Лексико-семантические группы «характер» и «нрав» в I томе романа А.П.Степанова «Постоялый двор»

Это воскликнул я довольно громко, так, что вошедший ко мне человек отвечал:

- только не опеляционные, не  доносы, не жалобы.

   Я взглянул – и передо  мною стоял Николай Петрович  Малов, который некогда служил  со мною. Благороднейший чиновник, превосходнейший человек, целовал уже меня, как родного.

   Проезжая в губернский  город, он узнал возле гостиницы  моего человека и, распрося, где  я, что я, бросился прямо ко  мне.

   Николай петрович сообщил  мне, [35] что он оставил недавно службу и приехал с неделю только в родовое свое имение, верстах в пяти от постоялого двора. Он рассказывал мне разные происшествия о себе и наших общих знакомых. Сперва мы перебивали друг друга, потом поочередно переходили все вслух, и, наконец, наступило глубокое молчание, отдых различных чувств, которые волновались у нас в груди, сообразно впечатлению, производимому беглыми словами о разных предметах.

   Николай Петрович знал  с малолетства все семейства  помещиков в соседстве постоялого  двора. Он поддерживал знакомство  с ними, приезжая в отпуск по временам к покойным своим родителям и описывал мне каждое лицо резкими чертами опытного наблюдателя. Более всех понравился мне очерк Генерал-Лейтенанта Катенева, который давным давно отдыхал на лаврах своих не сухих, жестких, но рассыпанных по богатейшим подстилкам прадедовского достояния. Это самый тот [36] Генерал, село которого видно из моих окон. У него-то купил я клочек земли своей за 21 рубль и при сем случае видел его сам. Когда я вошел через колониальные сени в его обширную переднюю, то более 30 прислужников разных должностей встали и поклонились чрезвычайно вежливо. Один в ливрее отворил мне дверь в офицерскую, здесь официант в башмаках и красном жилете с широким галуном, отворил мне другую, в большую продолговатую комнату, где человек в синем фраке со светлыми пуговицами спросил меня:

- Как прикажете доложить?

- Действительный статский советник  Горянов.

Он попросил меня в приемную и скрылся.

   Через четверть часа две  половинки настежь и является  старец 70-ти лет, но по виду  не более 50-ти, с лицом бледным, сухощавым, с глазами прищуреными, с улыбкою благоволения, с густыми волнистыми седыми волосами. Росту чрезвычайно высокого, [37] сутуловат. Он был одет в ваточный мундирный сюртук, и на широкой груди его белел Георгиевский крест.

- Чему обязан я за ваше  посещение, - сказал он, подходя ко  мне с видом ласковым и пожав  мне руку.

- У меня есть до вас просьба.

- Гм! Пожалуйте в гостиную, садитесь, прошу вас! – и указал мне  кресло возле богатой широкой  софы, на которую сел сам.

Прислонясь к заднику, вытянув ноги по полу и обвив рука об руку на груди, он посмотрел на меня пристально и сказал мне:

- Так у вас до меня просьба?

- Есть, Ваше Превосходительство, продайте  мне семь десятин земли на  противоположном берегу реки, недалеко  от перевоза, возле самой большой дороги.

- Узнав о вашем тесном положении  от моего управляющего, я не  могу не извинить вашего, позвольте  сказать, немного прихотливого желания  содержать постоялый двор, и потому  я не могу так же не согласиться  на продажу земли. [38]

- Что вам угодно за нее  взять?

Отслонясь от задника т опершись руками о края софы, он проговорил скоро:

- Не торговаться ли вам угодно  со мною?

Но вдруг опомнился, сжал щеки своими большим и указательным пальцами и , глядя в сторону, продолжал:

- У нас цены известны. Хорошая десятина стоит 60 рублей, с песочком – 20, а простой песок – 3. Ежели вам угодно дать мне 21 рубль за все, то я согласен.

Да, старый генерал добр и нежен в обращении.

