Проблемы имагологии в современной медеивистике на материалах русско-английских отношений

За полтора столетия оба государства прошли сложный и тернистый путь сотрудничества. Нередко между ними возникали непреодолимые препятствия. Однако были моменты, когда появлялась необходимость во взаимном сотрудничестве. Английские дипломаты, купцы, военные специалисты, медики не только проявляли живой интерес к русской культуре, но и знакомили русских со своей.

Глава III. Взаимные представления о посольском обычае и властных отношениях

3.1. Представления  англичан и русских о посольском  культуре и дипломатическом этикете

Становление Москвы как центра единого государства, его активное вовлечение в мировую жизнь превращало город в центр внешних связей. С середины XVI века международные контакты настолько увеличились и усложнились, что возникла необходимость в организации единой дипломатической службы, и в 1549 году был создан Посольский приказ. Ему надлежало не только вести дела, переписку, отправлять русских послов за границу и принимать в Москве иностранных посланников и торговцев, но и вырабатывать особый посольский церемониал, обустраивать на местное жилье «посольских людей». Однако сами правила дипломатических переговоров, сложились еще до начала XVI века и просуществовали без особых изменений до XVIII века.

Традиционное московское гостеприимство не оставляло равнодушным никого из многочисленных иностранных гостей, посещавших город, и каждый из них стремился оставить свидетельства о способе приема послов и обхождения с ними. Впечатления от посольских церемоний они старались фиксировать в своих путевых записках, дневниках, мемуарах135.

Английские дипломаты познакомились с русским посольским обычаем в середине XVI века, когда Англия стала посылать своих официальных представителей в Московское государство. Успех дипломатической миссии во многом зависел от знания иностранцами тонкостей русского посольского церемониала и точного следования заранее определенным правилам поведения, особенно во время царских приемов, обставлявшихся с особой торжественностью136.

Первым английским дипломатом, попавшим в Россию в 1553 г. оказался Ричард Ченслер, который выдал себя за королевского посла. Это требовало немалой смелости и решительности, так как полномочий посла он не имел. В эту первую экспедицию в русские земли англичанам пришлось действовать, полагаясь в основном на свой жизненный опыт, заменявший знание дипломатических тонкостей и уловок.

Ченслер и его спутники были приняты представителями русских властей в соответствии с посольским обычаем того времени. После того, как английские корабли пристали к устью Северной Двины, местные жители сообщили об этом в Холмогоры, где англичане были гостеприимно встречены градоначальником Феофаном Макаровым и земским судьей Филиппом Родионовым. Они же написали царю Ивану IV о прибытии англичан и отправили гонца с письмом в Москву. Англичанин отметил, что пока он вел разговоры о снабжения продовольствием своей команды, русские «…послали тайно гонца к царю, чтобы сообщить о прибытии иностранцев и вместе с тем узнать, как ему угодно поступить с ними»137.

Судя по данным, приведенным Л.А. Юзефовичем, упомянутая англичанином процедура, являлась важной практикой в организации дипломатической службы. По прибытию в Московию иностранных послов воеводы должны были отправить гонца ко двору государя, чтобы известить его об их приезде. Царь должен был отправить распоряжения о дальнейших действиях. Только после этой формальности иностранный дипломат мог продолжить путь к столице138.

Из сочинения Ченслера можно сделать вывод, что прием английских послов проходил в торжественной обстановке и отличался пышностью действий: «Когда великий князь занял свое место, толмач пришел за мною во внешние покои, где сидели сто или больше дворян, все в роскошном золотом платье…»139. Центральной фигурой был сам царь, наряд которого олицетворял силу и могущество власти: «…Сам великий князь сидел <…> на позолоченном сидении в длинной одежде, отделанной листовым золотом, в царской короне на голове и с жезлом из золота и хрусталя в правой руке…»140.

Последовательность действий во время приема была определена заранее. После представления посланников царю Ченслер вручил ему письмо английского короля, затем русский «император» задал вопрос о здоровье Эдуарда, вслед за этим англичане вручили царю свои подарки, а в конце приема иностранцы были приглашены на обед, что случалось не всегда и означало особую милость к послам: «Когда я отдал поклон и подал свои грамоты, он обратился ко мне с приветствием и спросил меня о здоровье короля, моего государя»141.

На английских гостей, видимо, произвело сильное впечатление несколько подавляющее великолепие и богатство зала, где было устроено угощение, и величественность самого обеденного обряда, когда царь дарует каждому гостю хлеб и еду, называя его по имени: «Прежде чем были поданы яства, великий князь послал каждому большой ломоть хлеба…»142.

