Социально-экономическое состояние населения как фактор формирования среднего класса в современной России

     Вместе  с тем, было бы наивно считать, что  широкие народные массы, которые  принуждены правящим режимом бороться с горькой нуждой, действительно  чужды потребительской психологии. Если бы дело обстояло именно так, Россия давно бы вырвалась из колеи ельцинизма³⁴. Р.Л.Лившиц обращает внимание на то, что потребительство открыто манифестирует себя в потреблении людей богатых и сверхбогатых, однако, отмечает он, жажда обладания может иметь место и тогда, когда уровень реального потребления невысок или даже нищенски низок. Социальной системой, которая принуждает людей к потребительству, является капитализм. Капиталистическое общество – это общество, где человека ежедневно, ежечасно, если не сказать ежеминутно, искушают миражами потребительского рая. Выдержать такое интенсивное массированное воздействие в состоянии не многие.

     Потребительская жизненная стратегия в нашем  обществе в настоящий момент безусловно доминирует, считает Р.Л.Лившиц, но ведь и противоположная ориентация достаточно влиятельна. Среди них не только обездоленные, брошенные «реформами» на дно жизни люди, но и уверенно стоящие на ногах, довольно благополучные мужчины и женщины молодого и зрелого возраста, которые не питают иллюзий относительно возможностей обогащения и не стремятся стать богатыми. Они не желают посвящать свою жизнь потребительской гонке. Это люди с высоким уровнем образования и высокой степенью критичности мышления, что позволяет не поддаваться ни потребительскому психозу, ни какому-либо внушению. Они готовы поддержать социальный проект, альтернативный тому, который проводится ныне.

     Идеология потребительства, которая сегодня  выражена в стиле жизни развитого  капиталистического общества, в перспективе  не имеет продолжения. Академик Н.Н.Моисеев считал, что всего лишь за 50 лет человечество «сожрет» природу. Через десяток-другой  лет в политическую игру реально вмешается новый фактор – экологический кризис, о котором пока только говорят. «Думаю, что в первую очередь человечество столкнется с проблемами мальтузианского типа: избыток населения и недостаток ресурсов для удовлетворения даже минимальных потребностей человека…»³⁵.

     Академик  В.А.Коптюг обнародовал концепцию  устойчивого развития. Он заявил, что  модель развития, использовавшаяся богатыми (т.е. капиталистическими) странами, исчерпала себя и ее повторение может привести человеческую цивилизацию к краху. Учеными мира установлена жесткая связь с порочностью для нее экономических, социальных и духовных устремлений наиболее развитых буржуазных стран, достигших высокого уровня жизни за счет ресурсов и в ущерб природе других (ранее колониальных, а теперь развивающихся) стран. В результате на долю трех четвертей населения Земли приходится седьмая часть мирового дохода. Если такое положение (катастрофический социальный диспаритет) сохранится и дальше, то колоссальные экологические и социальные катаклизмы на планете Земля неотвратимы.

     Кстати, целесообразно здесь упомянуть  один из основополагающих принципов, принятых в рамках концепции устойчивого  развития. Погоня за максимальной прибылью не может более рассматриваться как основная движущая сила развития. Рыночная система хозяйствования будет становиться все более и более регулируемой со стороны правительств и парламентов. В этой связи неприемлемой представляется позиция, отстаиваемая некоторыми отечественными авторами, согласно которой «государство не должно регулировать рыночные механизмы, управляя только бюджетом». Регулировать собственно рыночные механизмы вряд ли возможно, а вот регулировать параметры, определяющие направленность действий рыночных сил, законодательная и исполнительная власть государства обязаны в результате постоянного «давления» на них глобальных изменений в окружающей среде и соответственно со стороны общества. Одновременно с этим должна будет нарастать значимость духовного, и в частности морального, компонента развития, учитывающего культуру и традиции человечества. В шкале ценностей общества последуют изменения в пользу моральных, духовных и биосферных компонентов³⁶.

     Исходя  из вышесказанного, вряд ли следует глубоко сожалеть о том, что у нашего среднего класса отсутствует стиль жизни, соответствующий среднему классу западных стран.

