Проблема якобинской диктатуры: опыт историографического анализа

Преувеличивает  В.Г.Ревуненков и значение данных К.Бринтона о социальном составе Якобинского  клуба и афилиированных с ним  народных обществ в провинции. Здесь  он допускает вслед за Бринтоном и другую ошибку: оперирует данными о составе этих обществ в 1791 - 1792 гг. для характеристики якобинской "партии", тогда как известно, что господство в центральном и тем более провинциальных клубах удерживали в течение почти всего данного периода отнюдь не те группировки, которые вошли в историю под именем "якобинцев". И здесь подход В.Г.Ревуненкова приводит к игнорированию динамики развития революции и происходящих в ходе нее социальных сдвигов. Данные того же К.Бринтона показывают, что доля таких категорий, как "мелкие торговцы", "ремесленники", "крестьяне", возросла в 1794-1795 гг. в провинциальных обществах по сравнению с 1791 -1792 гг. больше чем на треть (с 46% до 62%). Если учесть, что в 1794 г., особенно после 9 термидора, происходил обратный процесс поправения народных обществ, то станет ясно, что степень демократизации их состава в 1793 г. была еще более высокой. Кроме того, нужно учесть происходившее в это время изменение социального характера таких категорий, как "чиновники" и "офицеры", благодаря чисткам государственного аппарата и армии от контрреволюционеров и социально чуждых элементов.

В целом  же, используя все эти данные, нужно отдавать себе отчет в их ограниченном значении. Не следует  забывать о том методологическом принципе, что для выражения мелкобуржуазных взглядов не обязательно иметь мелкую лавку. Определенный социальный слой или класс могут представлять в политике люди с иным социальным происхождением, и при этом, чем менее развит этот слой или класс в политическом и идеологическом отношении, тем таких представителей будет больше. Именно с таким положением мы сталкиваемся в эпоху Великой французской революции, в начальный период складывания во Франции классов капиталистического общества.

Для определения  социальной природы якобинской диктатуры недостаточно суммирования данных о социальном происхождении ее политических руководителей - якобинцев. Нужно выявить стремления, интересы, настроения различных классов французского общества (прежде всего различных слоев народа) и, сопоставляя их с политикой революционного правительства якобинцев, попытаться определить, как они отразились в возникновении и особенностях революционного порядка управления. Если подойти таким образом, то можно наметить некоторые рубежи.

Маркс назвал террор Великой французской революции "плебейским способом борьбы". В последнее время сделана попытка разъединить революционный террор, противопоставить "якобинский террор", к которому не относятся слова Маркса, и "террор санкюлотский", террор организованный и террор стихийный. Насколько правомерна такая модель? Изучая народное движение лета 1793 г., я был удивлен, как мало мы находим в документах того времени, относящихся к народному движению, идею суда и расправы на месте. Происходило как бы изживание стихийного массового террора и настроений стихийного массового терроризма. Почему это происходило? Потому что они в какой-то мере воплощались в практику революционного порядка управления. Почему произошли сентябрьские события? Потому, что Чрезвычайный уголовный трибунал, который был создан для суда за политические преступления после восстания 10 августа 1792 г., фактически не работал.

Почему 10 марта 1793 г. появился декрет о создании Революционного трибунала? Под влиянием народного движения, которое грозило  повторением сентябрьских событий. Почему он развернул свою деятельность после сентября 1793 г.? Потому, что народное движение захлестывало якобинцев и грозило вылиться в нечто подобное бывшему в 1792 г. Я хочу отметить и другую связь. Практика Революционного трибунала отличалась от обычного законодательства прежде всего тем, что там было только два возможных приговора - либо смертная казнь, либо оправдание. Других не было. А как практически обстояло дело в период сентябрьских событий? То же самое. Если человека признавали виновным, его тащили на фонарь, если нет, его отпускали, и толпа ликовала, носила его на руках и приветствовала. Мы видим, что психология стихийного революционного терроризма воплощалась даже в формах революционного судопроизводства.

То, что  террор бил и по представителям народных масс, по самим массам, не подкрепляет тезиса о двух видах революционного террора: "народном и ненародном". Данные Д.Грира, на которые ссылается В.Г.Ревуненков, указывая, что в период революционного террора "много гибло народа", надо использовать осмотрительней. Если обратиться к тем же данным, то можно увидеть, что больше всего террор бил по народным массам на Западе ("Вандея") и в Лионе. В этих районах было вынесено более 90% всех смертных приговоров крестьянам и почти 80% приговоров тем, кого Д.Грир называет "рабочим классом". Это произошло потому, что в Лионе городские низы, а в районах Вандейских войн и шуанерии крестьянство и сельские ремесленники приняли участие в контрреволюционных выступлениях. Это трагедия народных масс, трагедия революции. Но мы должны отметить, что это были случаи, когда отдельные слои народа выступили против революции, против общих народных интересов. Правильно говорилось здесь, что террор бил не только по представителям народа, выступавшим против революции. Пострадали и отдельные представители революционного направления. В тюрьмах оказались и ремесленники, рабочие, недовольные максимумом заработной платы и реквизициями рабочей силы. Нужно анализировать причины этого явления с учетом буржуазного характера революции и противоречивости роли народных масс в буржуазных революциях. Но анализ этих противоречий, анализ противоречивости революционного террора не приведет к успеху при схематическом разделении его на две части.

