Аронс К. Развод: крах или новая жизнь

Когда на тебя показывают пальцем

Разводизм, как и все подобные предрассудки, такая же химера, вызванная отсутствием знаний. Быть реципиентом этого синдрома — то же самое, что стать жертвой любого другого предрассудка. Одно это делает людей озлобленными, заставляет потерять веру в себя.

Люди начинают свою послеразводную жизнь в замешательстве и муках. Будет ли их семья по-прежнему оставаться семьей? Не прервутся ли вдруг пятнадцать лет близких отношений с семьей мужа (жены), то есть с племянниками и племянницами и так далее? Переживут ли все они ампутацию развода, при которой обесцениваются прежние чувства любви и духовная близость? Многие из моих учеников спрашивали меня, как они смогут после развода вписаться в структуру общества. Имеют ли на это моральное право? Как устраивают другие люди свою жизнь после развода? Почему их общие друзья, услышав о разводе, (40)начинают изрекать сентенции типа: "В это трудно поверить" или, что еще хуже: "Вы оба неудачники, и ваши дети этого не переживут".

Развод никогда не обходится  без последствий. Вы переживаете его до конца вашей жизни, если не заключаете нового брака в короткий срок и если у вас нет детей. Развод — это пожиз-ненный ярлык в нашем обществе, который вы будете постоянно ощущать.

Медицинские карты или приложения к кредитной карточке имеют графу о разводе. Кому нужна подобная информация? Интересно, что, если вы повторно вступите в брак, вы опять заполните графу "замужем". Почему никому не интересно, что вы были уже один раз разведены и почему неважно заполнение графы "одинока" после развода?

Иногда я представляю себе бухгалтера, недоверчиво разглядывающего анкету: "Хм, разведена. (Одинока.) А кто будет отвечать за оплату счетов?" Или доктора, диагностирующего заболевание, вызванное стрессом, вместо того чтобы поинтересоваться действительной причиной этого серьезного стресса?

Тот, кто сам не пережил развод, возможно, думает, что я немного  зациклилась на этом. Понять это  могут лишь те, кто сам был разведен. Их всегда волнует эта тема. Им всегда есть что ска-зать самим. Как только к вам прилепят ярлык, ваши внутренние чувства начнут соответственно меняться из-за реакции общества на него.

(41)Джон Ф. Кеннеди однажды  сказал, что самый большой враг  правды — это не ложь, даже  самая нарочитая, изобретательная  и беспардонная, а миф — привычный,  трогательный и нереалистичный. Разводистские утверждения тоже опираются на такие мифы — мифы о том, что ярлык развода позорен и патологичен, — гораздо более опасные для души, поскольку они обескураживают больше, чем вносят ясность.

Скверная репутация развода

Заклейменный лицемерами, осуждаемый обществом, развод приобрел скверную репутацию даже в профессиональных публикациях, не говоря уже о популярной литературе. В газетах и журналах мы почти ежедневно читаем о все новых и новых разводах, в результате которых непоправимо страдают взрослые и дети. В кино и по телевидению нам также показывают наиболее сенсационные разводы — безобразные, неудачные, нередко со смертельным исходом. Многочисленные публикации об истории Вуди Алена и Миа Фарро служат тому примером. Средний класс связывает разводы практически с каждой из социальных болезней: наркоманией, семейным насилием, даже с беспорядками в Лос-Анджелесе.

Когда политики не знают, как объяснить  очередной социальный кризис, они  прежде всего начинают говорить о  деградации семьи. Справедливо, что публичный показ ярости, (42)ведущей к жестокости и насилию, а иногда и к смерти, драматичен. А развод — это доступный козел отпущения. Но именно эти отвратительные случаи и делают общественное мнение; они перегружают нашу систему правосудия длительными и публичными горестями. На самом деле эти разводы составляют незначительное меньшинство — менее чем десять процентов от всех случаев развода.

Кто виноват?

По традиции в распаде семьи  обычно обвиняют женщин. Особенно достается  тем из них, кто оставляет дом ради работы, кто требует больше равенства в обществе и в быту. Сюзан Фалуди в своем популярном романе п Ответный удар, необъявленная борьба против американских женщин" убедительно доказывает, что обвинять женщин в росте разводов — это просто способ обвинять феминизм в разрушении американских жизненных ценностей.

Да, это правда, что инициатива большинства  разводов принадлежит женщинам как  в Европе, так и в Соединенных  Штатах. Справедливо и то, что  возрастание числа разводов совпадает  с подъемом женского движения. Но всего этого явно недостаточно для утверждения, что именно женщина разрушает семью.

Скорее всего, оно должно определяться тем, что женщины лучше, чем оставаться в бесчув-ственной, (43)распавшейся, по существу, и тяготящей их семье, могут теперь иметь возможность уйти благодаря возросшей экономической, психологической и общественной независимости.

