Распад СССР и международные последствия

Отсутствие объективной  и достоверной информации на экологические  темы было важным идеологически дестабилизирующим  фактором советского общества, так  как это порождало множество  слухов и недовольства. Причем далеко не факт, что все эти слухи были обоснованы, но они, безусловно расшатывали  официальную советскую идеологию.

Не меньшую опасность  для будущего развития советского общества представляли диспропорции, подспудно  накапливавшиеся в социальной сфере. В период с начала 60-х до начала 80-х гг. при росте численности  населения почти на 25% (по переписи населения 1959 и 1979 гг.) наметилась устойчивая тенденция к снижению рождаемости и увеличению смертности населения. Прирост численности населения происходил за счет народов Средней Азии: более 100% имели узбеки, туркмены, таджики, близко к ним стояли азербайджанцы, казахи; 40% имели грузины, армяне, молдаване. Наиболее низкий прирост наблюдался у русских (20%), белорусов (19,5%), украинцев (13%), литовцев, латышей, эстонцев [17]. В эти годы продолжался, постепенно затухая, структурный сдвиг в занятости и расселении населения. Миграция сельских жителей в города и на «ударные стройки» составляла около 2 млн. в год. Из деревень в города переселилась еще 1/5 населения страны. Если в 1939г. в городах проживало 60,4 млн. человек, то к началу 1980 г. городское население страны насчитывало 163 млн. Переход значительной части населения из разряда сельских жителей в городские существенно сказался на развитии общества. С 1970 по 1985 г. численность рабочих в стране увеличилась на 16,8 млн. человек, что более или менее обеспечивало возможность экстенсивного развития экономики. Однако, сверх-индустриализация исчерпала возможности человеческих ресурсов, создав тем самым естественный предел для развития экономики вширь. «Из года в год прирост трудовых ресурсов в промышленности сокращался, а их качество неуклонно снижалось. В стране насчитывалось около 20 млн. инвалидов, 21 млн. алкоголиков, 5,3 млн. человек страдали различными психическими заболеваниями»[8].

На рубеже 70-80-х гг. в  мире начинается новый этап научно-технической  революции (НТР), получившей название «микроэлектронная  революция». В мире происходило свертывание «традиционных отраслей» (добывающая промышленность, металлургия, некоторые сферы машиностроения и т. д.), осуществлялся переход к ресурсосберегающим технологиям, наукоемким производствам. Нараставшая «информационная открытость» мира; процессы глобализации. Как следствие этих процессов, стало размежевание стран на постиндустриальные, для которых стало свойственно сокращение удельного веса в валовом внутреннем продукте традиционных сфер экономики — добывающей промышленности, промышленности вообще, сельского хозяйства, и остальные. В постиндустриальном обществе совершенствуются технологии сбережения энергоресурсов, выросла занятость в информационном секторе [4].

Одновременно с этим нарастает  раздел мира, повышение сырьевой природы  экономик тех стран, которые опоздали или не смогли перейти к постиндустриальному  этапу своего развития. Советский Союз не стал исключением из этого правила. Разработка богатых нефтегазовых месторождений привела к росту производства — с 38 млн. тонн в 1950 г. до 547 млн. тонн в 1980 г. Примерно четверть всей добытой нефти шла на экспорт [3]. СССР все больше втягивался в мировое разделение труда и ресурсов, в экономическую конкуренцию и жестокое политическое и экономическое противостояние.