А.В.Адо  в свое время высказал интересную мысль, что антифеодальное аграрное законодательство якобинцев было воплощением "жакерии". Это можно проследить даже зримо. Читая о кострах, на которых жгли в 1793 г. грамоты, утверждающие сеньериальные права, нельзя не видеть отблеск пламени, в котором горели замки сеньеров. Связь непосредственная. Зачем было декретировать сожжение документов, в которых были записаны сведения не только о феодальных, а вообще о поземельных отношениях? Но крестьянство считало, что если будут уничтожены документы, то даже при поражении революции и возвращении сеньеров они не смогут подкрепить свои требования юридически, а тем самым затруднено будет восстановление феодальных порядков. И акт бунтовщический, противоречащий raison d'etat, превратился в акт революционной законности.

Признание исторически обусловленной буржуазной ограниченности якобинской диктатуры  не исключает раскрытия в ее характере  антибуржуазных черт, связанных с  народным движением. Л.С.Гордон говорил, что аграрное законодательство якобинцев  носило лишь характер борьбы против феодальной собственности. Однако до сих пор в современной буржуазной историографии эти законы рассматриваются как "грабеж". Это не случайно. Произошло покушение не только на феодальную собственность, но и на собственность вообще, в том числе и на буржуазную собственность. Дело было не только в нарушении принципа частной собственности. Пострадали прежде всего и совершенно конкретно те многочисленные буржуа, которые скупили дворянские земли вместе с сеньериальными правами.

А.Матьез, анализируя влияние народного движения на социально-экономическую политику Конвента, назвал законы о максимуме "восстанием массы бедняков против богатых". Эти законы не были парафразой таксации "старого порядка". В идее всеобщего максимума 1793 г. отразилась тенденция к широчайшему и радикальному вмешательству в социально-экономические отношения. Одна ферма, одна лавка, одна мастерская. Максимум цен, максимум доходов, максимум зарплаты - требовала петиция секции Санкюлотов в сентябре 1793 г.

А.В.Адо  уже говорил здесь о воплощении в попытке регулирования экономики эгалитаристских устремлений масс и об антибуржуазных чертах такого регулирования. Требования о вмешательстве государства в различные виды социально-экономических отношений выражали различные слои французского народа. На силу революционной власти стремились опереться "испольщик" против "генерального арендатора", малоземельный крестьянин против землевладельца или фермера, мастер-ремесленник против крупного предпринимателя, бедняк, не имевший хлеба, против богача, им спекулировавшего, - одним словом, те слои, экономические позиции которых были слабее, которые проигрывали в единоборстве и рассчитывали компенсировать свою экономическую слабость силой коллектива, мощью государства.

Надо  сопоставить то, что хотел народ, к чему было направлено народное движение, с тем, что осуществилось. Часто забывают при этом, однако, что те или иные положения народной программы не были воплощены в жизнь не из-за злой воли якобинских властей. Я бы хотел обратить внимание на то, что воплощались в жизнь такие требования, за которыми стоял более или менее широкий народный фронт. Иначе говоря, чем более широкий народный фронт стоял за тем или иным требованием, тем больше шансов было для его осуществления. Из программы, выдвинутой в петиции секции Санкюлотов, был декретирован максимум цен на предметы первой необходимости. За него выступали и низы города, и низы деревни.

То  же самое было и в отношении  регламентации агрикультуры. Городские  низы выступали за то, чтобы сеять  зерновые, считая, что распространение кормовых культур и трав лишит их хлеба. Поскольку максимум на хлеб был введен, городская беднота видела тут корыстное стремление уйти от соблюдения максимума. Ее поддерживало и крестьянство, причем не только низы крестьянства, но и, говоря современным языком, середняки. Почему? Потому, что видели, и в документах это неоднократно подчеркивается, что развитие травосеяния, лугов и пастбищ лишит их возможности арендовать землю и возможности приработка в труде по найму, ибо луговые культуры более экстенсивны, требуют меньших затрат труда, чем хлебопашество. В итоге требования о регламентации агрикультуры воплотились в революционный закон.