- Жаль только, - сказал Малов, - что  он до крайности подозрителен.

В самом деле, управляющий, провожая меня до саней, спрашивал, не дознавался ли генерал, какое обстоятельство в особенности побуждает меня здесь поселиться, и когда я отвечал ему нет, он чрезвычайно удивился.

- Это значит, - сказал он, - вы  ему понравились.

   Малов пробыл у меня  часа два и отправился в  свой путь. Я поручил ему похлопотать, чтобы позволено было [39] срубить две березки на большой дороге, которые мешали проезду на постоялый двор и поставить мостик через канал. Я просил уже об этом исправника, но он, опасаясь разрешить сам собою, представил просьбу мою губернскому правлению.

   Лакей в синей ливрее  с басоном, на котором вытканы  были красные щиты с металлическими  бердышами на кресте, пригласил  меня от имени генерала пожаловать  к нему завтрашним днем откушать за просто.

- А когда твой барин обедает?

- Ровно в час.

   Что такое за просто? Разумеется, министры, начальники значительных  мест, предполагая, что к ним никто  не может явиться без мундира  и в особенности на званый  обед, конечно могут, довольно правильно употреблять техническое слово это в зазывных цидулочках или сообщать речам посланных лакеев. Но почему же генерал-лейтенант Катенев делает подобные [40] приглашения? Я запросто хожу в шараварах с голою шеею, так ведь он рассердится, ежели я приду к нему в подобном наряде, а потому я и не исполню его желания , и надену черное мое платье. Я также не исполню его желания, когда он пригласит пожаловать парадно, и так же накину черный мой фрак, черные брюки и черный жилет. А в именины? А в день рождения? Всегда черное, черное, черное. О! Это конечно не из смирения, не для того, что черный цвет в аналогии с несчастьем, с бедностью. Ежели б я жил среди азиатов, то непременно бы одевался в красное или желтое, как в цвета, ближайшие к свету: я не люблю черного, не люблю тьмы и всего, что похоже на мрак, щели, пещеры. Черное сукно уважаю для того, что оно в Европе с мужеством, в течение многих лет противится прихотливой моде, покорило ее, и заставило ее в себя влюбиться. Из этого следует, что я не жалую моды, конечно так, но предрассудки ненавижу. [41]

   Как хорош дом генерала  Катенева, потому что комнаты  обширны и высоки, а следственно  и воздух свеж и чист. Да, потому  только, но вкуса ни на полушку: богато и старо, разумеется, что  безвкусие не от старости. Боже меня сохрани так думать! Всякий знает, что вкус сам по себе везде во все времена одинаков, но он бывает повременно в отсутствии. Кто знает, где со времен римлян был он до тех пор, как появился снова у своих рестораторов Медицис? Вероятно, в Китае, только едва ли. Там до европейского вкуса не охотники, колоссальные массы зданий там так же нестерпимы, как и греческие, и римские носы. Случается иногда, что вкус, хотя и не в отсутствии, но страдает припадками, болезнями. В таком-то именно положении был он во времена Людовиков XV и XVI. Что за костюмы? Что за убранство домов? Что за дух философии? Истинный вкус, ежели не ошибаюсь, не должен быть чужд сей последней, но это [42] мимо. В настоящие времена вкус начинает воскресать и только потому, что придерживается старины времен греков и римлян, времен первоначального изящества и следственно простоты. И в XVIII-м столетии писали о теории вкуса, но в настоящее время постигли его приблизительне.

