Философия как самосознание культуры. Соотношение философии, религии и науки

Глава 2

Философия и мораль: культура и человек в поисках своего образа и образца

2.1. Тревожность  нравственной рефлексии

Философская рефлексия, поднявшаяся над бытием и вырвавшая себя из бытия, с необходимостью должна и устанавливать с ним связь, однако характер этой связи теперь всецело будет конструироваться самой рефлексией. Для этого она должна была, прежде всего, самоопределиться. Естественно, что первым вопросом в этом отношении будет вопрос, который прежде решался достаточно просто, а точнее, вообще не вставал в условиях бессознательного и традиционного бытия культуры. Это вопрос о том, что и кто есть человек, являющийся носителем сознания. И если он носитель сознания, является ли он и его субъектом? От решения этого вопроса зависела мера ответственности человека перед самим собой и перед остальным миром.

Поскольку культура есть способ бытия человека, а способов этих множество и определяются они конкретными природными и историческими условиями существования сообщества, то вопрос «кто человек?» является основным вопросом культуры. Другое дело, что в традиционном обществе ответ на него был получаем непосредственно-наглядно и удостоверялся непосредственным действием - ритуалом. Философская же рефлексия ставит вопрос о всеобщей сущности человека и ищет основания ответа в своем собственном пространстве, в связях идей. Однако такие основания оказываются довольно зыбкими, поскольку немедленно подвергаются критике со стороны самой же философии (неважно, делают ли это оппоненты, или сам автор идей), но главным образом потому, что редко выдерживают проверку в действительном материальном бытии человека. Эта постоянная зыбкость и рассогласованность становятся и постоянными условиями самосознательного бытия и проявляется в постоянном беспокойстве. в тревожности философской мысли по поводу своих оснований.  Принципиальная незавершенность мышления, относительность установленного, необходимость постоянного выхода за пределы мыслимого содержания - характернейшая особенность философской рефлексии. Вместе с тем она должна создать некоторую надежную взаимосвязную целостность, некий континуум человеческого бытия, в котором указаны достаточно надежные ориентиры. Этим противоречием определяется все дальнейшее развитие философии, которая теперь становится важнейшей частью культуры, поскольку, как бы к ней не относились, именно философия стала вырабатывать всеобщие целеполагающие смыслы бытия человека, выражаемые в формах общественного идеала. Поэтому при всей своей отвлеченности философская рефлексия возникает как способ решения самых что ни на есть практических задач, как практическая философия. Она стала учением и школой, дающим знание о должном в человеке. По словам М.К.Мамардашвили вся проблема человека в культуре состоит в ответе на вопрос: можем ли мы быть только такими, как мы есть, или возможно возвышение человека над собой

На первый взгляд может показаться, что первые философские учения центром своего внимания имели общие принципы мироздания, мироустройства, природы. Если это и так, то лишь потому, что, отказавшись от традиционных представлений, необходимо было для понимания человека поместить его в новую систему координат. Но основной вопрос – это именно вопрос о человеке, точнее о том, что он есть, как он должен поступать и чем именно обеспечивается его бытие как человека. Философия и выступает в первом своем явлении как учитель жизни, как практическая философия. Именно в этом своем качестве она становится характерной частью культуры древних цивилизаций и в значительной мере сохраняет это свое содержание на всем протяжении последующей истории, что наиболее отчетливо видно на примере культур Китая, Индии, Средней Азии и Ближнего Востока.

Здесь, наверное, стоит сделать оговорку, что о философии в этих древних культурах нужно говорить лишь с определенным допущением.  Философия все же появляется в античной Греции в условиях возникновения и развития полисов - этих совершенно уникальных способов социальной организации. Ни в одной культуре, достигшей высокого уровня развития раньше греков в плане сложнейших религиозных систем и культов, политических институтов, военной организации, ремесел и технологий, не встречается столь четкого разделения между мифом, религией - с одной стороны, и логосом, словом, мыслью – с другой. Нигде рационально-логическое, выводное знание не приобретает такого самодовлеющего значения и авторитета, нигде философия так прямо и непосредственно не участвует в организации жизни, как в полисном сообществе.

Но для нашего предмета тем более интересно рассмотреть феномен древней восточной философии, поскольку здесь восхождение к самосознанию осуществляется преимущественно через выделение и осмысление нравственной составляющей бытия культуры, а это и есть ее центральная и фундаментальная составляющая.