Но  в требованиях народной программы  было заключено и объективное  противоречие. Максимум заработной платы  входит в петицию секции Санкюлотов. Эта секция недаром получила свое имя. Она была на левом фланге секционного движения 93-го года. Тем не менее мы видим включение в ее петицию максимума заработной платы. Чьим интересам отвечало это требование? Верхам народа, т. е. элементам мелкой буржуазии. Это - ремесленники, мастера, которые были заинтересованы в ограничении роста заработной платы, связанного со сложившейся в результате мобилизации выгодной для рабочих конъюнктурой, так же как и в максимуме цен на сырье, требование которого тоже содержится в петиции секции Санкюлотов.

Значит, мы никогда не должны забывать, что  в народе, или в "якобинском блоке", были слои с весьма противоречивыми  интересами и самыми различными тенденциями  развития. И в анализе этих противоречий, в анализе противоречивости народного движения содержится один из ключей в подходе к проблемам крушения якобинской диктатуры.

А.Собуль дал исчерпывающий материал для  характеристики противоречий между  политическим руководством якобинской диктатуры и народным движением. Действительно, на судьбу якобинской диктатуры большое влияние оказала буржуазная ограниченность в мышлении и деятельности якобинцев. Но дело не только в субъективной слабости якобинцев. Были и объективные причины распада якобинского блока, невозможности продолжительного существования якобинской диктатуры. Отмечая их, В.И.Ленин говорил об отсутствии крупной машинной индустрии, банков и т.д., о реакционном окружении Франции. Условий для развития революционно-демократической диктатуры в XVIII в. не было.

Заканчивая, я напомню ленинскую мысль, что  для анализа явления нужно  учитывать всю совокупность фактов, относящихся к данному явлению. И мне кажется, что причиной некоторого застоя в изучении проблем якобинской диктатуры явилось то, что было "не модно" рассмотрение нисходящей линии в истории революции. Изучение проблем Термидора в основном было закончено в 30-х годах. В последние годы я могу вспомнить только работу Я.М.Захера "Плебейская оппозиция накануне Термидора". Во-вторых, затушевывались антибуржуазные черты якобинской диктатуры, что препятствовало более глубокому пониманию роли народного движения в ее установлении. И третье: характеризуя противоречивость якобинской диктатуры, нужно учитывать противоречия внутри самого народного движения, породившего ее, противоречия внутри народа, "санкюлотов", носившие в зародышевом виде классовый, антагонистический характер.

Мне хотелось бы обратиться с призывом, чтобы  больше писали о Великой французской  революции, о якобинской диктатуре  и чтобы больше эти работы публиковались. Мне кажется, что руководство  сектора истории Франции, которое  организовало этот симпозиум, сделает большой вклад в развитие исторической науки, если будет содействовать публикации хороших и разных работ по проблемам якобинской диктатуры.  

А.Миркинд. С проблемами, которые сегодня обсуждаются, приходится сталкиваться каждый день. Те, кто читают курс новой истории, знают, что якобинская диктатура самой логикой вещей оказывается главной темой семинарских занятий в университетах на протяжении уже четверти века, а может быть и более. Так получается всегда в процессе преподавания.

Поскольку сама якобинская диктатура - один из контрапунктов истории вообще и французской истории в частности, то хорошо известно, что имеет место вторжение сюда и социологии, и философии и, конечно, искусства. Многие видели спектакль "Большевики", который идет в театре "Современник", на провинциальной сцене. Там во втором акте говорится о терроре при якобинской диктатуре.

Есть  известная статья Е.Плимака, опубликованная в журнале "Новый мир", "Радищев и Робеспьер". Со статьей знакомы студенты, даже школьники старших классов, а также и учителя. И они задают многие трудные для неспециалистов, а может быть, и для специалистов вопросы.

Еще одна проблема: всем известная ленинская  формулировка "якобинцы с народом" относится, очевидно, ко всем течениям внутри якобинства. Вместе с народом на разных этапах были и правые, и робеспьеристы, и левые, и "бешеные". Но, говоря о "якобинцах с народом", следовало бы подчеркнуть, что быть с народом - это значит выражать реальные интересы народа, может быть народом не всегда или не полностью осознанные, а осознанные его идеологами и политиками. Ибо ведь можно, увы, быть с народом, выражая, сознательно или неосознанно, иллюзии, предрассудки народа. И такое бывало в истории!

Очень интересна в выступлении тов.Сытина четкая формула "гениальная равнодействующая" в применении к Робеспьеру. Оптимальный  же вариант - выражать реальные интересы народа и противодействовать его  иллюзиям и предрассудкам. А может  быть другой вариант: можно выражать реальные интересы народа и одновременно его иллюзии. При том пропорция между позитивным и негативным, наверное, менялась, как это не раз бывало в революции. Это все сложные проблемы, и в связи с развитием социальной психологии от них не уйти, даже на уровне преподавания новой истории в провинциальных вузах.