Лексико-семантические группы «характер» и «нрав» в I томе романа А.П.Степанова «Постоялый двор»

Введение.

   Августа 14-го поутру ударило  пять часов на старинных часах с серебряным циферблатом в футляре из красного дерева.

   «Благодарю тебя, Господи, что  даровал мне силу провести  еще год моей жизни. Существование  мое было ли необходимо в  общем ходе происшествий здешнего  мира? Походило ли на бытие  тварей, которые возбуждают многих из [1] мыслителей к насмешливой улыбке о прихотливости временных действий природы? Мне все равно. Предвечный закон твой, неизменяемый в существе своем, допускал прихотничать эту  видимую природу, надзирать бдительно за главным ходом ее распоряжений,  и с точностью исчислять хозяйственность сил ее. Могучий, мудрый, правосудный, благодарю Тебя! И ежели жизнь моя должна продлиться еще год,  то пролей источник света в мой разум и научи исполнять волю Твою.»

   Так молился Горянов, лежа  в постели, пробужденный боем часов, в день своего рождения. Ему наступил пятьдесят второй год. Он был среднего роста, довольно плотен, довольно свеж. Русые волосы его прокудривались в изобилии сединами; серо-голубые глаза выглядывали из мешочков своих прямо на тех, к кому лежало его сердце, и не хотели встречаться с теми, от которых отталкивала его противоположная магнитная сила. Казалось, что на губах его лежала [2] сардоническая улыбка; но эта черта физиономии сообщалась ему наиболее от того, что с правой стороны верхней челюсти зубы его находились в отсутствии.

   Многие очень хорошие, умные, добрые люди не любят опрятности, в особенности жители сельские. Может быть, агрономия, заводы всех  царств природы, фабрики, мануфактуры, и мало ли других занятий, мешают  им посвящать пол часа самоочищению; но Горянову щетинистая борода и несвежее дыхание старика было как острый нож. Всякий день косметировал он себя с наслаждением и в особенности летом, когда изобилие воды и мягкость воздуха доставляли ему более к этому средств.   

   Надев самоедские свои  ланьи сапоги и широкий татарский  халат, он снял холстяные заставки  с окон, присел к бритвенному  ларчику, взглянул с насмешкой  в зеркало, погладил себя одною  рукою по щекам; другою позвонил  в колокольчик; велел мальчику, [3] похожему на сурка, подать горячей воды, и через три минуты был уже на ногах, глаже всякого хорошенького молокососа.

   С бельем подмышку шел  уже он через маленький сад  свой, который оканчивался рекою, и погрузился в быстрые прохладные  струи, которые служили ему купальнею всякий день, с первого июня по двадцатое августа.

   Горянов много видел бед  в жизни своей; прошел через  большие испытания. Он предавался  страстям пылким и беспечен  был к выгоде собственной. Он  женился рано; лишился жены, имел  до десяти прекрасных детей, которым его мать укрепила небольшое имение. Его собственное подвергалось все по частным долгам публичной продаже во время службы, которую продолжал он в отдаленнейших концах империи. Не желая стеснять детей своих, он удержал для себя из остатков от богатого состояния не более пяти тысяч рублей и все их употребил на заведение [4] постоялого дома, на одной из губернских дорог, пролегающих к Москве, в двухстах верстах от столицы.

   Горянов содержатель постоялого  двора. Долго выбирал он местечко  для своего заведения; наконец берега Оки приманили его к себе. Там, где опускаются они ближе к поверхности воды, под горою, возле самой посадки придорожного проспекта, увидел он ровную площадку, заключающую в себе до семи десятин земли песчаной, незавидной, которая принадлежала одному богатому помещику. Горянов купил ее за сходную цену, и между подошвою горы и рекою устроил дом и сад.

