Роль тотемных животных в жизни малых народов Севера

Среди жанров ненецкого фольклора заметное место занимают сказки (Вербов, 1937; Щербакова, 1960; Пыря, 1939). Сказки (ва-дако), ввиду их назначения как произведений развлекательного характера, основанных на вымысле, несут, пожалуй, наименьшее количество информации о реальных явлениях прошлого. Однако в сказках о животных, о великанах, в бытовых сказках и даже в волшебных содержатся реалистические картины из жизни народа. Предполагается, что современные сказки о животных происходят от мифов, которые несли определенные магические функции (Пушкарева, 1983). До сих пор сохранились сказки, которые объясняют те или иные особенности отдельных животных («Почему гагара летать не может?», «Кукушка» и др.). Эти мифы-сказки отражают попытки ненцев осмыслить явления окружающей природы. В сказках о животных последние живут как люди-ненцы — в чумах, изготовляют лодки, охотятся, караулят оленей и т.п. В этом смысле они несут определенную информацию о быте самих ненцев.

По своему назначению к сказкам примыкают загадки. Ненецкие загадки бытуют и по сегодняшний день, помогая скоротать долгие зимние вечера. Тематика большинства загадок связана с оленеводческо-промысловым бытом, природой и животным миром тундры. Вот образцы загадок: «Один скочует, другой встанет» (рог оленя); «Летом меховые, зимой берестяные» (рога оленя); «Одна сторона — поднючье, друга сторона — нюк» (уши оленя); «Одна сторона деревянная, другая — живое мясо» (ребенок в люльке); «Утром сосчитает, вечером сосчитает» (завязки у женской верхней одежды); «У старика нос плоский, у старухи нос острый» (узоры на мужских и женских пимах); «Китовые ребра поблескивают» (шесты чума); «Две собаки в небо лают» (головки саней); и т.д. Как видно даже из этих немногих примеров, загадки имеют большое познавательное значение.

Прежде чем несколько подробнее рассмотреть наиболее интересный жанр — эпические песни — несколько слов об еще одном песенном жанре — лирических песнях. Лирические песни, в отличие от других жанров, обычно имеют определенного автора, хотя он и не всегда известен. Лирические песни очень плохо фиксировались исследователями, поэтому достаточно четкого представления о них нет. Они исполняются не в широкой аудитории, а для себя, обычно выражают настроение или переживания исполнителя в связи с теми или иными событиями. С этой точки зрения они представляют определенный интерес (Пушкарева, 1990).

 

Четырех пестрых Сама объездила,

Я сама приручила, Сама и направляла их...

Сама объездила. Мамочка, я все плачу,

Хорошие мои сваты, Теперь-то я навсегда

Вы не думайте, Попала в поселок!

Что четырьмя Пядко Мне не придется

Олени приручены Сесть на нарту

И объезжены. С четырьмя оленями.

