Образ королевской власти в памятниках раннесредневековой Англии

С провозглашением  судебников статус начал претерпевать значительные изменения. В течение VII–VIII веков короли постепенно занимали в социальной иерархии особое, более высокое место. Однако в VII веке личность короля еще ограждалась от посягательств, так же как и личность любого свободного, вергельдом, хотя и значительно большего размера. Соответственно, дополнительная оплата «королевского достоинства» свидетельствует об особом статусе короля, его возвышении не только над народом в целом, но и над знатью¹⁵⁰. По «Законам северных людей» вергельд за убийство короля, равный вергельду эрла, выплачивается его роду и такая же сумма — «народу» для оплаты «королевского достоинства» (§1)¹⁵¹. Речь в данном случае скорей идет о сохранении старых дохристианских традиций, имевших место в Нортумбрии.

В. В. Клочков, анализируя стоимость вергельдов по «Законам северных людей», пришел к выводу, что 1 тремисс составлял ¹/₈₀ фунта серебра, а 1 уэссекский шиллинг составлял в свою очередь ¹/₄₈ фунта. То есть 1 шиллинг составлял 1,4 тремисса, а вергельд короля был равен примерно 10 тысячам уэссекских шиллингов, что вдвое превышало вергельд эрла¹⁵². Отсюда он видел разграничение понятие «вергельд», который взимался за убийство любого свободного, и возмещение смерть за короля. А вергельд же в 15 тысяч тремисс был кратен вергельду виднейших представителей родовой знати − эрлов, и введение дополнительной суммы знаменовало, по его мнению, признание за королем особого статуса, возвышающего последнего как над племенной организацией в целом, так и над ее высшим слоем¹⁵³.

Начиная с судебника Этельберта, устанавливается  защитные меры в отношении лица с королевским достоинством: девятикратное возмещение ущерба за кражу имущества короля¹⁵⁴ и достаточно высокий штраф за нарушение королевского покровительства¹⁵⁵. Вместе с тем королем как главой государства было закреплено право получать в свою пользу часть судебных штрафов за убийство или кражу у свободного, а в некоторых случаях и имущество преступника¹⁵⁶.

Необходимо  в тоже время отметить, что особое значение для королевской власти имело четкое определение и гарантирование в судебниках положения и прав христианской церкви в королевстве Кент. В первой же статье судебника Этельберта обеспечивается защита имущества церкви¹⁵⁷. Следовательно, церковь рассматривалась в качестве надежной опоры королевской власти. В последующих судебниках церковь освобождается от уплаты всевозможных поборов, и ее покровительство приравнивается к королевскому покровительству¹⁵⁸, как, например, в законах Уитреда Кентского. Корме того, защита церкви позволяла обвиняемому в одном случае избежать смертной казни¹⁵⁹, а в другом телесного наказания¹⁶⁰. Нет сомнений в том, что королевская власть продолжала укрепляться за счет союза с церковью. Именно новая вера и письменное право должны были положить начало окончательной трансформации архаичных представлений о короле. Но проявиться этому процессу более или менее явно предстояло в перспективе, поскольку латынь в Британии знали весьма немногие и, по всей видимости, даже светские представители королевского окружения могли быть с ней незнакомы. Следовательно, короля главным образом интересовал его облик перед теми, кто мог читать, на тот момент это были, прежде всего, представители церкви. Однако для рядового населения значение письменной традиции было минимальным.

Вместе  с тем, как и всякий свободный, король имел право на оказание персонализированного покровительства, но оно оценивалось намного дороже (50 шиллингов¹⁶¹), чем покровительство, оказываемое керлом (6 шиллингов¹⁶²). Тем самым, этот традиционный германский институт сохранялся. В судебнике Этельберта прямо говорится, что в случае убийства свободного человека виновный выплачивает не только вергельд сородичам, но и штраф королю в качестве возмещения¹⁶³.

При этом существовала практика взимания штрафов в пользу короля, что подтверждает статья 9 судебника Этельберта, где  речь идет о наказании за покражу  имущества у свободного. Вор принуждался  к тройной компенсации пострадавшему, у него конфискуется все имущество и взимается штраф в пользу короля¹⁶⁴. Тем самым, данные положения кентского законодательства представляют интерес в двух отношениях. Во-первых, они показывают, как король, опираясь на свой высокий статус, защищенный на законодательном уровне, взыскивает в свою пользу судебные штрафы, получая часть имущества подданного, превращая это в нормальную постоянно действующую государственную практику. Во-вторых, само право короля на штрафы и осуществление судебных функций приобретает силу закона¹⁶⁵ как наказание за преступление против государства. Тем самым, законы Кента со всей очевидностью говорят и о развитии фискальных институтов, что является одним из признаков государственного устройства.

