство уже  не идет  в

счет. “Народом” теперь считается  городское население, неорганическая  масса,

нечто текучее. Крестьянин отнюдь не демократ - ведь это понятие так  же  есть

часть механического городского существования –  следовательно,  крестьянином

пренебрегают, осмеивают,  презирают  и  ненавидят  его.  После  исчезновения

старых  сословий,  дворянства  и  духовенства,  он   является   единственным

органическим человеком, единственным сохранившимся пережитком культуры”.[8]

 

 

Заключение

 

 

      Закат Европы  ознаменовался победой техники   над  духовностью,  мировых

городов над провинцией,  плебейской  морали  над  трагической.  “Жизнь  была

чисто органической, необходимейшим и осуществленным выражением души:  теперь

она становится неорганической, бездушной, подчиненной  опеке  рассудка.  Это

признавали – и тут  лежит наиболее типическая ошибка самочувствования  всякой

цивилизации  –  как  некоторое  завершение.  Однако  этот  дух  человечества

мировых городов  являет  собой  отнюдь  не  возвышение  душевной  стихии,  а

некоторый остаток, который  обнаруживается после того, как  вся  органическая

полнота остального умерла и  распалась”.[9]

      Культура  не способна развиваться вечно  по единой, универсальной схеме.

В ее развитии наступают  сложности,  коллизийные  феномены.  Они могут,  по

мнению Шпенглера,  свидетельствовать  только  об  истечении  времени  данной

культуры.

      Далеко не  все в культурологической теории  Шпенглера правильно, но  его

предостережение  о  том,  сто  массовая  бездуховная   враждебна   культуре,

остается актуальным и  по сей день.

"Человек и техника". Техника – тактика жизни. Техника  – способ борьбы, это как проекция  воли к власти. Разделение всех  живых существ на травоядных  и хищников. Чел – хищник в  полной мере. 2 вида т. –видовая т. животного (безлична, инстинкт) и т. чела (Сознательна, личностна, изобретательна. чел выходит за границы принуждения вида. Он сам творец своей тактики жизни.) Не признает эволюцию, считает, что развитие происходило скачкообразно. Не верит в прогресс, говорит, что любое развитие завершается смертью, но люди слишком трусливы, что бы это признать. Т. нельзя понимать инструментально. Т. – это не создание инструментов-вещей, а способ обращения с ними. Любая машина служит 1 методу и возникла из его замысла. Метод – оружие. Верховенство фаустовской культуры, гений белого человека, только ему присуща техника, но не цветным. Но происходит пресыщение его т. Для цветных т. не внутренняя потребность, они ею не живут, это лишь способ борьбы с белыми. Человечество никогда ничего не изобретало. Все великие открытия- победа великого чела, а не для пользы смотрящей массы. Месть природы – природа сильнее техники и мстит челу за попытку ее порабощения. Предательство техники – машина входит в противоречие с хозяйственной практикой. О.Шпенглер рассматривал историю человечества как путь, направленный к цивилизации при посредстве техники. Цивилизация уже достигнута, она стала царством машин и этот искусственно созданный технический мир вытесняет естественный. Машинная техника теперь быстро движется к своему завершению, симптомами чего являются колониальная политика, эксплуатация труда, войны, депрессия, безработица и настроения разочарования от т, которая восстала против своего творца - чела.

 

28. Политическая организация общества  как мегамашина (Л.Мэмфорд).

Мамфорд Льюис (1895-1990) - американский социальный философ, историк и архитектор-проектировщик. Многочисленные работы Льюиса Мамфорда посвящены социальным проблемам  техники, истории городов и процессам  урбанизации, утопической традиции в общественной мысли. В работах "Техника и цивилизация" (1934), "Искусство и техника" (1952), "Культура городов" (1938), "Положение человека" (1944), "Город в истории" (1961), "Миф  машины" (1967-1970) Мамфорд выступает  как один из крайних представителей негативного технологического детерминизма.

В 1934 г. выходит книга Мамфорда "Техника и цивилизация" ("Technics and Civilization"), в которой дается развернутый анализ широкого круга проблем "механической цивилизации". В этой работе Мамфорд предпринимает попытку дать аналитическую оценку современному социальному и культурному восприятию техники. Если машина является продолжением человеческих органов, то для Мамфорда это происходит в силу их ограниченности. При этом "...машины возникают как своеобразное отрицание органической и живой природы..." [268]. Через три десятилетия после "Техники и цивилизации" выходит книга "Миф машины" ("The Myth of the Machine", в 2-х томах, 1969 и 1970). В этой работе Мамфорд утверждает, что человек - не "делающее", а "мыслящее" существо, его отличает не делание, а мышление, не орудие, а дух, являющийся основой самой "человечности" человека.

По Мамфорду, сущность человека - не материальное производство, а открытие и интерпретация, значимость которых вряд ли можно переоценить. "Если бы внезапно исчезли все механические (технические) изобретения последних пяти тысячелетий, это было бы катастрофической потерей для жизни. И все же человек остался бы человеческим существом. Но если бы у человека была отнята способность интерпретации... то все, что мы имеем на белом свете, угасло бы и исчезло быстрее, чем в фантазии Просперо, и человек очутился бы в более беспомощном и диком состоянии, чем любое другое животное: он был бы близок к параличу" [269]. Человек есть "прежде всего, само себя созидающее, само себя преодолевающее, само себя проектирующее животное существо" [270].

Философ типологически подходит к анализу феномена техники. Так, современная техника, по Мамфорду, "образец  монотехники или авторитарной техники, которая, базируясь на научной интеллигенции и квалифицированном производстве, ориентирована главным образом на экономическую экспансию, материальное насыщение и военное превосходство" [271]. Корни монотехники восходят к пятитысячелетней древности, когда человек открыл то, что Мамфорд называет "мегамашиной", т.е. строгую иерархическую социальную организацию.

