Философия как самосознание культуры. Соотношение философии, религии и науки

Вторая половина XX – начало XXI века в определенном смысле – сумерки культуры. Говоря это, я, разумеется, не подвергаю переоценке великие достижения искусства, науки, количественного роста образования и других внешних выражений и результатов развития культуры нашего времени. Речь идет о том, что в современной культуре чрезвычайно ослабла, если не утратилась вообще, способность вырабатывать образы общественнозначимых целей, образ потребного будущего, образ человека, способного такие цели достигать. Культура как бы утратила перспективу своего движения. И в этом плане не последнюю роль сыграл глубокий кризис социалистических проектов, с осуществлением которых значительная часть человечества связывала представления о социальном и культурном прогрессе. К сожалению, ни либералистские, ни всякого рода обновленческие идеи, столь претендующие на универсализм, не смогли сформулировать цели социального развития.

Нарастание в обществе настроений катастрофизма, исторической тупиковости, в лучшем случае цикличности (проще сказать, бесцельного круговращения), как раз и заставляет снова и снова ставить вопрос о сущности культуры и о способах ее бытия. Западная философская мысль уже давно обратила внимание на трагичность бездуховного существования человека и культуры в мире как будто относительного благополучия. Отечественная философская мысль, находясь в идеологической эйфории, могла признать такую трагичность, но понимала ее весьма географически. Те же из наиболее глубоких исследователей, которые отмечали признаки кризиса культуры и по эту сторону границ, не находили понимания, а зачастую оказывались вне научной востребованности.

Вопрос стоит, следовательно, так: сумеет ли выполнить философия ту работу, которую она прежде всегда выполняла с опережением; сумеет ли она найти новые способы мышления, которые бы позволили преодолеть глубокий кризис культуры и сообщить ей новые воспроизводственные потенции. Но вопрос еще и в том, на каких методологических основаниях могут быть осуществлены подобные решения, достаточен ли для этого творческий потенциал, заложенный классическими школами, или новые техники породят и новые способы рефлексивного мышления.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 3

Философия и наука: разделение самосознания

 

3.1. Золотой и  серебряный века философии

Так, несколько банально, я обозначу тот временной период самосознания культуры, когда оно выражалось синкретичностью философии и науки. Собственно, философия и означала науку, наука и формировалась как философия. Философская рефлексия обнимала всю предметность бытия и многомерное пространство духа, поднимаясь над ними и структурируя их. Она без противоречий связывала индивидуальный житейский опыт, коллективный социальный опыт и опыт, полученный специальными познавательными процедурами (последний в будущем и конституируется в качестве науки, научного знания). При этом философия очень мало была озабочена своей, так сказать, функциональностью, или практической значимостью. Во-первых, эта значимость подразумевалась как бы сама собой, вследствие того, что никакой другой формы сосредоточения знания и не существовало. Во-вторых, куда большее значение имели мировоззренческие системы, конструируемые философией и вносимые в общественное сознание, чем научно-технические инновации, поскольку сфера производительного труда вполне обходилась традиционными орудиями и технологиями и не нуждалась в этих инновациях. Да их внедрение вряд ли и было возможным в условиях рабовладения. Правда, несколько по-иному дело обстояло в сфере военной деятельности, весьма открытой к достижениям научно-технической мысли.

Зато духовная сфера жизни общества была очень восприимчивой к усвоению новых форм движения мысли. Для этого в античном сообществе сложились существенные предпосылки. Прежде всего, возникла настоятельная практическая потребность в овладении методами рационального мышления. Политическая жизнь, ставшая доминантной формой существования полисного человека, требовала умения строить речь, умения внятно выражать мысли, умения убеждать для принятия нужных решений. Третейский суд, ставший важнейшим социальным институтом, требовал умения строить аргументацию, выявлять те мыслительные конструкции, которые ведут к заблуждению или заведомо неистинны, и приходить к доказательному выводу. Сфера экономики, торговли требовала умения производить точные измерения, строить расчеты и обоснования цен на товары. Военное искусство, далеко не последнее по своей значимости, требовало регулярной службы и регулярного строя. Таким образом, во всех сферах и отраслях общественной жизни требования правильности, регулярности, рациональности их организации и управления стали в плоскость непосредственной практической актуальности.

Задача наблюдения за процессами мышления с целью познания его структуры и законов функционирования оказалась выдвинутой на передний план общественных потребностей. Мышление становится предметом специального наблюдения, описания и анализа. Мышление как субъект познания и мышление как предмет познания, существуя в единстве, отделяются друг от друга и противопоставляются, строятся абстракции над абстракциями и результаты этой деятельности становятся основаниями, объяснительным принципом миропонимания. Естественно, что в своих рафинированных формах этот процесс осуществляется только в напряженной интеллектуальной деятельности очень немногих людей, обладающих не только достаточными знаниями, не только необходимым талантом, но и достаточной предрасположенностью к таким занятиям. А самое существенное, что продукт их размышлений об этих высших и абстрактных сущностях становится общественно необходимым продуктом – он, грубо говоря, имеет спрос. Философская рефлексия теперь становится органической частью бытия общественного человека, одним из важнейших инструментов его гносеологического отношения к миру и процесса его социализации, формируется совершенно новая структура социальной жизни – образование, в котором философия, и что еще более важно - методы мышления, открываемые философией, играют ведущую роль.

