Лексико-граматичні проблеми перекладу

 

 Примеров грамматических  преобразований в тексте перевода  «Головы профессора Доуэля» встречается  также немало. Многие из них  вызваны объективными причинами  и связаны с различиями в  грамматических системах контактирующих  при переводе языков. Есть, конечно, и изменения структуры авторского текста, продиктованные законами мелодичности слога, удобопроизносимости фразы. Практически во всех случаях такие смещения оправданы логически и не нарушают ни семантики, ни художественной образности авторского текста. Вот один из подобных примеров:

 Не могло быть сомнения: голова жила, отделённая от тела, самостоятельной и сознательной  жизнью.

 Не могло бути сумнівів: голова, відділена від тіла, жила  самостійним і свідомим життям.

 В пределах предложения  глагол-сказуемое переместился, заняв  место после причастного оборота. Тут мы встретились с явлением  инверсии (синтаксической транформации, заключающейся в изменении авторского  порядка слов).

 Перестройку грамматического  плана пережил и следующий  фрагмент текста:

 Это было слишком  для нервов Лоран. Она была  близка к обмороку.

 Це вже було занадто  для для нервів Лоран. Вона  мало не знепритомніла.

 Тут синтаксической  трансформации подверглась структура  второго предложения (в первом  лишь появилось слово вже, привычное  для такой фразы), пережившая замену  синтаксической модели. Смещения  коснулись и способа выражения  сказуемого, и морфологических характеристик  членов предложения (частеречной  принадлежности их, видо-временных  категорий), и способа выражения  синтаксической модальности.

 Кстати, отмеченные изменения  сделали высказывание более живым  и динамичным, чем в оригинале.

 К подобным трансформационным  приёмам автор перевода прибегает  достаточно часто. Вот аналогичный  пример:

 – Я бы предпочла  смерть такому воскрешению.

 – Я б воліла померти, аніж так воскреснути.

 В данном случае  речь следует вести о приёме  расчленения: простое предложение  стало сложным.

 Трансформации может  подвергнуться как структура  предложения в целом, так и  его элементы. Вот каким образом  может измениться способ выражения  одного из членов предикативной  единицы:

 Вот почему мы обставляем  тайной этот опыт.

 Ось чому ми тримаємо  цей дослід у таємниці.

 А иначе не перевести  устойчивое выражение обставлять  тайной что-либо.

 Обратимся ещё к  нескольким примерам, подобным только  что описанным.

 Получив звание врача, тщетно пыталась найти место. Было предложение ехать в гиблые  места Новой Гвинеи…

 Вивчившись на лікаря, марно намагалася знайти місце. Їй запропонували їхати в згубні  місця Нової Гвінеї…

 Особой чувствительности  прибор, приставленный к виску  головы, отмечал пульсацию, механически  вычерчивая кривую.

 Особливо чутливий  прилад, який було приставлено  до скроні голови, показував пульсацію, механічно викреслюючи криву.

 Замена причастного  оборота описательным – типичное  для перевода с русского на  украинский язык решение. Она  обусловлена системными расхождениямив  двух языках при выражении  одной и той же самой мысли, одного и того же значения. Как видим, произведённые изменения  синтаксического плана (они коснулись  не только модели предикативных  единиц, но и состава словосочетаний) сопровождаются в каждом из  представленных примеров ещё  и некоторыми лексическими сдвигами, в числе которых как замены (получив – вивчившись; отмечал  – показував), так и случаи  опущения лексем.

 А далее в тексте  мы не раз встретимся с заменами  типа с величайшей осторожностью / дуже обережно; привела в порядок  волосы / зачесала волосся; выражение  довольства / задоволений вираз; голова  могла говорить внятным шёпотом / голова могла говорити пошепки, але розбірливо; Любопытство Лоран  было возбуждено до крайней  степени / Цікавість Лоран розпалилася  до краю; С инстинктом чуткой  женщины Лоран избегала говорить  обо всём… / Чуйна Лоран інстинктивно  уникала розмови про все…

 В ходе трансформаций  не раз могут появиться во  фразе и новые слова – а  с ними, например, меняется и синтаксическая  модель сказуемого:

 – Как бесконечно  далеко это время!

 – Яким безмежно  далеким здається той час!

 В последних из рассмотренных  нами фрагментов текста речь  следует вести уже о комплексных  транформациях – лексико-грамматического  характера.

 В переводе одного  предложения могут иногда совмещаться  несколько трансформационных приёмов  – как лексичеких, так и грамматических, затрагивающих морфологию либо  синтаксис:

 И она начала даже  наводить справки стороной, но  ей ничего не удавалось узнать, кроме того, что было уже известно  от дочери.