    Двор делится на две  половины: одна, с обширными навесами, принадлежит к большой удобной  избе для возчиков; другая, к домику, устроенному для проезжающих высшего состояния людей и для себя. Постояльцы имеют две опрятных комнаты и через сени одну для людей; хозяин три комнаты для себя и одну для людей. Первое помещение [5] обращено окнами к дороге и осеняется развесистыми ветвями ее берез; другое смотрит на хозяйский двор и сад.

   Пусть себе песок будет  до того мелок, что пройдет  через сито, которое на диаметре  одного дюйма заключает в себе  десять тысяч скважин, то и  тогда, что возрастите вы на  нем путное? Разумеется, просвещенный хозяин стал бы возить на него черепицу и кирпич, кости всякой падали и утончать тление животных и растений до известной разрешимости, чтобы посредствам сего произведения усовершенствовать смешение песка, глины и извести; но для Горянова достаточно было пособия постоялого двора, чтобы в течение четырех лет превращать сыпучий песок садовой площадки в превосходный чернозем и чего не доставало в этом трехдесятинном садике, который был обнесен глубоким рвом и сплетенными кустами боярышника!

   Он достал трехгодовалые прививки яблонь, бергамота и дуль, [6] превосходных родов, которые в благодарность за холю и пищу приносили уже ему вкусные плоды. Плодовитые деревья осеняли круговую дорогу в прямоугольнике сада, прерываясь только там, где примыкали к дому и сходу к реке. В остающихся от круга углах алела крупная малина; внутренность сада разбита была на клумбы. Середину их занимали сливы, потом растения постепенно ниже и ниже: вишни, крупный крыжовник, крупная смородина и по краям – краснобокая клубника. Возле самого домика расстилался цветной партер. Розы, лилии, гвоздики, левкои, ночные фиалки, вечерница печальная, пестрели в живом ковре, окуривая воздух своими духами; резеда в изобилии росла под окнами. Из этого роскошного садика вела калитка в огород, наполненный всякого рода овощами, окружающими в переплетных грядах целый ряд парников с дынями, арбузами, огурцами, редисами и ранними салатами.

   Горянов из комнаты своей [7] окидывал одним взглядом свой сад, реку; за нею большое село богатого помещика; далее на горизонте прекрасный губернский город, в котором он был только один раз; но где сбывал ежегодно с выгодою свежие сочные вкусные свои плоды, крупные ягоды, овощи и зелень.

   Вот он возвращается из  своей обширной купальни. Он стоит  недалеко от дома, как седой тополь, орошенный дождем; он любуется новопосаженным кустарником душистой каприфолии, которая так ласково обнимает стены его хижины. «Вот приличный образ слабого, но прелестного творения - , думает он, - так льнет молодая женщина к избраннику своего сердца, к могучей, постоянной опоре своей; но не так ли увивается и слабый, по оплоту своему, не так ли прилепляется к своему покровителю и обдает его духами лести. Низко ли это со стороны занимальной каприфолии? Но если слабая ветка отклонится от стены и упадет на землю, то будет еще ниже. [8] Вот прекрасный софизм, который конечно понравится какому-нибудь чиновнику – искателю покровителей!» Он засмеялся довольно громко и вошел в свою комнату.

   Веселость его на сей  раз дала знать ключнице, что  время ставить кофейник на конфорку. Через несколько минут она принесла на красном лаковом подносе под чистой салфеткою, на которой видны были свежие складки, густой кофе, желтые сливки и крендели. Горянов сидел возле открытого окошка, за круглым столиком. Она поставила перед ним приборы, поклонилась и поздравила с днем рождения.

- Здравствуй, Ольга, спасибо тебе; а много ли у тебя осталось  денег на расходы?

- Пять рублей бумажками, полуимпериал, талер, рублевик, два четвертака  и три гривенника; всего 32 рубля.

- Как так? Пять рублей ассигнациями стоит пять рублей, шестьдесят копеек; полуимпериал – двадцать один рубль; талер – пять рублей, сорок копеек; рубль – четыре рубля; [9] четвертак – один рубль, пять копеек; гривенник – сорок две копейки, всего тридцать семь рублей, сорок семь копеек.

