Линда Уинстед Джонс. Лунная ведьма. Проклятие Файн

 Она даже не удивилась  его осведомлённости о её тревогах. Он был в её мыслях, она в  его.

 — Почему ты так  уверен?

 — Сейчас не время.

 Жульетт немного расслабилась. Хотя Рин часто доводил её  до бешенства, но никогда не  лгал. Насколько она знала, энвинцы  относились к совершенно другому  виду, и, наверное, могли сделать  ребёнка только в определённое  время года или фазу луны. И  по правде говоря, вряд ли она  сама легко забеременеет без  помощи Софи. Её цикл не отличался  регулярностью. Обычно она кровоточила  по три дня каждые четыре  месяца или около того, а не  раз в месяц, как сестры и  большинство других женщин.

 Жульетт позволила  себе расслабиться, поверив, что  нет нужды волноваться, и сегодняшняя  ночь не подарит ей ребёнка, к которому она пока не готова.

 Но ещё не следовало  забывать об их ментальной  связи. Сейчас впитываемые ощущения  были приятными и тёплыми, однако  что она почувствует, когда Рин  погрузится в её тело? Не станет  ли их связь ещё глубже? Больше  всего Жульетт боялась остаться  соединённой с кем-нибудь навечно.

 — Ты хочешь физического  соединения, но не мысленного, —  он немного приподнялся, чтобы  посмотреть на неё. Мерцающий  костёр освещал половину его  лица, и, казалось, Рин испытывает  боль или разочарование.

 — Да, — прошептала  она.

 — Почему?

 «Я боюсь».

 «Ты можешь не пустить  меня. И знаешь как».

 — Я сейчас сомневаюсь  в своих силах, — сказала она. — Может, ты?..

 — Если таково твоё  желание, жена. — Рин снова коснулся  губами её горла, и она забыла  обо всем, полностью сосредоточившись  на физических ощущениях.

 Близкий огонь излучал  жар. Едва ли не слишком сильный. Ночной холод больше не пробирался  сквозь одежду, как в первые  дни в горах. Наверное, она быстро  акклиматизировалась. С другой стороны, возможно, холод развеяли прикосновения  Рина и предвкушение того, что  скоро должно произойти.

 Одной рукой он расстегнул  плащ, потом занялся пуговицами  на платье. Второй рукой помог  Жульетт сесть и стянул с  неё рукава тяжёлого зелёного  платья. Жульетт приготовилась ощутить  обнажённой кожей холод, но этого  не случилось. Её согревали близость  Рина и влечение.

 Внезапно на неё  накатила неуверенность. Неуверенность  девственницы. Ни один человек  никогда не видел её раздетой, и перспектива лечь под мужчину  полностью беззащитной и уязвимой  пугала. А вдруг она ему не  понравится? Она выглядела совершенно  обычно, не обладала изгибами  Софи или угловатостью Айседоры. И в делах физической любви  не имела никакого опыта или  знаний. Рин мог счесть её скучной, или… Боже, а вдруг она сделает  что-то не так?

 Пока Рин раздевал  Жульетт, стало ясно, что он не  находит её ни обычной, ни скучной. Он пробежался кончиками дрожащих  пальцев по нежной коже, возбуждая  и изучая, глядя на неё с  желанием и предвкушением. Его  золотые глаза горели страстью. Жульетт покинули остатки сомнений. Даже без мистической связи  она поняла, что желанна.

 

Он усадил её себе на колени и через ноги стянул изорванное платье. Когда она осталась голой, Рин провёл рукой по телу Жульетт, касаясь горла, грудей, мягкого живота, а потом нежно скользнул ей между ног, заставив изогнуться и застонать. Её желание достигло таких высот, о существовании которых она даже не подозревала. Это было прекрасно: и само желание, и ожидание большего.