Стоит отметить, что церемониал встречи иностранного дипломата на границе был неодинаков и зависел от ранга дипломата, от того, откуда он прибыл и с какой целью. А сама церемония встречи посла на границе была для Москвы фактически первой возможностью продемонстрировать ту дипломатическую линию, которую она вела по отношению к тому или иному иностранному монарху. Переговоры, которые проходили с иностранными послами, могли быть менее официальны, где допускались отступления от дипломатического этикета, но уже по поведению послов во время первой аудиенции и ответным действиям государя можно было предполагать – будет ли благоприятным исход посольства143.

«Честь», оказанная Ченслеру и его спутникам, была не просто проявлением гостеприимства, а символизировала дружеские взаимоотношения России и Англии; собственно, «честь» воздавалась не посланникам, но английскому королю, «брату» русского царя.

Удачная миссия предыдущего посла и прекрасные перспективы, которые открылись перед Русским государством и Англией, позволили встретить второго английского дипломата с великим почестями. Правительства обоих государств через этого посла надеялись упрочнить торговые, экономические и дипломатические контакты. В своих путевых заметках А. Дженкинсон отметил, что его и экипаж по прибытию уже ожидали и встретили с особой благосклонностью: «Русский посланник со своей свитой в большой радости сошел на берег…»144.

В своем отчете Дженкинсон подробно описывал этот прием, с удовольствием отмечая, что он был допущен к руке царя: «25-го, в день Рождества, я был принят царем и поцеловал его руку»145, а также то, что «император» сам, а не через бояр, пригласил его на обед: «Когда я поклонился царю, он собственными устами назвал меня по имени и пригласил меня к обеду»146. Обряд целования руки царя послами не всегда практиковался и должен был означать особую посольскую честь. Кроме того посол отметил, что царь назвал посла по имени и даже передал ему из своих рук чашу с вином: «… Я получил от царя из его собственных рук несколько кубков с вином медом…»147. Видимо, Дженкинсон хорошо разбирался в русских дипломатических обычаях и принимал эти знаки внимания как дань особого уважения к стране и королеве, которых он представлял.

Подобного уважения удостоился и другой английский подданный («Неизвестный англичанин»), который отметил, что каждому иностранному гостю царь передал хлеб и напитки со словами: «Царь и Вел.[икий] Князь жалует тебя сегодня хлебом», «Царь и Вел.[икий] Князь, жалует тебя питьем»148.

Принцип взаимности позволял московским дипломатам требовать от иностранного монарха предоставление таких же знаков внимания к послу и в его лице к государю, его направившему, какой бы оказан ранее послу этого монарха в Москве, и наоборот. Нарушение таких принципов в любых церемониальных нюансах рассматривалось как демонстративный жест, свидетельствующий об изменении в ту или иную сторону отношения к послу лично, либо к государю его направившего. Русские посланники внимательно следили за исполнением этих требований и записывали в свои статейные списки все до мельчайших подробностей. Они оставляли описания аудиенций и торжественных обедов, протоколы переговоров, перечни подарков, реестры поставленного продовольствия и многое другое.

В статейном списке Федор Писемский сообщил, что его встретили с большими почестями. Естественно это делалось для того, чтобы подчеркнуть исключительность положения русского государя. Посла приветствовали самые лучшие и высокопоставленные люди Елизаветы I: «… как Федор и Неудача под скрабом из судов вышли, и тут встретил их тово городка урядник местер Пекот да с ним посадцкие лутчие люди; и розппрося у толмоча Елизара про Федора и Неудачу, дали им двор, а к воеводе того городка послали с вестию»149.

Кроме того дипломат в своем статейном списке упоминал о том, что до королевского двора их доставляли на карете: «…И туто была от королевны встреча с колымагами…»150. По английскому посольскому этикету положено было украсить шествие иностранного дипломата его въездом в карете. Возник такой обычай по причине того, что английские и русские путешественники прибывали морским путем, и у них не всегда возможность держать при себе хороших лошадей, чтобы украсить собой посольское шествие151.

Другого русского посла встретили еще более пышно и торжественно. Прием Григория Микулина отличался особой помпезностью: «А как Григорий и Ивашко вышли из судов на берег, и встретил Григория и Ивашка королевнин дворовой воевода, лорд Хаберт, Пентброк, а с ними князья, и дворяне, и дети боярские, и алдерманы, и гости на жеребцах, на конех, в наряде и золотых цепях, человек с триста; и пешие многие люди, да королевнинных дворовых людей дробантов человек со сто, с рогатинами з золотченными и з корды <…>, а на платье у дробантов шиты королевнины печати золотом»152. Однако не стоит забывать, что эта «честь» воздавалась не послу, а Борису Годунову, за его покровительственное отношение к англичанам. Русскому посланнику в Англии, как и английским дипломатам в России, пришлось дожидаться пока королеву известят о его приезде: «…А мне деи поставя вас на подворье, ехати наперед вас в Лунду, чтоб деи  государыне нашей, Елисавет-королевне,  про ваш приезд известно было»153.