 І вона почала навіть  розпитувати про це деінде, але  нічого не дізналася, крім того, що повідомила дочка.

 Здесь налицо и замены  лексем, и смещения в частеречной  принадлежности членов предложения, и изменение синтаксической модели  переводимого предложения (в структуре  простых предикативных единиц, входящих  в состав единицы сложной).

 Как видим, подтверждений  тому, что ни один перевод не  обходитсся без трансформаций, множество. Переводческие трансформации –  это верный способ сохранить  форму и смысл текста с минимальными  потерями.

 

 Вопрос 3. Комплексный  анализ лексико-грамматических и  стилистических приёмов перевода  «Сказки о царе Салтане» А. С. Пушкина на украинский язык

 Безусловно, изменения, которые  претерпевает любой стихотворный  авторский текст на русском  языке, в первую очередь будут  вызваны особенностями поэтического  изложения – ритмомелодикой, строфикой, специфическим поэтическим синтаксисом. Именно подчиняя общую свою  стратегию и тактику конкретных  переводческих решений цели воспроизвести  поэтический текст с наименьшими  в этом смысле потерями, автор  украинского варианта «Сказки  о царе Салтане» Т. Королёва  заменяет, например, стилистически  маркированное слово «пир» на  «обід», а устаревший (и потому  тоже стилистически отмеченный) союз «кабы» – на обычное  украинское «якби».

 Безусловно, такие минимальные  стилистические сдвиги переводчик  компенсирует несколько позже, в  другом месте текста, но пока  вот с чем встречаемся мы  в начале «Сказки»:

 – Кабы я была  царица, –

 Говорит одна девица, –

 То на весь крещёный  мир

 Приготовила б я  пир.

 Якби я була цариця, –

 Старша мовила сестриця, –

 То на весь хрещений  світ

 Зготувала б я обід.

 Лексико-семантические  сдвиги (а вместе с ними –  и стилистические) могут быть  и гораздо ощутимей – в случаях  замены целых словосочетаний  или использования слов, нетипичных  для описываемого в сказке  Пушкина периода (конечно, условного). Обратимся к фрагментам оригинала  и его украинского перевода, содержащим  подобного типа трансформации.

 Здравствуй, красная девица, –

 Говорит он, – будь  царица

 И роди богатыря

 Мне к исходу сентября.

 Вы ж, голубушки-сестрицы,

 Выбирайтесь из светлицы.

 Поезжайте вслед за  мной,

 Вслед за мной и  за сестрой:

 Будь одна из вас  ткачиха,

 А вторая  повариха.

 Люба дівчино-зірнице, –

 Їй говорить, – будь  цариця

 І до жовтня для  царя

 Народи богатиря.

 Ви ж, голубоньки-сестриці,

 Теж збирайтесь до  столиці:

 Хай одна із вас  пече,

 Друга – на все  царство тче.

 Соответствие русскому  «светлица», конечно, носит условный  характер: слово «столиця» как  наименование города, в котором  княжит князь или из которого  управляет страной царь, появляется  не так уж и давно – в  последние несколько веков (центральный  город долго называли «стольным  городом/градом», но не сразу «окрестили»  сокращённым «столица»…)

 Но такая замена  в тексте закономерна – она  вполне способна поддержать высокий, образно-поэтический стиль пушкинской  строфы, равно как и метафорическое  «дівчино-зірнице»  на месте привычного  народнопоэтического устойчивого  эпитета «красная девица».

 В пределах этого  отрывка мы наблюдаем и не  столь частый, но в общем допустимый  в поэтическом переводе строфический  сдвиг: информация, изложенная в  авторском (русском) тексте в 10 строках, заняла в украинском варианте  всего 8 строк. Безусловно, это расхождение  будет при возможности  компенсировано  в дальнейшем смещением строк  в сторону удлинения строфы  в  украинском стихе…

 Не раз в качестве  компенсационного приёма, для сохранения  рифмы, ритма, других особенностей  композиционного построения строфы, переводчиком Татьяной Королёвой  были использованы близкие по  смыслу синонимы (слова или целые  выражения) – заменители исходных  лексико-фразеологических единиц:

 …И царица у окна

 Села ждать его одна…

 …І цариця край вікна

 Сіла виглядать шодня…

 Рано утром гость  желанный,

 День и ночь так  долго жданный,

 Издалёка наконец

 Воротился царь-отец.