Сама я их приручила,

Большое место в устном народном творчестве ненцев занимают эпические песни сюдбабц и ярабц. На материале этих произведений написаны статьи, раскрывающие их значение как источника для изучения различных сторон культуры и быта ненцев (Куприянова, 1965; Хомич, 1970а; и др.). Поэтому здесь будут затронуты вопросы, которым уделялось меньше внимания. В эпических песнях в поэтической форме находят отражение реальные черты хозяйства и быта ненцев: оленеводческо-промысловое хозяйство, связанные с ним переносное жилище (чум), транспорт (оленья упряжка), орудия труда, предметы быта (шест для управления оленями, аркан, выбивалки для одежды и обуви), одежда и украшения, а также социальная организация (родовой строй) и связанные с ним институты (экзогамия, левират). Следует отметить, что хозяйственные занятия, быт являются обычно фоном, на котором развертываются события эпических песен. Сюжет же связан с поисками жены в дальних землях, местью выросшего подростка убийцам своих близких, которые, как правило, являются и захватчиками принадлежащего ему имущества, и т.п. Все это имело место в реальной жизни, однако в песнях (особенно сюдбабц) приобретает                                                     иную масштабность. Если в силу экзогамных норм ненец мог жениться лишь на девушке другого рода, часто кочевавшего в некотором отдалении, то в эпических песнях герой едет за семь земель, поездка его продолжается год и больше. Мы знаем, что стойбища состояли иногда из десятка или немногим более чумов, но в сюд-бабц их семьдесят, сто, а иногда и семьсот. На Ямале в прошлом были крупные оленеводы, но были и обладатели сравнительно небольших стад. В песнях стадо в десять тысяч — норма. О родовых столкновениях мы знаем из исторических преданий (например, на оз. Ессей). Видимо, они могли быть многолюдными и длительными. В песнях герой сражается без отдыха не менее семи дней, а выражения «год мы стреляем», «всех убили» и т.п. достаточно обычны. Все это закон жанра. Гиперболизм свойственен героическим повествованиям всех народов, хотя несомненна специфика его приложения к тем или иным образам. Так, например, в ненецком эпосе к области гиперболизации, вероятно, можно отнести существование в нем железных чумов (еся мя'), железных нарт (еся хан), железных луков (еся щын), которых в реальной жизни не было. Эти образы связаны только с героями, богатырями и отражают отношение к железу как к чему-то придающему силу, мощь. В эпических песнях воспеваются сила и смелость героев, красота и выносливость упряжных оленей и т.п.

Большой интерес представляют зачины эпических песен. Они кратки, но предельно выразительны. Обычно даются перечисления основных действующих лиц, членов семьи героя (иногда с какой-то их характеристикой), сведения об их имущественном положении, занятиях; только после этого начинается описание каких-то событий. Например: «С тех пор, как я помню, меня растили три оленевода Пуци. Пасу оленей, тридцать тысяч оленей пасу. У трех оленеводов Пуци чумов немного — тридцать чумов». Или: «У старика Выя триста оленей. У него две жены. От двух жен у него было две дочери. Как себя помню, меня растил дед Выя». (Куприянова, 1960, ее. 155, 180). Иногда сведения даются более подробные: «У меня есть отец, есть старуха-мать. Есть еще братишка, который уже начал ходить по улице. Я-то тоже невелика, после меня родился только один человек. Около нашего чума годами стоят вместе составленные три нарты, нагруженные нашим имуществом. У моего старика-отца оленей две тысячи. Соседом живет мой двоюродный брат. Он женат. У него триста оленей. У него живет Паду Ямбя — его зять. В обоих чумах живет по четыре человека». (Куприянова, 1960, с. 212). Часто в эпических песнях героями выступают оленеводы, но бывает, что в песнях рассказывается о семьях безоленных ненцев, промышляющих диких оленей, добывающих рыбу. Вот начало одной из ярабц: «Тэнз Ныйвэй меня вырастил... У него немного оленей — тридцать быков. Еще один бык, священный олень есть. Тридцать оленей с кладью есть. Мы живем на берегу Хор-яга. Тэнз Ныйвэй все время промышляет. Семь диких оленей на плече приносит». Как мы видим, начало песни сразу же дает представление о конкретных условиях жизни героя, легко сопоставимых с реальной жизнью ненцев-оленеводов, охотников, рыбаков.

Из многих возможных аспектов сопоставления материалов фольклора с реальной действительностью, остановимся еще на данных о взаимоотношениях ненцев с представителями других народностей. Этот вопрос затрагивался в публикациях, однако он заслуживает более подробного рассмотрения.

При описании поездок ненцев за невестой, среди возможных брачных партнеров, мы постоянно встречаем эвенков (Тынгусей), энцев (Мандо, Вай), нганасан (Тавыс, Тавысей). Представители этих народностей играют большую роль и в произведениях, записанных у европейских ненцев, хотя их разделяют большие расстояния. Видимо, или контакты европейских ненцев с народностями, живущими за Енисеем, были более тесными, или формирование эпических песен и некоторых других жанров ненецкого фольклора следует связывать с территорией междуречья Оби и Енисея, где, видимо, происходило и формирование самой ненецкой народности.