Автоматизация и роботизация  производства достигли значительных размеров, что сказалось на повышении эффективности  общественного производства. С этого момента уровень развития той или иной страны определяется уже не количеством выплавленной стали, добытого угля, а использованием микроэлектронной техники. Экономика же СССР, и стран Варшавского блока продолжала развиваться экстенсивно, в ее основе по-прежнему находились устаревшие, традиционные отрасли по производству продукции. СССР производил больше всех в мире стали, чугуна, кокса, железной и марганцевой руды. Железной руды, к примеру, добывалось в 6 раз больше, чем в США, и примерно во столько же раз меньше производилось предметов потребления. Гипертрофия добычи ресурсов и их первичной переработки, тяжелого машиностроения определяли максимальную энергоемкость производства. На западе для производства одного килограмма потребляемой человеком продукции расходовалось 4 килограмма исходного материала, а в СССР – 40. Устаревшие отрасли требовали колоссальных природных ресурсов – электроэнергии, металла, которые, к тому же, использовались нерационально, поэтому сырьевой сектор работал с перегрузками. Инерционность командно-административной системы стала основной причиной слабой восприимчивости народного хозяйства к требованиям нового этапа научно-технической революции, связанного с изобретением микропроцессоров, массовой компьютеризацией и т.п., создававшими условия для ускоренного развития научных и технологических исследований, рационализации систем управления экономикой в целом. Об этом, в частности, свидетельствовали затухающие среднегодовые темпы внедрения в производство изобретений и рационализаторских предложений. Если в 1950-е гг. в СССР ежегодный прирост инноваций составлял 14,5%, то в 1960-е гг.— лишь 3%, а в 1970-е гг. — всего 1,8%. В народное хозяйство внедрялась лишь 1/5 часть изобретений.

Однако советское  руководство объективно  понимали экономическую отсталость страны и принимали соответствующие меры. Осуществление курса на повышение эффективности общественного производства руководство страны неразрывно связывало с ускорением научно-технического прогресса (НТП), с внедрением его результатов в производство. На XXIV съезде партии впервые была сформулирована важная задача - органически соединить достижения НТР с преимуществами социализма, шире и глубже развивать присущую ему форму соединения науки с производством. Были намечены ориентиры научно-технической политики. Во всех официальных документах экономическая политика оценивалась как курс на интенсификацию производства  в  условиях развертывающейся НТР.

На первый взгляд потенциал  страны позволял решать поставленные задачи. Экономика СССР обладала мощным научным потенциалом, государство выделяло на финансирование науки около 5% национального дохода – больше чем подавляющая часть других развитых стран мира. По многим отраслям научно

технические разработки соответствовали  мировому уровню. В 1975 г. в СССР насчитывалось 1,2 млн научных работников или около 25 % всех научных работников мира.

Электроника и информатика  открыли на рубеже 70--80-х гг. путь к разительным переменам в  экономике и общественной жизни. Советские ученые отчетливо осознавали значение скачка, порожденного прогрессом электроники. Член-корреспондент АН СССР Н.Н.Моисеев еще в конце 60-х гг. отмечал, что изобретение ЭВМ затрагивает не только технику, не и всю сферу интеллектуальной деятельности человека, что в дальнейшем развитие государства будет прямо зависеть от того, насколько глубоко проникли электронно-вычислительные методы не только в экономические расчеты, но и непосредственно в управление государством. На практике внедрение машинных методов в решение экономических задач СССР носило эпизодический характер. Здесь сказывались естественный консерватизм, слабость образования соответствующих кадров, недостатки системы оплаты труда, не ориентированной на внедрение новшеств. Организационное оформление общегосударственной автоматизированной системы сбора и обработки информации тормозилось и дискредитировало целесообразность создания еще одной отрасли - индустрии переработки информации, в то время как за рубежом она уже существовала. В этом направлении отставание СССР было значительным, и в последующем сократить его не удалось. Так, в первой половине 80-х гг. в США использовалось около 800 тыс. ЭВМ, а в СССР - 50 тыс. Технологическое отставание СССР препятствовало быстрому налаживанию выпуска нового поколения ЭВМ – персональных компьютеров. В течение долгого времени работа советской промышленности оценивалась главным образом по количественным показателям. В таких условиях промышленность и наука мало нуждались друг в друге, с одной стороны, предприятия не предъявляли спроса на научные разработки. С другой стороны, ученые, не имея спроса на свою «продукцию», часто занимались никому не нужной тематикой. «Отставание в развитии и использовании вычислительной техники, - констатировал впоследствии академик Н.Н.Моисеев, - было на самом деле симптомом, точным индикатором абсолютно смертельной болезни»[9].