Чаша наполовину пуста... или наполовину полна?

Две из популярнейших ранее книг на этот сюжет утверждали, что развод деструктивно действует на женщин и детей. Примечательно, что нет ни одного документа, отмечающего то же действие развода на мужчин.

Спекуляция на тему "Полна наполовину чаша развода или пуста" может  кое-кому показаться крайне бесполезным  аргументом. По-видимому, от таковым  не является, если до сих пор исполь-зуется людьми, делающими политику. Да и неослабевающий интерес общества к этой теме скорее свидетельствует в его пользу. Леноре Вейтцман в своей книге "Революция развода" показывает экономическое ущемление женщин, а, следовательно, и детей после развода. Даже если ее иссле-дование и содержало определенные неточности, в частности степень экономического ущемления прав женщины, сама тема не была бы тогда предметом незатухающих дискуссий. И это правда, что развод обедняет женщину. В своем исследовании я привожу данные о падении уровня дохо-дов женщины после развода на основе собственных исследований и по результатам аналогичных.

(44)К моему великому удивлению,  многие из опрошенных женщин  говорили, что чувству-ют себя  более удовлетворенными своей финансовой ситуацией после развода, чем в браке. При-чина, как правило, одна и та же — женщины получили больший контроль над деньгами, чем прежде, так как они не имели доступа к счету мужа для удовлетворения своих нужд.

Одна женщина рассказала мне историю, очень типичную для многих. "Несомненно, наш так называемый семейный доход был выше, чем у меня сейчас. Но я никогда не располагала им. Теперь я получила жалованье и могу тратить его на все; что мне угодно". Другая женщина, чей доход уменьшился наполовину, объяснила мне, почему даже такая сумма лучше, чем те деньги, которыми она располагала в браке: "Он всегда ставил свои нужды на первое место. Это были его игрушки — машина, поездки на рыбалку на выходные с друзьями. Дети и я получали оставшееся, что было гораздо меньше, чем мы имеем сейчас".

Ветцмановское исследование было использовано политиками для популяризации версии о негативных последствиях развода  и для поддержки наиболее регрессивных законов о разводе. Это был  результат, совершенно неожиданный для самого автора.

Другое исследование, которое привлекло  внимание общественности, провела Юдит Вал-лерштейн. Она изучала 60 семей  из Марин Кантри, (45)штат Калифорния. В популярной книге Ю. Валлерштейн  и С. Блейксли "Второй шанс" главное  внимание было уделено негативным послед-ствиям развода для детей. Пресса и политики использовали полученные ими результаты для обос-нования спорного тезиса, "что развод неизбежно патологически влияет на детей". Однако если об-ратиться непосредственно к тексту книги, то следует, что около половины (сорок пять процентов) детей, наблюдавшихся в течение десяти лет, не испытали длительного физиологического воздей-ствия. Вот что пишет по этому поводу сама Валлерштейн: "Они производят впечатление уравно-вешенных, компетентных и хорошо развитых подростков". Хотя Валлерштейн и утверждает, что две пятых (или сорок один процент) детей стали беднее из-за развода их родителей, основное вни-мание она уделила оставшемуся меньшинству, продолжая рассказывать нам грустные истории о детском дискомфорте. Четырнадцать процентов детей, по мнению Валлерштейн, были "поразительно разнообразны в способах своего приспособления к миру".

Почему же мы ничего не услышали о  большей группе (почти половине) из ее выборки, которые прошли через  развод без заметного психологического урона?

Впрочем, и тот факт, что менее  половины детей чувствовали себя ущемленными в резуль-тате развода, может расцениваться как ободряющая новость. Равно как и тот факт, что (46)все шестьдесят семей, которые  она изучала, участвовали в программе на добровольных началах. Целью программы было помочь парам и их детям, страдающим от развода. Что же можно сказать о других людях, которые не чувствовали нужды в подобных консультациях. Возникает законо-мерный вопрос: какие результаты получила бы Валлерштейн, если цель ее программы сформу-лировать немного иначе: "Как чувствуют себя дети, живущие в нормальной семье?" Впрочем, оставим все это на совести самой Валлерштейн и поддержавшей ее прессы.

Но назло всей негативной информации есть все-таки обнадеживающие сведения о разв-еденной семье. Большая часть моих опросов респондентов, так же как и данные из предыдущих исследований, свидетельствует о том, что все они были значительно счастливее в первые годы после развода, чем в браке. Несмотря на то, что большинство доходов семей было поделено, женщинам понравилась возможность самим контролировать свою жизнь, не испытывая финан-совой зависимости от доброй воли или прихоти своего супруга. Не менее любопытно мнение людей, отказавшихся от развода ради благополучия своих детей. Как правило, они сожалели впоследствии о своем решении, считая, что дети даже выиграют, оказавшись вне такой семьи, в честной, хорошо функционирующей домашней среде, даже если бы им пришлось пережить развод своих родителей.