В индийском религиозно-философском опыте, представленном в «Ведах» и «Упанишадах», моральность включена в цикл «возрождение-жизнь-смерть-возрождение-жизнь-смерть-возрождение…». Кармическое мышление, в сильнейшей степени мифологизированное, связывает моральную причинность с неизбежностью реинкарнаций (перерождений), характер и направленность которых зависят от поступков человека. Все несовершенства и страдания в мире являются следствием собственных деяний каждого человека, и он сам выбирает возможность оказаться в будущем в лучшем или в худшем положении. Необходимость преодоления кармы – постоянная забота и трудновыполнимая задача. А высшая цель человека – слияние с божеством, достигается аскетическим отказом от мира, «отысканием самого себя» посредством отказа от чувственных страстей, посредством преодоления вечного цикла превращений, посредством самоуглубления, медитации. Таким образом, самоопределение человека – это, прежде всего, мера его усилий, направленных на преодоление кармы. Образ нравственного совершенства – крайняя аскеза.

Культура древнего Китая формировалась совсем в иных условиях, чем в кастовом сообществе Индии и, тем более чем в полисном сообществе Греции. Китайская цивилизация складывалась и развивалась в условиях строго централизованной государственности, где место и функции человека определялись патриархально-семейной и государственной субординацией. Отсюда пристальное внимание к «правильному» поведению и «правильному» пониманию человека. «Правильный» человек – это его правильное поведение, которое, согласно Конфуцию, составляет основу нравственности и содержанием которого является следование традиции и почтение к старшим, особенно в плане управленческой иерархии. Таким образом, мера человека есть «человеколюбие» и означает способность соответствовать ожидаемым (предписанным) образцам поведения в отношениях с другими людьми сообразно с их социальным статусом.

В культуре античной Греции, особенно классического периода, мера человека – это мера его знания и мера способности получать его. Причем, во-первых, знание выступает как размышление, как продукт самостоятельного мышления, рефлексии над сущностью вещей. Во-вторых, получение знания является заботой и обязанностью каждого человека, насколько он таковым хочет быть. Знание и есть высшая нравственность, или «добродетель», поскольку обладающий знанием способен различать истину, красоту, добро и справедливость и, следовательно, поступать с ними в соответствии. Тот же, кто к этому неспособен, не может быть свободным, поскольку находится в плену своих страстей, влечений, предрассудков. Он в действительности раб.

Особенно важно, что знание о добродетели, о сущности человека, как его понимал, скажем, Сократ, добывается не практическим опытом, а именно анализом понятий, прояснением их смутного содержания. Основной метод здесь – точная постановка вопросов и убедительная аргументация. Это напряженная интеллектуальная работа, всматривание в себя, контроль за ходом и содержанием мыслительного процесса и есть «познание самого себя» -  самостоятельно определяемая человеком цель, в достижении которой состоит главный смысл жизни.

Основания морали для античной культуры, естественно, находятся вне ее собственных пределов. Они определены мифологическими и религиозными представлениями о мировой справедливости, о божественной мудрости. Но главное, что выделяет в человеке античное мышление, - это его самостоятельность и способность принимать независимые решения, что наиболее наглядно в готовности человека бросать вызов, бороться и выходить победителем. Вызов может быть брошен богам и даже самой судьбе - тогда перед нами трагический герой. Вызов может быть обращен к противникам и врагам – тогда перед нами герой гражданский или военный.  Агональный вызов равному и достойному согражданину – и тогда перед нами герой-атлет. Но в любом случае образ человека определяется успехом его дела, целиком зависящим от силы духа и меры затрачиваемых усилий.

Открытое и сформулированное античностью понимание человека получает последовательное развитие и выражение в гуманистической культуре Ренессанса и Нового времени. Здесь образ человека задан уже помимо каких бы то ни было внешних образцов, поучений и авторитетов, помимо всякой идеальной надмировой иерархии. Здесь нет никаких внешних человеку и его сознанию гарантий для его становления в качестве человека. Каждый вступал в открытое неизвестное и враждебное пространство, в котором путь прокладывал самостоятельно, полагаясь только на собственные индивидуальные способности: ум, хитрость, изворотливость, решительность, упорство и т.д. В таких условиях индивид поистине не видел границ самоидентификации, самоутверждения. А.Ф.Лосев охарактеризовал эпоху Возрождения термином «титанизм», подчеркивая масштабность представления человека о себе и о своих возможностях. Он не видел пределов высоты для духовных достижений, но не было для него и нравственных пределов, которых бы он не мог преступить в осуществлении своей воли.