 Рин ласкал её, как  самое прекрасное из сокровищ, изысканное и драгоценное. Ещё  ни разу за свои двадцать  шесть лет Жульетт не чувствовала  себя драгоценной.

 — Я никогда раньше  этого не делала, — неуверенно  прошептала она.

 — Знаю. Я тоже.

 Она тяжело сглотнула.

 — Никогда? — она  ожидала, что мужчина с его  внешностью, столь очевидно зрелый, знающий где и как к ней  прикасаться, окажется опытным в  любовных делах. Многие из её  пациенток жаловались на неверность  мужей или рассказывали о мужчинах, которые до женитьбы не пропускали  ни одной юбки.

 — Я ждал тебя, —  сказал Рин.

 Жульетт облизнула  губы. Он все время ждал её. Это пугало не меньше, чем возможность  полностью впустить его в себя, не только в тело, но также  в мысли и душу.

 Рин смотрел ей в  глаза, словно ждал, что она передумает.

 Она не передумала. Некая примитивная её часть  взяла над ней верх, во всяком  случае сегодня ночью, и заставила  хотеть Рина больше, чем свободы  или даже жизни.

 — Ты уверена? —  тихо спросил он, давая последний  шанс остановиться.

 — Да.

 Его одежда снималась  намного легче. Килт держался  на шнуровке сбоку, и оказалось  довольно просто развязать и  распустить кожаный ремешок, стянуть  килт и отбросить прочь. Жульетт  не пришлось спрашивать Рина, есть ли у него какие-то сомнения. Его кожа пылала, и без прикрывавшего  обзор килта стало очевидно, что  он более чем уверен в своём  желании. Она принялась бесстыдно  разглядывать длину и толщину  возбуждённого органа и потянулась  вниз погладить, почувствовать его  жар и твёрдость. Он напоминал  камень и бархат, был поразительно  длинным, горячим и твёрдым. Прикасаясь  к нему, лаская, она ощутила в  глубине собственного тела ответный  зов. Дрожь. Напряжение.

 Рин прикоснулся к  ней так же, как она к нему, нашёл пальцами бугорок у её  входа и легонько погладил  круговым движением, спровоцировав  новую, ещё более сильную вспышку  пламени в животе. Лоно Жульетт  увлажнилось, готовое к тому, что  должно произойти. Она инстинктивно  едва заметно заёрзала на руке  Рина, тело двигалось самовольно, подчиняясь собственным желаниям. Из горла вылетел короткий  стон от очередной волны наслаждения, ещё боле мощной, чем прежняя.

 Рин снова уложил  Жульетт на спину, и она, дрожа  от неуверенности, желания и предвкушения, позволила ему устроиться между  её ног. Рин был таким большим, сильным и твёрдым. И всё же, казалось, сейчас у неё не меньше  власти, чем у него. Для совершенства  этому моменту не хватало лишь  одного. Поэтому когда Рин навис  над ней, Жульетт обхватила его  лицо ладонями, притянула к себе  и коснулась губами его рта  в первом настоящем поцелуе.

 Обнажённая и дрожащая, она целовала мужчину, который  скоро войдёт в неё. Сперва  поцелуй был мягким, почти осторожным, а потом Рин начал отвечать. Возможно, он тоже целовался впервые. Она не знала. Чего-то не знать  оказалось очень приятно. Этот  поцелуй и эта ночь предназначались  для тела. Только для тела.

 Она лизнула кончиком  языка губу Рина, он ответил  ей тем же. Её бедра нежно  качнулись к нему, и его восставшая  плоть слегка ткнулась в неё. Этого давления оказалось достаточно, чтобы Жульетт затрепетала, и  низ её живота напрягся. Она  углубила поцелуй, снова запустила  пальцы в его волосы и крепко  сжала.