Начиная с 70-е гг. обнаружилась невосприимчивость народного хозяйства СССР к технологическим нововведениям. Ученые разработали эффективные методы синтеза тугоплавких, жаропрочных, сверхтвердых и других материалов, технологии специальной электрометаллургии, в области робототехники, генной инженерии и т. д. В стране регистрировалось ежегодно около 200 тыс. законченных научных исследований, в том числе выдавалось почти 80 тыс. авторских свидетельств на изобретения. Однако нередко советские разработки и идеи находили самое широкое применение в промышленном производстве Запада, а внутри страны никак не реализовывались. Новаторский потенциал страны использовался очень слабо: только каждое третье изобретение внедрялось в производство (в том числе половина только на 1-2 предприятиях). В итоге к концу 80-х гг. 50 млн. человек в промышленности было занято примитивным ручным трудом уровня начала XX в. Использование достижений НТР в стране приняло однобокий, противоречивый характер, поскольку в СССР по-прежнему осуществлялось расширенное воспроизводство индустриальной структуры с упором на традиционные отрасли. В стране не проводилась радикальная модернизация производства, а шел процесс «встраивания» в старый механизм отдельных достижений НТР, новых технологий. При этом нередко сочетались явно несовместимые вещи: автоматизированные линии и масса ручного труда, атомные реакторы и подготовка их монтажа методом «народной сборки». Сложилась парадоксальная ситуация, когда достижения НТР вместо изменения механизма безрыночной индустрии продлевали ему жизнь, давали новый импульс. Сокращались запасы нефти, но успехи трубопрокатных и трубокомпрессорных технологий сделали доступными глубокие месторождения газа; начались трудности с разработкой подземных угольных пластов - были созданы экскаваторы, позволявшие добывать бурый уголь открытым способом. Такой своеобразный симбиоз индустрии без рынка и новых технологий способствовал ускоренному, хищническому истреблению природных ресурсов и привел к беспрецедентному явлению - структурному застою в эпоху НТР. Развитой мир уже вступил в новую постиндустриальную технологическую эпоху, тогда как СССР оставался в старой индустриальной [13]. Угрожающе нарастало отставание в научных разработках по многим направлениям. Все хуже стали обстоять дела с внедрением результатов этих разработок в производство. Почти в три раза превосходя США по количеству инженеров, страна получала в 40 раз меньше средств от продажи лицензий за рубеж. По сравнению с Советским Союзом, в Японии в 1986 г. на одного работника регистрировалось в 540 раз больше заявок на рацпредложения. А в списке изобретений, наиболее значимых для нашей повседневной жизни, советские авторы почти не присутствовали. СССР вновь, как это было до 30-х гг., оказался перед угрозой стадиального отставания от стран Запада.

Отсутствие единой технической  политики становилось тормозом на пути интенсификации производства, из-за распыления средств и научных сил результаты были малоэффективны. В частности, более 20 министерств занималось внедрением робототехники в одиннадцатой пятилетке. Но большинство из них не имело  соответствующих сил и опыта. Создаваемые ими роботы стоили дороже зарубежных и в 10 раз уступали по надежности. В первой половине 80-х  гг. количество выпущенной робототехники  превысило план в 1,3 раза, а внедрено было лишь 55%. Несмотря на первоклассные, порой уникальные разработки советских  ученых в фундаментальной науке, в практической жизни прогресс науки  и техники не ощущался. В то же время военное соперничество с США привело к тому, что по технической оснащенности науки и численности высококвалифицированных кадров в период 1975-1980 гг. Советский Союз отставал от Запада меньше, чем по оснащенности промышленности. Это позволяло успешно решать отдельные научно-технические проблемы мирового значения.