В духовном пространстве античного мира эта работа абстрактной мысли имеет, однако, весьма относительную самостоятельность. Она переплетена, сопряжена с содержательными формами и способами традиционного племенного мифологического и религиозного мышления. Она зачастую и выражает себя в этих традиционных формах, что, с одной стороны, затрудняет понимание ее смыслов, с другой, напротив, делает их доступными для внедрения в общественное сознание. Поэтому философия, имея свое собственное содержание и свои собственные методы, сохраняет органическую связь с мифологией и искусством, вырастает на их почве и питается ею. Разделение сознания в этих своих формах, конечно, уже несет в себе некоторую напряженность, но еще нет разрыва между ними. Философские абстракции оснований миропонимания находят выражения в чувственно-предметных формах и образах воды или огня, музыки сфер и т.п., но это уже не олицетворение стихий, а именно необходимая чувственно-образная поддержка абстракций, имеющих характер универсалий.

Очень скоро философия, эмансипируясь от чувственности, начинает размышлять и над сущностью своих родственных форм – мифологией и искусством, отыскивая им рациональные объяснения. Она теперь не только структурирует духовное пространство, но строит его, даже в определенном смысле сотворяет его и задает ему смыслы Мышление осознает свою приоритетную роль в таком организованном и сотворенном мире, правда, эта роль лишь замечается, фиксируется и, что вполне оправданно, легко абсолютизируется. Это выражается во все нарастающей тенденции к гипостазированию, то есть отделению абстрактных понятий не только от чувственной действительности, но и от самого мышления и превращения их в особую действительность. Наиболее четкого выражения этот процесс достигает в платоновской философии, и впоследствии будет постоянно проявлять себя в средневековом реализме, а потом в гегельянстве.

Другой тип абсолютизации связан с гипостазированием цели и получает форму телеологии. Целеполагание. - важнейшая характеристика сознания, переносится на всю природу вообще и тогда мир рассматривается с позиции финализма, существования некоей конечной цели, заложенной в каждом явлении и в каждом процессе. Основы такого мироосознания были сформулированы в философии Аристотеля, в его учении об энтелехии.

Эти характерные черты философской рефлексии стоит особенно заметить, поскольку в дальнейшем изложении, при анализе ее аберраций, к ним нужно будет вернуться.

Расцвет античной философии можно объяснить тем, что она стала общественно необходимым способом организации пространства бытия человека. Философия своей предметностью, фактом своего существования уже порождает вокруг себя некоторое силовое поле, в котором содержание сознания, равно как и содержание человеческой деятельности, продуцируется и поддерживается в определенной континуальности, задающей условия и возможности пониманий и действий. Здесь содержание знания сливается с его существованием. А поскольку философия включает в себя и объективное содержание знания, которое получает название научного, она приобретает доминантное культуротворческое значение и начинает выполнять важнейшую человекообразующую функцию. Теперь осознавать себя в культуре человек античности мог лишь через осознания себя по отношению к философии. Языком культуры стал язык греческой философии, сиречь – греческой науки. Поэтому я и называю это время золотым веком философии.

В последующие времена языком культуры станет теология, и философия в значительной мере уступит ей свою роль организатора и строителя культурного пространства.  Возникнет различие между языком философии и языком науки, оно разовьется до состояния противоположности. А поскольку язык является фундаментом культуры, возникнет и довольно острая коллизия в понимании места философии и науки в культуре и в понимании их культуротворческих функций.

Конечно, различие, о котором идет речь, содержалось в философской рефлексии изначально, но стало заметно обнаруживать себя в эллинистическую эпоху, когда философия значительно утратила свою востребованность как производителя целостного системного миропонимания, или как производителя тех форм мышления, в которых и только в которых возможно было осознать положение в природном и духовном пространстве. Это понимание уже не требовало обязательных творческих мыслительных актов, оно обреталось в актах потребления готового мыслительного продукта, причем, насколько это можно сказать об античности, в актах массового потребления. Здесь я имею в виду великолепно развитую в эллинизме систему образования. С одной стороны, образование делало философию общедоступной и конечно значительно повышало общий уровень культуры, с другой – занятия философией все более становились профессиональным делом, то есть ее преподаванием и научной разработкой отдельных проблем. Образно говоря, область философии превращалась из горной страны с высочайшими пиками в широкую холмистую равнину. Научная составляющая философии также сильно ослабевала, поскольку общественная практика эллинистического мира не обнаруживала особых потребностей в этом типе знания.