     Все чаще оказывается, что материальные факторы, доход в «ощущениях»  представителей среднего класса уступают определяющее место образованию. Образование дает круг общения  и сферу интересов, в гораздо большей степени определяющих статус, чем «совокупный доход» и наличие собственности. В этом смысле мы уже вполне приблизились к Бельгии, где так гордятся отсутствием сословных предрассудков, не замечая, что все общество разделено на два жестко очерченных сословия – образованных и необразованных, «чистых» и «нечистых». Неизбежные мысли о «сословии профессионалов», заменившим девальвировавшееся и вообще шаткое понятие «интеллигенции», тоже приходят в голову. Хотя представители старшего поколения этого среднего класса, разумеется, привычно причисляют себя к интеллигенции³⁷.

     В СССР, безусловно, был высок престиж  образования, его уровень обеспечивал  достижение относительно высоких профессиональных позиций. Но карьерный рост имел предел, преодоление которого было связано с вступлением в партию, другими демонстративными проявлениями лояльности к режиму, то есть факторами, лежащими в иной плоскости, нежели профессионально-квалификационные.

     В «экономике дефицита» величина дохода напрямую не определяла характер потребления. Уровень престижного потребления  достигался с помощью «блата», связей или определялся статусом должности  в виде пайков, ордеров и т. л. Таким  образом, была закреплена зависимость соответствующего социального слоя от власти, не означавшая, впрочем, полной поддержки советского режима. Речь, конечно, идет о внутренней поддержке, поскольку при формальной и безальтернативной системе выборов внешняя поддержка была обеспечена на 99,9%. Поэтому существовавшая в СССР прослойка, хотя и обладала некоторыми чертами классического среднего класса, не являлась им по своим социальным функциям. Это был псевдосредний класс, который в плановой экономике не имел никаких шансов превратиться в настоящий средний класс.

     Далее безусловно признавая высокий престиж  образования в Советском Союзе, уровень которого обеспечивал достижение относительно высоких профессиональных позиций, утверждается, что карьерный  рост имел предел, преодоление которого было связано с вступлением в партию, другими демонстративными проявлениями лояльности к режиму, то есть факторами, лежащими в иной плоскости, нежели профессионально-квалификационной. Именно свободные каналы восходящей вертикальной мобильности, ясные перспективы социального роста (чего, якобы, не было в Советском Союзе), базой которого выступают образование и уровень квалификации, убеждает нас автор, должны обеспечивать высокий уровень благосостояния  представителей среднего класса.

     Очевидно  не должно вызывать возражений то обстоятельство, что власть, государство, идеологией которого являлось построение коммунистического общества, ставило на ответственные посты членов своей правящей партии.

     Следует напомнить, что существует общемировая  практика, когда победившая на выборах партия формирует властные и иные структуры своими представителями. Это касается и нашей современной власти. И это, наверное, правильно, так как в противном случае сложно проводить намеченную программу (иное дело – какую). Мы не увидим в нынешнем правительстве и в его органах представителей оппозиции, нелояльных к режиму лиц.

     Главной проблемой российских реформ является коррупция, которая поразила и высшие эшелоны власти. В средствах массовой информации сообщается о существующей практике купли-продажи высоких должностей, причем указывается даже сумма взятки в зависимости от уровня должности. Так что в современной России не так уж хорошо с восходящей вертикальной мобильностью.

     Как показывают данные социологических  исследований,³⁸  в ходе радикальных рыночных реформ поток нисходящей социальной мобильности захватил свыше 40% россиян, в то время как «наверх» продвигался лишь каждый десятый. В результате российское общество предстает перед нами сегодня как общество со смещенными вниз статусными позициями. Статусный балл, который проставили себе в опросных анкетах сами россияне, составил в среднем 3,5 по десятибальной шкале. Это лишь немного выше нижней трети воображаемой социальной лестницы. Шансы на личный успех в ходе рыночных реформ в России, как показывают данные исследований, не коррелируют с личной квалификацией.

     Прежде  всего на смену доминировавшим ранее  надеждам на государство приходит существенно  большая ориентация населения на собственные силы и возможности. Жестко заданные и ограниченные типы социально-экономического поведения уступают место разнообразию типов социального действия. На смену прямому и непосредственному властному хозяйственному и идеологическому контролю приходят такие универсальные регуляторы, как деньги и правовые нормативы. Новые способы и стандарты поведения обусловлены различными источниками формирования, хотя часто они не корректируются ни устойчивыми нравственными нормами, ни правовыми санкциями.

     В общественном мнении сформировалось вполне определенное понимание законов вертикальной мобильности: путь наверх невозможен без нужных связей и денег, причем деньги часто являются производной от связей. Трудолюбие и наличие профессии, пользующейся спросом, - факторы второго уровня. Что же касается знаний и опыта, то их считают необходимым условием продвижения к успеху далеко не большинство опрошенных.