 Вранці-рано друг коханий,

 День і ніч так  довго жданий,

 Цар додому приїздить…

 Год прошёл, как сон  пустой…

 Рік минув, у серці  тлін…

 Замены, как видим, помогли  сохранить ритмомелодику поэтического  текста, не изменив по сути  смысловой наполненности строк  и стилистической принадлежности  сказанного.

 Вот так, следуя –  страница за страницей – за  пушкинским текстом сказки, можно  представить не одно доказательство  того, насколько точным может  быть соответствие перевода оригиналу  – по стилю, семантике, эмоциональной  тональности и производимому  языковой формой впечатлению. Вот  выразительный этому пример:

 Родила царица в  ночь

 Не то сына, не то  дочь;

 Не мышонка, не лягушку,

 А неведому зверюшку.

 Народилось дитинча,

 Хтозна? – хлопчик чи  дівча,

 Чи то жабка, мишенятко,

 Чи небачене звірятко?

 Замечательный образец  адекватного во всех отношениях  перевода пушкинской строфы –  при изменившейся синтаксической  форме подачи информации, при  местоименных и синонимических  заменах слов и выражений.

 Несомненно, лексико-грамматические  сдвиги способны повлечь за  собой и некоторые смысловые  трансформации. Примеров таковых  немало, они встретились и в  только что представленных отрывках (в этом смысле полезно обратить  внимание на неоднократное изменение  порядка слов в предложениях-высказываниях, что не раз сместило модальные  оттенки в переводимых строках). Но это вполне нормально –  без таких изменений не обходился  ещё ни один перевод поэтического  произведения. Ведь для сглаживания  небольших семантических смещений  существует достаточное количество  вырабатывавшихся веками практикой  перевода компенсационных приёмов  – ими всегда воспользуется  опытный интерпретатор, если только  в подобных действиях возникнет  потребность.

 Мы попробуем проиллюстрировать  сказанное, остановившись лишь на  некоторых примерах, связанных со  смысловыми изменениями содержащейся  в оригинале информации.

 Царь велит своим  боярам,

 Времени не тратя  даром,

 И царицу, и приплод

 Тайно бросить в  бездну вод.

 Цар наказує боярам,

 Щоб не гаять час  задаром,

 І царицю, і дитя 

 Кинуть в море того  ж дня.

 В полученном тексте  исчезла информация о тайном  способе исполнения жестокого  приказа царя. И она, казалось  бы, немаловажна (в ней же –  скрытое пушкинское отношение  к объекту мысли!) Но переводчик  понимает, что информация не существенна  для юного читателя. Вот здесь  и уместно вспомнить, что, несмотря  на подчёркиваемое Пушкиным вовсе  не «детское» назначение сказок (русский поэт их, как известно, писал для взрослых), в наше  время эти сюжеты воспринимаются  как часть обширного пласта  литературы для детей. Какая разница, подчеркнуть ли в сказке то, что может правитель себе позволить  и почему он выберет ту, а  не иную форму для исполнения  своего приказа? Так слово «тайно»  успешно исчезает из текста  перевода. Для маленького читателя  это несущественный штрих в  истории… А вот «приплод» –  и в оригинале-то сегодня непонятное  маленькому читателю – переводчица  заменяет в украинском тексте  словом «дитя». Всё в порядке: пушкинский сюжет не пострадал  ничуть, а детишкам всё совершенно  ясно…

 Конечно, совсем без  потерь здесь было не обойтись: в переводе на украинский нет  точной рифмы в последних двух  строках (а она у Пушкина безупречна). И это не единственный случай, когда стихотворная форма полученного  текста проигрывает первоисточнику. Аналогичный факт (утрата точности  рифмы) имеет место и во фрагменте  текста, следующем за анализировавшемся  только что:

 Море синее кругом,

 Дуб зелёный над  холмом.

 Сын подумал: добрый  ужин

 Был бы нам однако  нужен.

 Море піниться й  шумить,

 Дуб на пагорбі стоїть.

 Син подумав: «На вечерю

 Зготував би я печеню».

 Слабо рифмовалось  «дитя» и «дня» в предыдущем  отрывке на украинском языке  – примерно так же и в  этом фрагменте приблизительна  рифма в строках, оканчивающихся  словами «вечерю» и «печеню». В украинском перевод проиграл  и стилистически: две последние  строки последнего отрывка явно  уступают в высоте и поэтичности  стилю оригинала. Что делать –  потерь при переводе поэзии не избежать. Главное, чтоб эти утраты не были значительными, определяющими для сюжета, композиции, ритмомелодики.