Принципиальное различие между этими схематически набросанными этапами в цивилизационном развитии самосознания культуры и человека состоит в том, что границы культурного пространства всегда каким-то образом очерчивались. Скажем, эллины считали, что они живут в пространстве культуры, организованном их собственной волей, а варвары, по мнению греков, пребывают в животноподобном сообществе. То же самое полагали ханьцы (китайцы) относительно этносов, живущих за пределами Поднебесной. То же самое можно сказать о самосознании христиан и христианской культуре по отношению к язычникам. И вот особенность Ренессанса состояла как раз в том, что всякие границы вдруг пропали и ответственность за принадлежность к человеческому роду, всегда разделяемая индивидом со всем сообществом, вдруг легла на него одного, и ему одному пришлось устанавливать себе ориентиры.  Как тут не вспомнить строку Данте: «Земной свой путь пройдя до середины, я очутился в сумрачном лесу…». Это цивилизация, входя в пору развитости (взрослости), оказалась в пространстве, где неразличимы направления. От прежних ориентиров, даваемых традицией, мифологией и религией, свободная, скептическая и критическая мысль отвернулась, а новых в своей субъективности она никак обнаружить не могла, по крайней мере, таких, которые бы имели значение всеобщности. Безграничное пространство свободы, в котором оказалась духовность индивида, обернулось пустыней одиночества духа, населенной пугающими миражами и фантомами. Тревожность бытия проявляет себя фигурами Дон Кихота, Гамлета, доктора Фауста.

Еще для понимания этого этапа в развитии самосознания культуры очень существенным моментом является то, что его субъектом выступает  очень небольшая часть общества, а именно образованная и творческая часть дворянства и городского мещанства.

Следовательно, возникает, во-первых, потребность в том, чтобы установить некоторые, имевшие бы характер всеобщности ориентиры движения духа, и, во-вторых, в том, чтобы такая всеобщность нашла свое подтверждение в достаточно широкой социальной практике. Или, другими словами, возникает потребность перевести содержание духовности бытия человека из абстрактной вневременной и внепространственой субъективности в бытие, имеющее конкретное историческое измерение.

В значительной мере эту задачу выполнило Просвещение. Причем рещается она как бы в двух противоположных направлениях. С одной стороны, географические открытия и расширение контактов между этносами и культурами породили известное европоцентристское мышление, разделившее народы на «цивилизованные» и «дикие». Уже это противопоставление заставляло ставить вопрос о сущности цивилизации и культуры. С другой же стороны, реалии европейской жизни, ее глубокая социальная противоречивость и конфликтность порождали и сомнения в ценностях цивилизации.

Философия начинает различать культуру как собственный предмет исследования, поскольку формируется и укрепляется эволюционистское понимание природы, в котором нужно решить вопрос о возникновении человека и общества. Но в том же эволюционистском мышлении «естественный» человек противопоставляется социальному человеку, человеку цивилизации, культуры. При этом, как у Руссо, оказавшего значительное влияние на формирование философии культуры, «естественный» человек и понимался как истинный, подлинный, в отличие от испорченного условностями и искусственными ограничениями, не свободного в своей воле человека цивилизации.

Философия, как процесс самосознания культуры, всегда выступала как гуманистическое мышление. Но принципы гуманизма всегда были ограничены в своем содержании конкретными социально-историческими условиями, поэтому его изменение всегда носило кризисный характер. То есть осознание человеком своей сущности, своего места в мире, способов своей самореализации рано или поздно упиралось в непреодолимые в сложившейся парадигме препятствия.

Основополагающими категориями гуманистического мышления являются «истина» и «свобода». Их содержание всегда связывалось с бытием и движением духа. Зачастую, как, например, в античности, они совпадают, поскольку обладание истиной и есть свобода. Те границы, о которых только что было сказано, это есть, прежде всего, границы свободы и как они понимались, и как они существовали и существуют в действительности.

Первый кризис гуманистическое сознание пережило, как известно, в период распада античной культуры. Рабовладение исчерпало свой экономический и социальный ресурс и никакое знание, никакая мудрость, даже никакая сила (то ли богов, то ли государства) не давали надежды на сохранение не только традиционно-привычного, но и казавшегося естественным образа   мироустройства.  Истина утратила свой всеобъемлющий космический масштаб, а свобода все более и более становилась эфемерной, свертываясь до выражения имущественной независимости. Мужество духовного поиска и тяжелый труд мысли, как главное достоинство человека, сменилось поиском удовольствия от потребления духовных достижений в широко развившейся системе образования.  Античная культура стала утрачивать способности собственного воспроизводства.