 Жульетт знала, что  уже не та похищенная против  воли женщина, которая отправилась  в это путешествие. Она изменилась. Её застенчивость и мягкость  развеялись. Нет, не исчезли, но отступили, отброшенные здесь, в этой стране, где подобные качества были  не нужны. Словно внутри неё  дремала дикость, о существовании  которой никто никогда не подозревал, но которая пробудилась от  прикосновения Рина. От его вкуса.

 Жульетт была животным. Каждой своей частицей, как и  нависший над ней мужчина.

 Он входил в неё  медленно, постепенно. Жульетт затаила  дыхание, ожидая когда тело приспособится  к Рину, чувствуя как слились  воедино боль и наслаждение, изумление  и страх, и знала, что никогда  не забудет этот момент. Её  сердце стучало в бешеном темпе, дыхание застревало в груди. Рин  толкнулся в неё, и они стали  одним целым.

 Интуитивно она хотела  большего, хотя здравый смысл  говорил, что это просто невозможно. Но сегодня ночью инстинкт  взял верх над здравым смыслом.

 Рин начал двигать  бёдрами, то отстраняясь, то снова  погружаясь. Жульетт ахнула, но не  от боли, а от радости и удивления. С каждым толчком он входил  все глубже, её тело в ответ  содрогалось и тянулось навстречу. Их жар развеял холод зимней  ночи. Они будто в беззвучном  танце двигались вместе, приближаясь  к чему-то прекрасному и могущественному.

 Сегодня ночью Рин  принадлежал ей, а она ему. Они  соединились, превратившись в единое  существо, стремящееся к удовольствию  и совершенству, которые выходили  даже за пределы магии.

 Рин задвигался быстрее, резче, и Жульетт выгнула спину. Она не могла дышать, не могла  делать ничего, кроме как встречать  его тело своим в поисках  чего-то неизведанного. На их телах  проступила испарина. Она чувствовала, как все быстрее стучит её  сердце.

 Когда она в очередной  раз подняла бедра, он толкнулся  глубже прежнего, и в ней начали  распускаться ленты насыщенного  удовольствия. Рин погрузился до  предела, и Жульетт разлетелась  на осколки, тело переполнили  облегчение и наслаждение, заставившие  её сжаться и задрожать вокруг  него. От изумительной по силе  разрядки перехватило дыхание  и замерло сердце. Рин тоже  задрожал, и этот момент единения  полностью изменил представление  Жульетт о физической любви.

 Акт любви был замечательным, прекрасным! Как она жила без  этого так долго? Как жила без…  Рина?

 Когда он рухнул  вниз, накрыв её своим телом, она  приготовилась к возвращению  холода, но тот не вернулся. Не  полностью. Укрытая мужским телом  и дрожащая от силы кульминационного  момента, она всё ещё не мёрзла. Неудивительно, что Софи предлагала  завести любовника.

 — Думаю, из тебя  получится хорошая жена, — запыхавшись, сказал Рин.

 Жульетт рассмеялась.

 — Давай отложим  этот разговор до завтра.

 — Если хочешь.

 — Хочу, — прошептала  она.

 — Сегодня я ни  в чём не могу тебе отказать, — пророкотал Рин у её горла, потом поднял голову, коснулся  губами её рта, и они снова  поцеловались. Медленно и глубоко. Жульетт чувствовала себя счастливой, сильной и довольной тем, куда  привела её жизнь. Она не думала  о событиях, предшествующих началу  этого путешествия, об оставшихся  позади неприятностях или о  том, где может оказаться завтра.

 Будущее сейчас было  неважно.

  Прошлой ночью, как  уже не раз за последние  месяцы, Лиане приснился плач  ребёнка, доносившийся из тьмы  тринадцатого уровня. Когда Себастьен  бросил в ту чёрную яму Рикку (свою четвертую жену), Лиана стояла  рядом. Никто больше, ни Себастьен, ни стражи, ни одурманенная императрица, казалось, не услышал крика, не  перестававшего преследовать Лиану. Как бы часто и усердно она  ни пыталась убедить себя, что  тот звук ей померещился, тревога  не уходила.