   Комнаты Катенева обвешаны  были с головы до ног разноцветными штофаны и бахрамами, кресела и софы так же под позолотою, как и нынче, но с беклою и голубою отводками. Столы с мозйкой из крашеного дерева с условными изображениями ландшафтной живописи или с набранными арабесками из черепахи и янтаря, зеркала тоже тянулись во всю стену, но составные, в резных рамах, похожих на раскольничий иконостас. Вместо ламп, кандилябров a l`antique, паникадилы, жирандоли из грани многоцветных стекол. На плафонах цветы, яблоки, арбузы, огурцы, какие-то люди с трезубцами, кадуцеями; паркет – не паркет, но точно одеревенелые [43] Тюменские ковры. В приличных местах картины в сажень, в полтора, в четверть, в два вершка, с богатыми рамами и с подписью на выдавшейся плоскости: Рафаэль, Рубенс, Мишель-Анж, Рембрант, а на самой большой, изображающей моление о чаше: Теньер; по этой надписи есть уже возможность представить себе о верности других. За всем тем, никто не смел делать какие-нибудь изменения в убранстве комнат: так уважал генерал старину отцовского дома. Все однако же скрашивается или лучше сказать затмевается разложенными по софам подушками, на которые искусство скликнуло природу. Прекрасная ручка дочери Катенева, с такою хитростью насыпала на них различные вязи цветов, что рука, прикасаясь к шерсти, струдом разуверяет обманутое зрение, -все еще они кажутся живыми, свежими, душистыми. Более нежели 30 комнат открыто всегда для посетителей, и все почти в одну амфиладу.

   Как мила дочь Катенева! Тонкий, [44] высокий стан ее, стройный и гибкий, как мирт, не влечет за собою погрешности, почти обыкновенной при подобном сложении, напротив возвышает еще более другие прелести ее. Белизна ослепительная покрывает лицо ее, легкий только румянец грает на щеках. Черные, тонкие брови ее сходятся немного близко, что придает ей какую-то мрачность, которая смягчается, однако же, вечною улыбкою на губах. Общность ее физиономии показывает гордость. Если бы она была падший дух, то конечно же первой степени, но, к счастью, она ангел, как называют ее все, и то, что кажется в ней гордостью – есть чувство собственного достоинства, чувство ангела, служащего с кротостью Богу на земле.

   Катенев был женат два  раза и от первого брака  не имел детей, от второго –  сына и дочь. Супруга его скончалась  при родах последней. Катенев  был счастлив своими детьми: образованность ума и души, красота и здоровье были их уделом. [45]

   Сын 22-х лет – капитан  гвардии, раненый в руки и ногу, украшенный орденами, составляет  его славу и надежду; дочь –  утешение и спокойствие.

   Не знаю, от чего Малов  называет молодую вдову княгиню  Серпуховскую своенравною? Правда, она очень взыскательна ко всем, но это, кажется, происходит от строгости ее нрава. Дочь ее – образец послушания. Ей 14-й год и в лице ее заключается программа очаровательных прелестей. Строгая мать приучила ее до того повиноваться, что она, кажется, не имеет собственных своих желаний, увлекается властью и до того привыкла быть управляемой, что воля матери сделалась для нее даже необходимостью. После обеда она так бегала по комнатам и галереям, что, возвратясь в одну из гостиных, где сидела мать ее, она бросилась на кушетку и едва могла дышать.

- Ах! Как это хорошо, мама! Да  чего не заставляете вы меня  чаще бегать?

- Вот хорошо! – отвечала мать, - Разве [46] ты не можешь этого сама делать?

И, оборотясь к другим, прибавила:

- В самом деле, она так ленива, так бездейственна, до того sans energie, ежели хотите, что без приказания не может ничего делать. У нее такой abandon, что, право, иногда подумаешь, что она очарована, и притом такая раздражительность, как у мимозы Пудики - знаете растение, которое тотчас опускает веточки, только что к нему притронется?

- Как я люблю, мама, эту мимозу, - прошептала княжна.

- А как ты смеешь любить? –  сказала княгиня, шутя, и дочь  в одну секунду перепорхнула  с кушетки в объятия матери.

   Семейства Катенева и княгини Серпуховской осень дружны. Редкую неделю, что они раза по два не бывают друг у друга.