Однако  не стоит однозначно утверждать, что в VII−VIII вв. королевская власть упрочилась настолько, чтобы короли в этот период значительно закрепили свое положение. В соответствии с древнегерманскими нормами, сохранившимися, например, в Скандинавии и в более позднее время, король, действия которого наносили вред обществу, мог быть изгнан или убит¹⁶⁶. Есть сведения, что в VIII веке к этой мере не раз прибегали жители отдельных королевств, при этом они, как правило, избирали нового короля. Так в 774 г. был смещен король Нортумбрии Алред: «В этот год нортумбрийцы прогнали своего короля, Алреда, из Йорка перед Пасхой; и избрали Этелреда, сына Мулла, своим господином, который царствовал четыре года»¹⁶⁷.

По  мнению К. Ф. Савело, восприятие властных полномочий короля как государственной власти сообщало особый вес королевскому слову¹⁶⁸. Изменение отношения к королю являлось следствием резкого возрастания его роли во всех сферах общественной жизни: внешне- и внутриполитической, военной и в первую очередь в сфере гражданского управления. Уже в VII веке король является высшей судебной инстанцией. Косвенно об этом говорит статья 6.4 судебника Инэ, в которой запрещаются и облагаются высоким штрафом поединки в поле. В данном случае могла иметь место территориальная специфика, характерная для Уэссекса с традиционно более сильной властью короля, полномочия которой были отражены в юридическом памятнике. Так как процесс возвышения королевской власти шел асинхронно в разных королевствах.

Следует однако подчеркнуть, что в рассматриваемый  период в провинциях сохраняли свое значение демократические институты, которые вели свое происхождение от древнегерманской сотни. Вынесением приговоров на местах занимались окружные суды – моты и гемоты. Но в некоторых случаях королевская власть претендовала на то, чтобы королевская резиденция становилась тем местом, где было возможно возбудить определенные иски¹⁶⁹, а для обвиняемых в краже имущества она по закону могла являться местом, где обвиняемый предоставлял поручительство¹⁷⁰. Скорей всего, речь шла о делах, которые могли бы принести дополнительные средства в королевскую казну, и вместе с тем королевская власть стремилась закрепить за собой права по отношению к судебной системе.

Между тем, самому королю не требовались свидетели  во время принесения присяги в суде¹⁷¹. Об этом дают представление, прежде всего, судебники Кента. В этой связи речь может идти о сугубо территориальной специфике королевства. Но, так или иначе, к концу VII века королевская власть сделала значительные шаги по укреплению своих позиций в судопроизводстве. За королем как представителем верховной власти закреплялось право распоряжаться жизнью, свободой и имуществом населения. Тяжесть некоторых наказаний, как, например, за вооруженную драку в королевском доме, которая потенциально могла угрожать и жизни самого правителя, напрямую зависели от решения короля¹⁷².

Обращает  на себя внимание и рост королевского вмешательства в сферу гражданского управления. В документах имеют место многочисленные апелляции к королевскому авторитету, а торговая сделка заключается при свидетельстве королевского управляющего¹⁷³. В них говорится также о закреплении за королем права применения карательных функций по отношению ко всему свободному населению. Например, обвиняемый в воровстве, попадая под юрисдикцию короля, лишался права принесения очистительной присяги¹⁷⁴. А в случае, если человек обвинялся в убийстве представителя из любого слоя населения, то очистительную присягу он мог приносить только в присутствие королевского соприсяжника¹⁷⁵. Даже элдормены становились во многом зависимыми от короля. В случае потери своего поста (шайры) они могли рассчитывать только на помилование короля¹⁷⁶. Причем снова могла иметь место территориальная специфика.

И эта  специфика позволяла некоторым  королям наиболее сильных королевств, в частности король Уэссекса к началу VIII века осознавать свое положение как положение более высокого ранга, верховного правителя в своей территории. Возможно, поэтому в преамбуле к своему судебнику Инэ употребил такие формулы, как «мой народ» и «мои элдормены»¹⁷⁷. Наконец, прямое участие королей, характерное уже для большинства королевств, в законодательной деятельности и инициирование последней значительно возвышали королевскую власть над остальным обществом и его институтами. Фактически королевская власть в VII−VIII вв. оформилась как самостоятельная, стоящая над обществом сила, сочетавшая в своей социально-правовой практике принципы частного подчинения и государственного верховенства при несомненном преобладании последних¹⁷⁸.

Таким образом, король обрел более сильную власть в новом качестве христианского короля. Однако, как видно из источников, языческие традиции были все же еще не до конца изжиты. Соответственно, имела место территориальная специфика развития законодательства в королевствах, от чего зависели прерогативы и полномочия королей. В сборниках (конца VII − VIII вв.) можно наблюдать определенную эволюцию в сторону усиления влияния королей как верховных правителей на многие стороны жизни подданных. Одно из проявлений – это отчисление всевозможными способами судебных штрафов в пользу королевской власти. К тому же короли старались оказывать всевозможную помощь христианской церкви, во многом благодаря которой получила развитие письменная традиция в королевствах. Безусловно, законодательная инициатива королей англосаксов стимулировалась происходящими изменениями, как в политической, так и в социально-экономической жизни.