Все партийные и государственные  документы того времени указывали  на необходимость планового использования  достижений НТР. С этой целью Госкомитет по науке и технике Совета Министров  СССР начал создавать комплексные  межотраслевые программы, предусматривающие  решение важнейших научно-технических  проблем. Только на 1976--1980 гг. было разработано 200 комплексных программ. В них  намечены крупные мероприятия по развитию и совершенствованию машиностроения - основы технического перевооружения всех отраслей народного хозяйства. Ставка делалась на создание систем машин, целиком охватывающих весь технологический  процесс, механизацию и автоматизацию  трудоемких видов производства, прежде всего в отраслях, где значительная часть рабочих занята тяжелым  ручным трудом. И хотя в целом  продукция машиностроения возросла за десятилетие в 2,7 раза, оно развивалось  на среднем уровне и не удовлетворяло  потребности народного хозяйства, не отвечало задачам его технической  реконструкции в условиях НТР. В  отдельных его ведущих отраслях станко- и приборостроение, производство средств вычислительной техники) темпы роста даже снизились. Это исключало возможность быстрого создания необходимой базы для технического перевооружения промышленности. Поэтому оставалась старая практика: капиталовложения уходили на новое строительство, а оборудование действующих заводов и фабрик все более старело. Продолжалось эволюционное развитие большинства отраслей. Предприятия боролись не за интеграцию науки и производства, а за выполнение плана любой ценой, так как это обеспечивало прибыли [12].

«В 70-е гг. экономика страны была предельно милитаризирована, «работала» в основном на ВПК. В общем объеме продукции машиностроения производство военной техники составляло более 60%, а доля военных расходов в валовом  национальном продукте – около 23%» [12]. Чрезмерная военная нагрузка на народное хозяйство привела к колоссальным диспропорциям. Из-за огромной разницы издержек в разных отраслях экономики покупательская способность рубля так же была различной ( в «оборонке» оно равнялась 4 – 6 долларам США).

Со второй половины 70-х  гг. начала меняться и организация промышленного производства. Появились производственные и научно-производственные объединения (НПО). Практическим результатом подобных мер явился лишь гигантизм. Желаемого же слияния науки и производства не произошло. К тому же, в условиях начавшейся еще в 60-х годах научно-технической революции советская модель хозяйствования не смогла обеспечить высокую эффективность и социальную направленность экономики. Это особенно проявилось в 70-е гг., когда подорожание энергоносителей заставило развитые государства  мира  осуществить  структурную перестройку промышленности, перейти на новую организацию производства. Советская модель  хозяйствования не смогла ответить тем же. Модель административно-командной системы  управления, централизованное  планирование  экономики соответствовало задачам ускоренного индустриального развития, но стало тормозом на пути интенсивного развития производительных сил, создало ситуацию невосприимчивости социалистической экономики к научно-техническому прогрессу. Одной из причин невозможности радикальных преобразований  была командно-административная  система, которая  явилась  оплотом консервативных сил, монополизма на производстве, сверхцентрализованного руководства. Сущность административной системы управления составляли три элемента: жёсткие административно-директивные задания, централизованная система материально-технического снабжения, строгая регламентация деятельности предприятий и организаций. Эта система сковывала инициативу Советов, которые не выступали полномочными  органами народовластия, теряли приоритет в решении многих вопросов государственной и общественной  жизни. Также общая  негибкость хозяйственного механизма и его медленная адаптация к переменам. Советская экономика представляла собой крайнюю степень огосударствления и советская государственная монополия, как и любая монополия, проявляет недостаток гибкости и мобильности, определенную неповоротливость. Адаптационные механизмы в таких системах включаются только тогда, когда противоречия достигают критической точки. Командно-административная система неизбежно становилась преградой  на пути начинаний, идущих снизу. Отчуждение производителя от средств производства, которое наблюдалось на протяжении многих лет советской власти, сковывало инициативу людей, ослабляло инициативу. Кроме того, в заработной плате господствовал феномен «уравниловки», когда трудность и качество работы не принимались в расчет, а все сводилось к единому стандарту оплаты. Бюрократический аппарат всячески поддерживал такую систему, которая позволяла его представлениям занимать выгодные должности, быть «наверху», не взирая на фактическое положение дел в народном хозяйстве. Негативная направленность процессов усиливалась по мере того, как старела и утрачивала остатки своего потенциала команда Л.И. Брежнева. К середине 80-х годов сформировался механизм «торможения», не позволявший ответить на вызов НТР и заблокировавший экономический и социальный прогресс. Получило распространение взяточничество, протекционизм, использование в личных целях служебного положения. Наряду с централизованной экономикой развивалась  ‘’теневая’’ экономика.