     Невостребованность  квалифицированного персонала или  востребованность только при наличии  нужных связей деформирует цепочку: образование - квалификация - доходы - долгосрочные сбережения - уровень потребления, обеспечивающую формирование и развитие среднего класса. Образование не гарантирует получение работы с перспективами роста. Работа не гарантирует доход: зарплата у представителей одной профессии в частном и государственном секторах различается на порядок. Доход не гарантирует статус, поскольку многие источники высоких доходов незаконны. А противоречивость законодательства, несовершенство налоговой системы превращают практически любое предприятие в правонарушителя и вынуждают владельцев предприятий при найме работников обращать внимание не столько на их профессиональные и деловые качества, сколько на факторы, подтверждающие их безусловную «надежность». При этом доверие со стороны нанимателя и лояльность со стороны работника поддерживаются жесткими санкциями в виде «отлучения» от источников дохода или потери рабочего места.³⁹

     Прежде  всего оценка социального положения  связана с занимаемой должностью - с формальным социальным статусом. Связь проявляется в том, что  практически никто из рабочих и очень малый процент служащих не оценивают свое социальное положение как "выше среднего" или "высокое". С повышением формального социального статуса (до руководящих должностей различного уровня) число высоко оценивших свое общественное положение увеличивается. Однако есть среди руководящих работников и значительная доля тех, кто считает свое положение "ниже среднего" или "средним", что свидетельствует о несформированности ролевых статусных позиций в современном обществе. Особенно наглядно это видно на примере специально введенного в данный формальный ряд нового достаточно неопределенного статуса "предприниматель": распределение по оценке своего общественного положения представителей данной социальной группы имеет вид параболической кривой. Уровень образования также заметно влияет на социальную самоидентификацию - с повышением уровня образования у респондента повышается и оценка своего общественного положения. Но обращает на себя внимание, что наличие высшего образования не приводит однозначно к позитивному социальному самочувствию.

     Работа  в промышленности, как и занятость  в сфере науки, образования, здравоохранения, дает больший разброс с преобладанием  низких оценок социальных позиций. Наиболее социально комфортно ощущают  себя занятые в сфере торговли и финансов, а также чиновники - работники управления.

     Достаточно  близки друг к другу оценки социального  статуса и материального положения, но при этом имеются и существенные расхождения. Прежде всего это касается респондентов, которые, по их собственному мнению, достигли "среднего" материального достатка. Их оценка статусной позиции заметно отстает от оценки благосостояния: 17% тех, кто оценил свое материальное положение как "среднее", считает свой общественный статус "низким", и еще почти треть - "ниже среднего". При этом половина респондентов данной группы достигла баланса материальной и социальной самоидентификации. В более сглаженном виде отставание статусной позиции от уровня благосостояния характерно и для опрошенных, оценивающих свое материальное положение как "выше среднего" (здесь лишь 6% оценивают свой статус как "низкий" и 14% - "ниже среднего"). Представляется, что главной причиной заниженной социальной самооценки является то, что источники дохода, формирующего "достойное" материальное положение, не престижны по меркам, которые ранее были приняты в нашем обществе.⁴⁰

     Сделаем одно важное отступление, которое вместе с тем, имеет отношение к рассматриваемой  теме. Некоторые авторы публикаций в период перестройки и начала реформ много писали о «партноменклатуре» и ее привилегиях. Упомянутый выше М.Восленский, сам долгие годы пребывавший в составе партноменклатуры и написавший «разоблачающую» номенклатуру книгу, приводит в ней вынужденные признания из работ иностранных авторов: «Некоторые западные исследователи справедливо отмечали предпочтение, отдаваемое родителями-интеллигентами, «академической» карьере своих детей, по сравнению с переходом в контролируемую властями «номенклатуру». Более того, при этом подмечено, что привилегии, связанные с управленческими позициями, были не столь велики, чтобы мотивировать на этого рода работу, если принять во внимание моральные потери (наличие высокой личной ответственности – наше примечание)⁴¹. Поэтому естественен и вывод, что занятия управленческим трудом не столь уже привлекательны и желанны, как это может представиться на первый поверхностный взгляд»⁴². Вот в чем видится причина шума о пределе карьеры в Советском Союзе, а не в проблеме с вертикальной мобильностью. Кого карьерный рост манил и не пугала ответственность, преодолевал «барьер», и многие из них сейчас строят светлое капиталистическое прошлое в нашей стране.