(47)Как видите, многое зависит от того, видите ли вы чашу наполовину пустой или наполовину полной. Впрочем, некоторые мои выводы частично или полностью совпали с заключением Валлерштейн: около пятидесяти процентов семей страдают в результате плохого развода, наносящего вред и детям, и взрослым. Другая половина семей с честью проходит через нелегкое испытание, сохраняя семейные связи и обеспечивая детям воз-ложность нормального и счастливого разлития.

Лишь одна критика неудачных  вариантов еще не приближает нас к решению задачи, за исключением, может быть, самых драматических случаев. Гораздо важнее создание принципиально новых моделей, которые смогут послужить образцами поведения для родителей, собравшихся разводиться. Эти модели показывают им наиболее благоприятные варианты развода, не наносящего вреда детям. Хорошие модели помогают разводящимся приобрести новое жизненное видение, вместо того чтобы только усиливать их пессимизм. Более подробно о таких моделях я расскажу в следующих главах.

Каков вопрос — таков ответ

В то время когда я начинала мое  исследование бинуклеарной семьи, мне  уже было известно, что большинство  исследователей развода обычно задают вопросы с негативной подоплекой. Например: "Как вы думаете, развод нанесет вред вашему ребенку?"

(48)Для того чтобы получить более объективную картину я решила каждый раз, задавая негативный вопрос, уравнивать его позитивным. Так, например, в дополнение к такому вопросу я также спрашивала: "А как вы думаете, ваш ребенок может выиграть от вашего развода?"

В большинстве случаев позитивная часть вопроса ставилась на первое место. Почти каж-дый из опрошенных не оставлял без внимания это новшество. Многие говорили мне: никто никогда раньше не пытался узнать у них, что хорошего может привнести в их жизнь развод. Почти каждый ответил на обе части вопроса, отмечая хорошие и плохие последствия.

Я вспоминаю историю одного моего  коллеги. Он объяснил студенту, как  организовать и интерпретировать психологические  тесты. Студент составлял психологическую  характеристику по рисункам, созданным маленькими детьми. Давая ребенку листок бумаги, психолог обычно просто просил: "Нарисуй мне портрет человека". Кого именно нарисует ребенок, какие личные впечатления вложит в свое представление о человеке, включая размер и пропорции фигуры, и было главной целью вышеуказанного тестирования.

Студент-психолог изучал пятилетних детей в течение одной недели и принес рисунки своему руководителю. Он начал с первого, на котором  был изображен очень маленький  челове-чек. Руководитель и стажер вместе обсудили возможные интерпретации и сделали выводы о иска-женном (49)восприятии ребенка, о чем свидетельствовал ненормально маленький размер фигур-ки. Перейдя к следующему рисунку, руководитель был удивлен, увидев, что и этот ребенок тоже нарисовал очень маленькую фигурку. Затем он посмотрел другие три рисунка, отметив то же са-мое искажение размеров. Озадаченный подобным удивительным результатом, он попросил стаже-ра точно повторить задание, которое тот дал детям. Стажер ответил: "Я попросил нарисовать мне фигурку человека". Дети восприняли его просьбу буквально и нарисовали уменьшенное изобра-жение человека.

Таким образом становится понятно, почему известно так много о плохих сторонах развода. Когда людей спрашивают только о плохом, их ответы естественно  направлены в эту сторону. Когда их спрашивают исключительно о проблемах, дисфункции и отрицательных эмоциях, то только такую информацию мы и можем получить. Как и рисунки в результате неправильно поставленной задачи потеряли свою способность быть диагностическим инструментом, так и предвзято заданные вопросы дают искаженный результат. А какие выводы мы можем получить в результате такого опроса?

Менее упорядоченная, зато более реалистичная структура

В исследовании бинуклеарной семьи  я пыталась определить для себя предмет моего исследования, насколько это было вообще возможно.

(50)Я сконцентрировала свое внимание  на супругах, у которых имелись  дети. Собирались ли они сохранять  свои отношения после развода?  Если да, то какой их тип  они предпочтут? Что может произойти с этими семьями со временем? Какой тип родственных связей, они будут культивировать и поддерживать?

Для того чтобы получить ответ, я  построила нормальный рад ответственности. Я нашла и хорошее, и плохое, обнаружила здоровые и нездоровые тенденции, встретила отцов, видевшихся со своими детьми гораздо чаще после развода, чем до него, и таких, которые вообще редко их видели. Я познакомилась с отцами, аккуратно выплачивающими детям алименты, и с другими, постоянно уклоняющимися от уплаты.