Послы бдительно следили и за тем, чтобы русского государя на приемах именовали «братом». Об этом непременно сообщали в статейных списках, передавая разговор, который проходил между ними и королевой Елизаветой I или ее подданными. Микулин с особым удовольствием отметил это правило, записывая послание английской королевы, переданное лордом Хабертом: «… И велела вас спросити про любительного своего брата, про великого вашего, царя и великого князя Бориса Федоровича»154.

Не изменилась процедура встречи послов и в XVII веке, хотя стали появляться досадные недоразумения, ставившие под вопрос дальнейший ход переговоров. В феврале 1664 г. в Москву было отправлено посольство родственника короля графа Карлейла, однако, как свидетельствовал шотландский майор Патрик Гордон, посол простоял два дня: «Из-за ошибки гонцов, сновавших по Тверской дороге, откуда обычно прибывают послы всех стран и где с обеих сторон были расставлены иноземная и русская пехота и кавалерия <…> послу не удалось совершить въезд (в Москву), пришлось с великими неудобствами ночевать в деревеньке Прутки, что весьма его возмутило»155. Посол потребовал извинений, которые русское правительство обещало удовлетворить. Как подчеркивал Гордон позже Карлайлу оказали «самый блестящий прием с обычными церемониями»156.

Английские дипломаты непременно отмечали в записках о торжественности въезда в Москву, сценарий которого разрабатывался заранее дьяками Посольского приказа. Они определили день и время вступления в столицу иностранных гостей. Нередко улицы города наполнялись толпой зевак, а иностранных гостей встречали большое количество приближенных ко двору людей157.

Споры и препирательства по вопросам дипломатических обычаев возникло в ходе посольства Дж. Боуса. Въезд посла в Москву наблюдал английский купец Джером Горсей: «Как было назначено, около 9 часов в этот день улицы заполнились народом и тысячи стрельцов <…> стояли на всем пути от его двери до дворца царя»158. Однако, по свидетельству Горсея, английского посланника с самого начала не устроил прием. Ему не понравилась лошадь, присланная ему царем: «...Он был недоволен тем, что его конь хуже, чем у князя, отказался ехать верхом и отправился пешком, сопровождаемый своими слугами…»159. Ему показалось, что «иноходец не так хорош, как конь под встречавшим его князем И.В. Сицким»160.

С момента встречи иностранные послы переходили на полное государственное обеспечение продовольствием и пожалованиями. Отказ от отдельных разновидностей продовольствия мог привести к негодованию царской особы и нарушению посольского обычая161. Английские дипломаты и русские послы также не могли оставить это без внимания. Хотя не всегда в своих отчетах послы объективно освещали данный обычай. Из-за того, что переговоры Боуса продвигались плохо, и он не мог добиться поставленных перед ним задач, он стремился всячески опорочить русское правительство в глазах английской королевы. А надменность и строптивость посланника стали причиной нарушения русского посольского обычая. Как отмечал Дж. Горсей, посол жаловался на то, что ему давали плохой корм: «Король (the Kinge), чествовал посла; большие пожалования делались ему ежедневно продовольствием; все это ему позволялось, но однако, ничто его не удовлетворяло, и это вызывало недовольство» 162.

Английское правительство также старалось обеспечить русских послов продовольствием. Писемский записал, что «…и как ему про Федора и про Неудачю сказали, и он велел дать двор и корм»163.

Еще одной отличительной особенностью посольского обычая было то, что иностранные дипломаты непременно привозили подарки («поминки») и получали их взамен. Дары означали знак особого расположения царских особ друг к другу. Помимо ценных вещей в список «поминок» часто входили ценные птицы и породы животных164.

С особой гордостью Дж. Горосей повествовал о подарках, которые он преподнес от Елизаветы I Федору Ивановичу, когда тот вступил на русский престол: «[Первым шел] прекрасный белый бык, весь в природных черных пятнах, его зоб висел до самых колен, у него были поддельно позолоченные рога и ошейник из зеленого бархата, украшенным красным шнурком <…> Двенадцать псарей провели двенадцать огромных бульдогов, украшенных бантами, ошейниками и проч., затем привезли двух львов в клетках…»165. Наличие таких богатых подарков говорило об особом расположении к русскому государю и желании сохранить прежние дружеские отношения между Россией и Англией.