Философия восстановит свои культурообразующие функции, но, как уже было сказано, под эгидой теологии и в ее обличье. В этом отношении особое значение имела поздняя схоластика с ее способностью к построению системных философских учений. Однако именно в этот период и начинают заметно расходиться методы науки и методы философии, хотя у них еще одно поприще деятельности -  познание, один предмет – бытие природы и один язык – латынь. Но только достижения науки, эмпирические открытия, теоретические обобщения эмпирических явлений и процессов, вследствие своей практической функциональности, вследствие возможности непосредственного применения таких знаний, приобретают большую значимость, чем философские спекуляции. Именно они становятся заметными и привлекательными точками сгущения, концентрации духовного пространства, топология которого все более структурируется искусственными созданиями человеческого разума и человеческого опыта – фактами науки, то есть открытиями, технологиями, инструментами. Философия сохраняет свое традиционное положение производителя всеобщего знания, но лишь постольку, поскольку наука еще не имеет собственных возможностей для производства такого знания, то есть для построения фундаментальных теорий и потому вынуждена обращаться к философии в поисках необходимой целостности и всеобщих объяснительных принципов.

Центральный и постоянный вопрос философской рефлексии о сущности духа и его отношения к материальному бытию природы развертывается теперь в эпистемологическую проблематику: что есть научное познание, что есть истинное знание и каковы его критерии, каковы научные методы постижения истины. Наука становится центральным предметом философской рефлексии, и этот вполне обоснованный поворот все же несет в себе некоторую опасность для самой философии – она начинает и себя строить как произведение науки.  Нетрудно видеть, что в силу вышеприведенных характеристик науки и ее роли в новом духовном пространстве – здесь обнаруживается существенное противоречие в самом, так сказать, пространстве философии. Она, продолжая оставаться собою, в то же время осознает себя в качестве только одной своей части, пусть и весьма значительной. В какой-то мере положение спасает обращение философии к антропологической и социальной проблематике. Но, во-первых, это обращение опять же вызвано развитием эмпирической науки, во-вторых, указанное противоречие не исчезает и из этой области.

Как показал в свое время М.К.Мамардашвили, наука продуктивна, тогда как культура репродуктивна. И существует глубокое различие между содержанием интеллектуальных преобразований, составляющих науку, и существованием этих преобразований в их культурной телесности. Содержание науки внесубъективно, внеиндивидуально, внеличностно, а вот сам процесс познания осуществляется органами мысли, сформировавшимися именно в культурно-исторических контекстах. Результат научного познания изменяет структуру культурного пространства и задает новые условия или всеобщие формы для мыслительного процесса. В этом известный отечественный философ видит культурообразующую роль науки (18).

Отсюда может следовать, что философия как наука открывает, или должна открывать, содержание мира, не зависящее от субъекта, и в этом отношении она продуктивна и не находится в культуре. Но философия отличается от науки как раз тем, что она есть мысль, созерцающая свое собственное пространство и, следовательно, задающая его конкретно-историческую структурность.  В этом отношении философия производит такие ментальные построения, которые преодолевают природу, выходят за ее пределы, представляют собой всеобщие формы для движения субъектности, обусловливающие единство всеобщности и уникальности человеческой деятельности и тем самым создающие условия ее репродуктивности. Так что философия вполне оправданно именовалась метафизикой.

На мой взгляд, в этом состоит одно из противоречий, определившее размежевание и противопоставленность философии и науки.  Но вплоть до немецкой классики они сохраняли единство, где наука (я имею в виду, разумеется, те предметные области знания, где применимы опытные, аналитические, количественные методы) все более и более получала приоритетный характер, и где философия, сохраняя свою традиционную роль и функцию всеобщей системности, все более и более хотела быть наукой. Но это и было время создания великих философских систем, в которых эпоха действительно осознавала себя и которыми задавались всеобщие смыслы и цели, впервые представляемые в понятиях культуры. Идея о естественных правах человека, вытекавшая из складывающегося эволюционистского мировоззрения, и конгениальная ей идея о «естественном» человеке заставили европейскую философию соотносить его с человеком цивилизации, или, что в данном случае синонимично, с человеком культуры. Соотношение, как известно, поначалу было отнюдь не в пользу последнего. Но поскольку для европейского мышления цивилизация непосредственно сопрягалась с прогрессом, прогресс с развитием науки, а оно, в свою очередь, с разумом, для философии не было более актуальной задачи, чем освоить пространство разума и сделать его по возможности технологичным.  То есть, в свете предыдущих положений, философия значительно расширила свои культуропроизводящие функции. Она стала обеспечивать культуру необходимыми ей инновационными формами репродуктивности.