   У Катенева была еще  дама с двумя дочерьми. Я знал  по Москве двух барынь, известных  своею шумливостью. Никому и ничему  не было спуска, все падало  под [47] их цензурою. Иные говорят, что это было от любви к правде и сердца нетерпеливого. Как бы то ни было, только собственное их имя не подпадало ни к какому упреку. Они имели ум и знание приличий высокого света, но штатская советница, о которой теперь идет слово, ограничена и в том, и в другом. Одна только природная дерзость ее не могла не плениться резкими отзывами двух барынь московских насчет ближнего, а как подражанию не доставало средств, то вся замашка ее ограничивалась голосистым горлом, обиняками и раздачею имен всем и каждому, притом же…но, может быть, это не правда.

   Эта почтенная дама старалась  во время стола унижать все  достоинства заслуженных людей.

- Они тогда только, - говорила  она, не прерывая голоса, - заслуживают  уважение, когда пользуются безбедным состоянием, в противном случае – все они не более чем наемники, искатели счастья, Дон-Кихоты, грабители или дураки. [48]

   Генерал молчал, княгиня  морщилась, один только дворянин  держал сторону Кутерминой, и  то, потому только, что имел в  отставке чин отставного поручика и, несмотря на свои 700 душ, выбран был в заседатели Земского суда.

- Томно жить в России, - промолвил  он, - нет человека, с кем бы  слово сказать путное. Еду за  границу.

   Генерал вслушался.

- За всем тем, вы делаете иногда честь, милостивый государь, беседовать с нами, - сказал он с вежливою своею улыбкою.

   Куматев промолчал. Это задело  генерала за живое.

- Слушайте же, - продолжал он, облокатившись  обеими руками на стол, - Россия  – есть государство обширнейшее  в мире, население его, ежели не соразмерно с пространством, не уступает, однако же, населению держав Европейских, взятых порознь. Она имеет законы превосходнейшие, и в особенности уголовные. Она ограждается могучею грудью многочисленного войска. [49] Богатство ее не уступает богатству других народов, потому уже, что жители не отягощаются посторонними налогами. Знаете ли, государь милостивый, с какого времени подушные и оброчные находятся все в одном положении, а вы, я чаю, догнали свой оброк до 60 рублей с души. Что же принадлежит до просвещения нашего, то едва ли не превосходит оно просвещения других держав, судя по действиям, которые в нем совершаются. Россия – есть держава верховная, сиреч, государство господствующее. Вы улыбаетесь! Чему-нибудь быть? Вы, я чай, думаете, что о нынешнем просвещении человек прежних лет и судить не может?

- Нет, Михайло Борисович, я только  удивляюсь, что вы, которому известны  старая и новая литература, старый  и новый образ мыслей, старый  и новый ход искусств, наук…

- Остановитесь, прошу вас, я не знаю ни старой, ни новой литературы. Все, что я читал на иностранном языке [50] – это Царя и Принца Евгения, а по-русски – деяния Петра Великого, жизнь Екатерины, удивительные подвиги Александра и реляции тех кампаний, в которых я осчастливился участвовать. Науки, искусства, ремесла, фабрики, мануфактуры – все это не есть еще истинное просвещение; но образ мыслей – так, образ мыслей или общий дух народа конечно доказывает о его просвещении. Извольте же взять во внимание быт целой Европы со времен казни Людовика XVI, что произвел новый образ мыслей? Горести, изнурение, кровь. У нас тишь и гладь, и божья благодать… не правда ли, Алексей Павлович? – спросил он, обращаясь ко мне.

- Истинная правда, генерал, отвечал  я. Доказано опытом веков, что  державы обширные могут быть поддерживаемы во всх государственных частях только массою сил воинских, а строгость их управления требует необходимости единства в лице векового постоянного правителя, постоянного в [51] позднейших членах своего потомства, потому что посредством только сего векового постоянства сродняются, так сказать, владыки с народами подвластными.