В эпических песнях, как правило, характерными являются враждебные отношения между представителями указанных народностей. Однако, женщины, взятые женами в семью другой народности, иногда становятся на сторону новой родни против своих братьев.

Бывает и так, что женщины, попадающие в иноэтническое окружение, испытывают плохое отношение к себе со стороны новой родни, пытаются бежать домой.

Представляет интерес, часто встречающийся в ненецком фольклоре этноним хаби, о котором упоминалось раньше.

До сих пор нами основное внимание уделялось реалистическим сюжетам и образам ненецкого фольклора. В то же время фантазия играла немаловажную роль в создании фольклорных произведений. Из сюжетов и образов фантастического характера остановимся на некоторых.

В фольклоре ненцев (особенно в эпических песнях сюдбабц) широко распространены образцы летающих людей: герои-мужчины могут при определенных обстоятельствах летать по воздуху. Рассказывается это так: «Тут сын хозяина Ябта Саля схватил железный лук. С одного конца лука подскочил в небо, без задержки с шумом пошел (полетел — Л.Х.). Как ушел, неделю-то все вперед идет. Через неделю перед ним раскинулось море...» (Куприянова, 1965,). Обычно перелеты совершаются в экстремальных условиях, когда нужно спастись от врага или помочь погибающему другу, когда необходимы быстрые и решительные действия. Есть упоминание о наличии у летающего героя железных крыльев: «В одну сторону идут облака. На хвосте облаков один плывущий. Два его железных крыла, как огонь» (там же, ее. 85, 92). Крылья эти съемные: их обладатель Есь Тота одалживает крылья главному герою песни Сив Нояця для перелета последнего к родному чуму.

Однако в других песнях о наличии крыльев упоминаний нет; герои совершают перелеты на облаках или просто по воздуху, взлетев с конца лука. Герои могут вылезать из верхнего (дымового) отверстия чума: «Ябтако Носитэта вылетел в дымовое отверстие, к своей нарте бросился, лук схватил» (Куприянова, 1965). Сюжеты, связанные с летающими людьми, встречаются и в фольклоре других народов Сибири.

К фантастическим сюжетам, видимо, можно отнести оживление умерших. Оживлять могут не все и не всех. Обычно оживляют женщины-шаманки или просто склонные к каким-то необычным действиям. Для того, чтобы умершего можно было оживить, тоже должны были существовать определенные условия. Так, героиня ярабц «Три Лидянгако» Тюли Ханиярха, легко оживив двух братьев героя, с трудом оживляет его друга, потому что после его смерти прошло много времени. По лицу его нельзя узнать, все его лицо в крови (герой узнает умершего по кольцу на руке). Тюли Ханиярха «соскоблила ножом свернувшуюся кровь и гной с тела убитого. Затем ударила рукой по бокам. Младший Сюхуней ожил». Однако после вторичной смерти ей удается оживить Сюхунея только отчасти: "Оживить-то я оживила его, но он не может быстро идти. Он тихонько идет. Раньше ты сказал: «У него высохло мясо. Эта часть тела у него умерла. Он теперь не сможет сражаться. Я только оживила его» (Куприянова, 1965,).

Говоря, что сюжет об оживлении умерших, видимо, можно отнести к фантастическим, мы имели в виду возможность и реальных случаев «оживления», т.е. приведения в сознание после обморока или ранения.

В фольклоре ненцев встречаются образы великанов, которые часто являются людоедами (в сказках, эпических песнях). Не имея возможности победить великана силой, герой обычно избавляется от него хитростью, ловкостью. Обычно великаны не имеют никаких этнических признаков, но есть произведения, где они оказываются энцами (Мандо) или тунгусами.