§ 2.3. Способы и формы

взаимодействия королевской власти и подданных

Усиливая  свое влияние на социальную, экономическую  и политическую жизнь путем закрепления своего особого статуса на правовом уровне, королевская власть, тем не менее, была включена в определенный механизм взаимодействия со своими подданными. Происходило постепенное становление органов государственного управления, начиная примерно с VII века. Именно тогда формировались некоторые основные принципы будущей системы управления, которая более отчетливо проявилась в последующие столетия¹⁷⁹.

Следует начать с того, что при короле постоянно функционировал такой традиционный орган как уитенагемот (совет знати), исследование функций и компетенции которого позволит уточнить границы влияния и статус королевской власти, а также роль знати (духовной и светской) в государственном управлении. Уитенагемот часто упоминается в источниках в связи с принятием королем важных решений. Неоднократные косвенные упоминания о нем сделаны Бедой Достопочтенным. Например, король Нортумбрии Эдвин, прежде чем принять христианство должен был «посоветоваться с мудрыми людьми»¹⁸⁰. А король Восточной Англии Редвальд под влиянием неких «дурных советников»¹⁸¹ наряду с христианством стал исповедовать и язычество.

Специалистами по истории раннесредневековой Англии в этой связи излагаются различные взгляды на понимание назначения, функций и структуры уитенагемота. В частности А. Г. Глебов в своей статье «К проблеме формирования органов публичной власти у англосаксов в VI–IX веках: Королевский совет» постарался обобщить точки зрения разных ученых. Он отмечает, что, по мнению Дж. Кембла, уитенагемот был реальным представительным органом, выросшим из собраний воинов, завоевавших Англию. И являлся так называемым «национальным собранием», существование которого свидетельствовало о демократическом социально-политическом устройстве англосаксонского общества¹⁸². Близких взглядов придерживались исследователи У. Стеббс и Ф. Либерманн, видевшие в совете знати равноправное с королевской властью учреждение. А. Г. Глебов пишет также, что данную характеристику уитенагемота с некоторыми оговорками принимал и Д. М. Петрушевский¹⁸³.

Существуют  и иные точки зрения исследователей, поддерживавших идею аристократического строения англосаксонских королевств и отказавшихся от интерпретации королевского совета знати как выборного «национального собрания». По их мнению, уитенагемот представлял собой собрание, состоящее из находящихся на королевской службе советников, которые были связаны с короной знатным происхождением. Причем выборность членов совета эта концепция полностью отрицала. Так, Ф. Стентон говорил лишь о «сотрудничестве» королевской власти с уитенагемотом, а Б. Лайон вообще отводил компетенцию последнего исключительно к делам, касавшихся государства в целом¹⁸⁴.

Вместе  с тем исследователь англосаксонского периода К. Ф. Савело придерживалась точки зрения о значительной роли, но отсутствия выборности в уитенагемоте, за которым признавалась функция пресечения авторитарных тенденций в королевстве¹⁸⁵.

А. Г. Глебов называет современную точку  зрения по данной проблематике «компромиссной». Ссылаясь на английских коллег, он утверждает, что за уитенагемотом признается значительная роль в делах государственного управления, в том числе и повседневных, но одновременно отрицается его выборный характер. Причем появление совета знати связывается со стремлением королевской власти обеспечить определенную поддержку своим решениям и приказам. Но помимо этого наличие данного органа могло серьезно препятствовать усилению королевской власти¹⁸⁶.

Следует отметить, что чрезвычайная скудость источниковой базы не позволяет однозначно охарактеризовать функции и статус уитенагемота. В текстах судебников не встречается статей о закреплении правового статуса и полномочий уитенагемота и его членов. Наибольшую информацию дают грамоты, оформленные на уитенагемотах, но и они в силу своей специфики характеризуют лишь причастность членов совета знати к свидетельствованию земельных пожалований, завещаний и рассмотрению земельных тяжб¹⁸⁷. Тем не менее, состав совета знати помогают воспроизвести списки свидетелей грамот. Например, по грамоте мерсийского короля Этельбальда (716–756), пожаловавшего освобождение от сборов и пошлин общины одного из монастырей в Вустере: «Именем Господа Спасителя нашего Христа я, Этельбальд, король Мерсии, … [согласился] пожаловать ему и его святой общине…»¹⁸⁸. В конце документа перечислены имена, поставившие свои подписи: епископ Милред, епископ Ингвальд, епископ Уилфрид, королевский спутник Альда¹⁸⁹. Известно, что в VIII веке в уитенагемотах доминировало духовенство. Хотя в последующее время оно, безусловно, присутствовало, но значительно увеличился процент представителей светской и служилой знати. Однако в указанный период времени преобладание духовенства было вполне закономерным: оно вытекало как из укоренившейся практики церковных синодов, которые зачастую были съездами знати, так и из укрепления положения христианской церкви, получившей растущую поддержку королевской власти¹⁹⁰. Вместе с тем полностью совет знати состоял из: самого короля, членов королевского дома (его родственников), духовенства (епископов, как правило) и светской знати, а позже и служилой¹⁹¹.