Стандартными примерами  мегамашин являются крупные армии, объединения работников в группы, такие, как например, те, которые строили египетские пирамиды или Великую Китайскую стену. Мегамашины часто приводят к поразительному увеличению количества материальных благ ценою, однако, ограничения возможностей и сфер человеческой деятельности и стремлений, что ведет к дегуманизации [272].

Еще во введении к своей  работе (Прологе) Мамфорд дает оценку состоянию современной научно-технической  цивилизации. "Все мы понимаем, - пишет  философ, - что в нашем столетии было засвидетельствовано радикальное  преобразование всей среды, окружающей человека, что в значительной степени  представляет собой результат воздействия  физико-математических наук на технологию. Этот переход от эмпирической и скованной  традициями техники в режим экспериментов  открыл невиданные горизонты в таких  новых сферах, как ядерная энергия, сверхзвуковые перевозки, искусственный  интеллект и мгновенная связь  на дальние расстояния. Еще никогда, если начинать с эпохи пирамид, такие  значительные физические изменения не осуществлялись за столь короткий период. Каждое из этих изменений поочередно вызывало трансформации в человеческой личности, а если этот процесс будет продолжаться с неослабевающей скоростью и бесконтрольно, то уже вырисовываются контуры более радикальных преобразований" [273].

Современная эпоха, согласно Мамфорду, - это переход от "первобытного" состояния человека, которое было отмечено изобретением орудий труда  и оружия с целью овладения  силами природы, к ситуации, когда  человек уже не только покоряет природу, но и оказывается способным к  отделению от органической среды.

Появление такой "мегатехники" (как называет ее Мамфорд) позволит господствующему меньшинству создать некую единую структуру, предназначенную для автоматической работы. В результате, вместо того чтобы активно функционировать в качестве самостоятельной личности, человек станет пассивным, бесполезным и машиноуправлемым животным. Присущие человеку функции (в соответствии с технократическими интерпретациями роли человека) будут либо поглощены машиной, либо строго ограничены и подвергнуты контролю [274].

Цель своей работы Мамфорд  видит в опровержении допущений  и прогнозов, на которых основана наша приверженность современным формам научно-технического прогресса, рассматриваемого в качестве самоцели. Для того чтобы  понять роль, которую играла техника  в развитии человека, необходимо вглядеться в глубины исторически сложившейся  природы человека. "Однако в течение  нашего столетия, - пишет философ, - взгляд этот был затуманен, поскольку его  обусловливала общественная среда, внезапно встретившаяся с изобилием  изобретений в области механики, которые смели с лица земли издавна существовавшие процессы и учреждения и изменили традиционные представления о пределе как человеческих, так и технических возможностей" [275].

Анализируя работы Мамфорда, американский философ техники К. Митчем утверждает, что в целом все его научное творчество является попыткой демифологизации и раскрытия сути мегатехники, с тем чтобы положить начало фундаментальной переориентации духовных установок общества, что в конечном счете должно привести к преобразованию монотехнической цивилизации [276]. "Для спасения самой техники, - писал Мамфорд, - мы должны ставить границы ее бездумной экспансии" [277].

Поэтому развитие техники  следует поощрять лишь в том случае, если она способствует усилению того аспекта человеческого бытия, который  Мамфорд называет "личным", но не ограничивает и не сужает человеческую жизнь рамками власти и силы.

Мегамашина возникла 5 тыс. лет назад, в 3 в. до н.э. Мегамашина – как будто техническое устройство, но структурными его единицами являются люди, подчиненные определенной идее. У этой машины много названий: невидимая машина – т.к. даже когда она функционирует как полностью интегрированное целое, ее компоненты по необходимости разобщены в пространстве, трудовая машина, военная машина и тд. Создание мегамашины было невозможно без установления новой социальной организации – царизма, где царь был способен осуществлять неограниченную власть, обладающий средствами гарантирующими покорность, автоматический и полный конформизм. Появление "мегатехники" позволит господствующему меньшинству создать некую единую структуру, предназначенную для автоматической работы. В результате, вместо того чтобы активно функционировать в качестве самостоятельной личности, человек станет пассивным, бесполезным и машиноуправлемым животным. Присущие человеку функции будут либо поглощены машиной, либо строго ограничены и подвергнуты контролю. Мегамашина – корень монотехники, собственно сама строгая иерархическая социальная организация. Мегамашины приводят к поразительном достижениям, путем ограничения возможностей и сфер человеческой деятельности и стремлений, что ведет к дегуманизации. Мегамашина – прототип всех последующих механических машин. Понимание наследия мегамашины важно для нас, т.к. первоначальный миф машины проецировал в будущее надежды и желания, а именно избавление от тяжкого бремени труда, но в тоже врямя она навязала ограничения и рабскую покорность. Кроме того мегамашина создала миф о возможности неограничнной власти, бессмертия, подчинения природы. Док-ть, что мегамашина действительно машина можно при помощи сравнения ее с классическим определением машины как комбинации строго специализированных и способных к сопротивлению частей, функционирующих под чел контролем для использования энергии и выполнения работы. Пирамиды. Современные машины позиционируются как энергосберегающие, мегамашина была трудоиспользующей, но они обе поработили труд. Производительность мегамашины зиждилась на строгой специализации – начало современного разделения труда на крупных пр-вах. Но из сложившейся ситуации необходимо выбираться. Т. должна быть обращена на службу челу, культивировать те части органической среды и чел личности, которые были подывлены с целью расширения функций мегамашины. Освобожденный от зависимости мегамашины мир биотехники станет более открытым челу, а те аспекты личности, которые были искалечены или парализованы, начнут снова играть свою роль.