Довольно часто встречающийся в ненецком фольклоре сюжет о попадании героев произведений в загробный мир содержит весьма интересную информацию о представлениях ненцев о судьбе человека (его образа, его души и т.п.) после фактической смерти. Судя по имеющимся в песнях материалам, загробный мир расположен на поверхности земли где-то в стороне от обычных кочевий, а его обитатели ведут в ночное время тот же образ жизни, что и живые люди — кочуют с оленями, живут в чумах, готовят на костре еду и т. д. Однако при дневном свете они или невидимы, или «стойбища» умерших это обычные ненецкие кладбища. Характерно, что умершие не видят живых, попавших к ним, а их присутствие узнают по шипению и вспышкам огня в очаге. Имеются эпические песни, в которых загробный мир расположен под землей.

Таким образом, ненецкий фольклор по своему характеру глубоко реалистичен, он отражает в художественной форме окружавшую ненцев действительность; это делает устное народное творчество одним из важных источников изучения культуры и быта ненцев в прошлом. Уровень соотношения сюжетного и образного фонда фольклора с фондом социально-бытовой действительности различен в разных жанрах. Так, наиболее высокий уровень в эпических песнях сюдбабц и ярабц, наименее — в сказках. Большое значение для изучения и понимания мировоззрения ненцев имеет обрядовая поэзия.

В ненецком фольклоре практически отражены все стороны жизни ненцев периода родового строя и его разложения, однако, не в равной степени. Основное место занимают сюжеты, связанные с добыванием жены, взаимоотношениями героя с родственниками невесты или жены; в ярабц большое место уделяется положению зависимых членов общества (хаби — рабов-работников). Вообще большое значение придается взаимоотношениям людей, что находит выражение не только в монологах героя (ярабц) или в описании событий (сюдбабц, вадако), но и в диалогах, порой чрезвычайно интересных.

Так, один из героев, проявляя знание повадок оленей, говорит: «Возьми мою нарту, но остерегайся: передовой олень пугливый, не бей его. Вожжу намотай на руку, а то можешь упустить его...» Или представляющее интерес обсуждение сватовства дочери: «Тут дед Выя вошел в чум, сел между двух жен и так сказал: «Из трех моих дочерей которую я отдам? Приехали сваты». Две жены сказали: «Какую хочешь, ту и отдай!» Дед Выя так сказал: «Из трех дочерей, наверно, отдам старшую дочь. Младшая дочь после моей смерти сама выйдет» (Куприянова, 1960).

Помимо огромного фактического материала, характеризующего черты хозяйства, материальной культуры, общественного и семейного быта, содержащегося в ненецком фольклоре, его ценность заключается в том, что в фольклорных произведениях (особенно в эпических и лирических песнях) жизнь ненцев показывается как бы изнутри, от лица самих ненцев. Исследователи, если и наблюдали, то очень редко писали о домашней жизни ненецкой семьи, взаимоотношениях внутри нее. К тому же, наличие постороннего лица, несомненно, оказывало свое влияние. Из эпических песен мы узнаем, например, следующую деталь: если муж хотел поговорить о чем-то важном с женой, то он начинал перебирать руками металлические украшения в ее накосниках. Она была недовольна и просила объясниться. По эпическим песням мы знакомимся с поведением женщины-ненки, ревнующей своего мужа, или мужчины, которому нравится замужняя женщина. Этническая специфика поведения при этом несомненна. К сожалению, вопросы традиционной этики на материале фольклора народов Севера изучались недостаточно. Между тем, эта тема представляет несомненный интерес. Дальнейшая запись и исследование ненецкого фольклора даст новый интересный материал в области традиционной культуры ненцев.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Заключение

Таким образом, традиционная культура жителей Тюменской области – представители малочисленных народностей до сих пор являются носителями традиционной культуры, образа жизни и общественного уклада.

Проблема сохранения традиционной культуры малочисленных народов является одной из главных проблем народов Севера и в настоящее время их этническая, национальная культура находится на грани исчезновения. Очень важно выявление локальных, местных особенностей различных элементов культуры – нарт и упряжи, лука и стрел, орнамента, сумок и т.д.