 И чем реальнее становился  её собственный ребёнок, тем реальнее  звучал тот плач. Она больше  не могла отгонять воспоминания, списывая их на фантазии. Да, возможно, всему виной игра воображения, но если нет… нужно выяснить  правду.

 Неверность Себастьена  и его ночной визит озадачивали  и приводили в ярость. Теперь  Лиана жила на пятом уровне  в комнатах прежних императриц, но это не значит, что она  стала столь же беспомощной, как  они. Беспокоился о ней муж  или нет? Нужно что-то предпринять, потому что бессмысленное ожидание  спасения в этой расфуфыренной  комнате её убивало. Лиана побывала  в аду и выжила, и не станет  ждать, когда её спасёт какой-нибудь  мужчина.

 Она справится сама.

 Пусть жрецы её ненавидят  и желают всяческих неприятностей, но они не посмеют строить  ей козни, пока она носит в  себе следующего императора. Это  вселяло немного уверенности  в том, что можно поступать, как  пожелает. Ещё некоторое время.

 — Мари, — бодро  окликнула она девочку, раскладывавшую  замысловатое красное платье, подобающее  матери следующего императора, —  сегодня я иду на экскурсию.

 Девочка побледнела.

 — На экскурсию?

 — Да. Сегодня я выйду  из этих комнат. И мне понадобятся  ботинки, вместо шлёпанцев.

 — Но миледи, это  же неразумно. Вам принесут сюда  все, чего бы вы ни пожелали.

 Лиана повернулась  к девочке.

 — Кому ты служишь, Мари?

 Лицо служанки побледнело  ещё сильнее, став почти белым.

 — Вам, миледи. Только  вам.

 — Тогда делай, как  я сказала, — Лиана окинула  дрожащую горничную высокомерным  взглядом. — Не волнуйся, ты не  будешь меня сопровождать. — Мари  отличалась исключительной наивностью, и Лиана не отважилась бы  показать ей тринадцатый уровень  даже издали.

 — Но миледи, вам  нельзя бродить по дворцу в  одиночестве!

 — Я возьму с собой  стража. — Фергусу можно доверять, он не станет болтать.

 Лиана с помощью  Мари надела излишне вычурное  платье, потом натянула чулки  и ботинки, волосы уложила в  тугой узел.

 — У меня есть  для тебя задание, — сказала  Лиана, поглаживая свой растущий  живот, прикрытый темно-красной тканью.

 — Да, миледи?

 — Я хочу чтобы  в моей комнате сделали ремонт.

 — Что вы желаете  изменить? — услужливо поинтересовалась  Мари.

 — Всё, — тихо буркнула  Лиана и уже громче добавила: — Я устала от розового. Пусть  перекрасят гостиную в синий, спальню в зелёный, а столовую  в золотой.

 — Можно оставить  мою комнату розовой? — застенчиво  поинтересовалась Мари. — Это  мой любимый цвет.

 — Цвет твоей комнаты  меня не интересует, — резко  ответила Лиана. — Но я хочу, чтобы в моих покоях не осталось  ни единого розового пятнышка.

 Пока Мари усердно  кивала и по-старушечьи заламывала  руки, Лиана распахнула двери  своей спальни. В холе стояли  стражи, ожидая её приказов. Игнорируя  Тэтсла, Лиана посмотрела на Фергуса.

 — Я хочу подняться  на седьмой уровень, чтобы поговорить  с Джедрой.

 — Мы приведём её  к вам, миледи, — предложил тот.

 — Нет, — решительно  отрезала Лиана, — я пойду к  ней сама. Немедленно.

 Тэтсл откровенно боялся  любой магии и слишком хорошо  помнил судьбоносный визит Софи, поэтому, как и предвидела Лиана, предложил остаться охранять  покои императрицы, отправив в  качестве сопровождающего младшего  по званию Фергуса.