- Ах! Бедная моя головушка! Из  ума вон, что рубль – рублю, а четыре рубля, мелочь – еще  хуже, пять рублей бумажка –  не пять рублей, а пять рублей  шестьдесят копеек. Прошу вас  не гневаться, барин. Просто сказала, не подумавши. Как придет к делу, меня не обочтут: смекнуть – не смекну, так выложу на счетах.

- Слушай! Талер отдай на водку  дворнику Федору; рублевик - на орехи  кухарке Маланье; синенькую –  солдату на деревяшки; а мелочь…ты  пойдешь в церковь?

- Пойду, нынче воскресение и  ваш день рождения.

- Так отдай мелочь этим уродам, которые стоят у входа в  церковь под сводами колокольни.

- Нищим три рубля, тридцать шесть  копеек! Это много, барин, да им  не велено и шататься по  миру.

- Финансы! Администрация! Прошу покорно! Говорю тебе: не нам сметь [10] об этих вещах суждение иметь. Господское дело – не допускать своих крестьян до нищенства; исправничье – разгонять нищих, а наше – кормить голодного. Вот, например, спасибо тебе за чудесный кофе! Бери и помни мой приказ.

   Довольная приветствием хозяина, ключница отворила дверь, чтобы выйти, как ей навстречу Мартын, главный распорядитель постоялого двора, со сверточком полуимпериалов, чистым барышом, почти за шесть месяцев; садовник с большим блюдом артишоков; кухарка, дворник и два мальчика, похожие на сурков. Все они пришли поздравить господина с днем рождения. Горянов любил золото для того только, чтобы доставлять себе удовольствие. Оно само, как будто его тяготило и никогда не залеживалось в шкатулке; он и теперь вынул из принесенного ему свертка один из кружочков благороднейшего металла, и отдал на пир своей дворне.

   Оставшись один, сел он  за большой письменный стол  свой. Горянов учился [11] в университете, но ученым человеком не был. Оставив училище, он имел познания энциклопедические, но довольно ограниченные. Науки точные были ему неведомы. Поэт в душе, не мог он однако же с успехом отличаться в арене литературы. Сначала журналы встретили его похвалою: на безлюдье и дурак человек, говаривал Горянов, рассказывая про свои литературные подвиги. Державин состарился до уродливости. Странная судьба гения! От чего поэт Фернейский, как начал, так и кончил? От чего Богданович написал одну только Душеньку? От чего гений философии Канта развернулся при старости? Современник Державина, Дмитриев: этот корифей поэзии прошлого столетия, сделавшись человеком государственным, замолк, но появился новый гений в стране русских воинов, преобразователь нашей поэзии. Все певцы затихли и слушали. Горянов на беду запел один, запел поэму, запел, как поют птицы ночные в дуплах [12] вековых дубов; разумеется, его освистали. Он перестал петь по совиному, но не мог отвыкнуть чирикать по воробьиному.

   Горянов любил историю  природы и людей. Библиотеку его  составлял авторитет знаменитых  мужей, из которого мог он почерпнуть сведения по всем предметам любимых им познаний.

   Кабинет его, превращаемый  только ночью в спальню, ибо  олений пиофяк на день проваливался  в диван; кабинет его заключал  в себе десятиаршинный квадрат, и был из всех комнат один  покрыт штукатуркою; все другие, кроме изб, обклеены оберточною бумагою и раскрашенный дикой краской с голубою каймой. Между ильмовыми шкафами библиотеки стояли в кабинете Горянова, кругом стены, длинные ильмовые столы, на которых поставлены были: телескоп, большой микроскоп Доланда, электрическая машина и камера-обскура для съемки видов. В иных местах пестрел фарфор, который он [13] вывез из Кахты – остаток от проданного им по необходимости; в других разложены были штуфы минералов Нерчинска, Барнаула, Екатеринбурга. В иных – шлифованные сосуды из агата, сердолика, халцедона. Там стояли чучела кабарги, белого медведя, росомахи или гуся туриана, куличка алциноя, чайки фрегата, величавого имбрима с берегов Ледовитого моря; там лежала каска и меч, и возвышалась между позеленелыми от времени медными кинжалами, серебряная ваза гадания – вещи древних, вырытые из могил у подножия гор Саянских. В углу красовалась ваза из геркулана, добытая Горяновым во время его пребывания в Италии; словом, кабинет своею начинкою был совершенный пандан его садика, но вся эта прекрасная утварь, приличная богачам, надоедала глазам Горянова. Ему неуместным казалось иметь ее, а покупщика, охотника нигде не было. Кто-то давал ему за собрание минералов и металлов сумму столь низкую, что одно доставление [14] вещей могло стоить их половину. Горянов жалел о Разумовских, Румянцевых, Шереметьевых, Демидовых и других вельможах, богачах и любителях.

   На письменном столе его  размещены были кипы тетрадей, портфель с рисунками, математические  инструменты, и разбросаны ветки растений, засохшие цветки и лепестки их.

   Горянов имел пристрастие  к ботанике. В соседнем селе  были великолепные роскошные  оранжереи и теплицы для цветов. Он хаживал туда любоваться  ими. Добрый немец садовник давал  ему отросточки в горшках, и  по несколько экземпляров срывал в каждом цвете. Горянов приносил их домой, ставил в китайскую вазочку, срисовывал, анатомировал в микроскоп и делал им описание по системе естественной; но постоянным занятием его был журнал, со дня водворения его в постоялый двор. В окрестностях жило множество помещиков; от губернского города было не более восемнадцати верст; [15] от уездного – столько же. Горянов был знаком со многими дворянами, и записывал все, что происходило в окрестностях постоялого двора и в нем самом, записывал все, что видел, слышал, думал.

   Обыкновенный летний костюм  его был синий суконный казачий, благо канифаса широкие шаровары, и клетчатой холстинки рубашка  без галстука. На груди большой  финифтяный образ Саваофа, и на  руке яхонтовый перстень его  матери и с гербом.

   Августа четырнадцатого, в 12 часов утра, я застал Горянова  за его журналом.

- Здравствуйте, Алексей Павлович, поздравляю вас с днем вашего  ангела.

- Добро пожаловать, Николай Петрович; спасибо вам, любезный мой, что  не забываете меня; милости просим хлеба соли откушать. Странный предрассудок; а все-таки скучно в этот день одному. Хоть бы кто-нибудь из детей меня посетил. Нельзя, четверо, я думаю, на смотру, или на маневрах, один в школе, а штатский в Грузии. [16]

- Надобно признаться, Алексей Павлович, довольно доставили добрых слуг отечеству.

- О, если бы вашими устами, да  мед пить, любезный друг мой! Только  не знаю, что лучше: то ли, что  они образованы добрыми слугами  отечества, или то, если бы я  доставил богатое состояние этим  добрым слугам отечества?

- Продолжая службу с деятельною  ревностью, чистотою чувств, самоотверженностью, что им, кажется, свойственно, они  не могут быть доведены до  крайности. В этом даже смею  уверить, ваше превосходительство.

- Полноте, полноте, мой любезный. Каков кажется вам постоялый двор мой? С первого января по настоящее число я получил чистого дохода около двух тысяч рублей. Впрочем, сюда входят статьи огородная и садовая.

- Это правда, вы наводняете наш  губернский город вашими плодами, овощами и зеленью, а то всего лучше – не в свое время. [17]

- Лучше для покупателей и  для меня: я беру дороже, они  пользуются редким. Так-то, мой друг, нам все то нравится, чего нет: от малых вещей, до великих, это в природе человеческой. Дайте все человеку, чего он пожелает, все известное для земного счастья, и он – все будет желать. Это истина, конечно, пошлая, но причина остается еще проблемою.