Образ королевской власти в памятниках раннесредневековой Англии

Так как короли первыми воспринимали новую веру, в их решении следует искать определенную степень заинтересованности в ней. С одной стороны, короли англосаксов получили шанс распространить свое политическое влияние на другие королевства. С другой, они получали возможность приобщиться к латинской образованности с помощью христианских проповедников, прибывших с миссией Августина. А приобщение к новой культуре способствовало законодательному закреплению власти короля в появлявшихся со временем многочисленных судебниках. Однако не все исследователи согласны с точкой зрения относительно принятия первого судебника в Кенте. Например, К. Ф. Савело, опираясь на мнения некоторых английских специалистов, таких как Ф. Стэнтон, Х. Ричардсон и Г. Сейлз, высказывает сомнение насчет прямой связи появления судебника с принятием христианства¹²⁹.

Если  говорить о характере усвоения королями новой религии, то принятие ими христианства не было достаточно глубоким, что хорошо подтверждается на примере главного источника по этому периоду «Церковной истории народа англов». Принимая христианскую веру, англосаксонские короли и элита исходили из тех или иных политических соображений, а керлы следовали за ними. Тем самым, глубоко в обществе религия не закреплялась, и при изменении тех или иных обстоятельств происходил возврат к язычеству. Например, после смерти кентского короля Этельберта в 616 году его сын Эдбальд (616–640) на некоторое время вернулся к язычеству: «случился перерыв в неуклонном росте церкви; ведь он не только отказался принять веру Христову, но и впал в блудодеяние, неслыханное даже у язычников»¹³⁰. Король Эдбальд следовал древнегерманскому обычаю, женившись на своей мачехе и скорей всего не боролся с культом языческих богов в своем королевстве. Даже сама королевская власть не сразу глубоко воспринимала новую веру, видя в ней, прежде всего, политические выгоды. Приложение №1: король Кента Эдбальд (616 – 640).

Случаи отхода от веры, безусловно, имели место. Одной  из форм, возможно, было двоеверие королей, таких как король Восточой Англии Редвальд: «В одном храме у него был алтарь для христианских обрядов и другой алтарь поменьше, на котором он приносил жертвы демонам»¹³¹. Скорей всего, принятие христианства было политически выгодно королям. С одной стороны с христианской идеологией наметились тенденции к большему усилению власти короля, а с другой возникала необходимость закрепить новый статус законодательным путем при помощи латинской образованности. Однако королей мало волновал моральный аспект. Это проявлялось в том, что, будучи христианином, король мог также, как и на языческое, напасть на соседнее христианское королевство и разорить там монастыри. Приложение № 1: король Нортумбрии Эгфрид (670 – 685) и король Мерсии Эдильред (675 – 705).

Таким образом, не стоит безоговорочно  доверять Беде Достопочтенному, когда он восторженно описывает колоссальные успехи христианизации. Объективность данного исследования не подразумевает полного согласия с утверждениями Беды о ненасильственной христианизации, потому что он же приводит примеры сражений христиан с язычниками. Известно, что первоначально христианизация касалась в основном элиты, а вернее королей, и такие столкновения могли быть одним из способов распространить новую веру на другие королевства. Подтверждением этому может выступить тот факт, что в христианском королевстве Нортумбрия после гибели его короля Эдвина в 633 г. началась достаточно быстрая дехристианизация: «Тогда началось великое избиение церкви и народа в Нортумбрии… Поскольку вся Нортумбрия во время этих бедствий пришла в смятение, и не было в ней безопасного места»¹³². Вера к тому времени не укоренилась достаточно глубоко. Ее проводник в массы король погиб, а в королевство пришли язычники. Тем самым, незакрепленная база христианства в основной массе населения давала возможность королям переходить из христианства в язычество, усиливая в условиях гептархии политическое положение.

По  мере закрепления новой христианской традиции возникали представления о сакральном образе королевской власти, опиравшиеся, в том числе и на языческие корни. Это подразумевало некий синтез базовой концепции христианского короля с устойчивыми представлениями подданных о королевской власти. Такой способ выглядел наиболее приемлемым для ускоренного восприятия новой веры англосаксами, когда в образе королевской власти соприкасались элементы дохристианской и христианской сакрализации. Очень важно, что все эти процессы находят свое отражение «Церковной истории народа англов». Вместе с тем на законодательном уровне исповедование язычества населением стало запрещаться лишь с конца VII века, что подтверждается на примере 12 и 13 статей судебника Уитреда (695/696 год)¹³³.

Следует начать с того, что внимание было уделено  родословной королей. Беда считал необходимым показать их родословную, чтобы подчеркнуть с одной стороны благородство, а с другой легитимность власти (есть в произведении родословные Хенгиста, Этельберта, Редвальда). И уже в том, что Беда указывает в родословной Хенгиста Одина (Вотана), следует видеть сочетание христианских и языческих элементов в образах королей. Уделяя однако больше внимания деятелям церкви, Беда, касаясь времени правления значительных правителей, он описывает их правления более подробно.

Внешний облик правителей изменился мало. В источнике встречается характеристика Освина, короля провинции Нортумбрии Дейра: «Король Освин был высок и красив, приятен в обхождении и щедр ко всем, знатным и простым. Все любили его за королевское достоинство, которое проявлялось и в обличье его, и в речах, и в делах, и знатные люди из всех провинций приходили, чтобы служить ему»¹³⁴. Из данного описания видна схожесть внешнего вида христианского короля с королем языческого времени, для которого, как известно, выдающиеся внешние данные играли немаловажную роль в его сакральном статусе.

Не  стоит при этом забывать, что на сакральный образ христианского  короля накладывало отпечаток традиционное древнегерманское отношение к королевской власти, прославляющее подвиг и отвагу. И англосаксонские короли продолжали следовать этим подобным нормам. В условиях, когда существовало много королевств, между которыми зачастую случались военные столкновения, а также далеко не мирного процесса христианизации качество короля-воина было неотделимо от сакрального образа власти. В источнике можно найти свидетельства о сражении короля во главе войска с врагом. Не исчезает традиция проявления щедрости королем. Беда упоминает о случае дарения королем Освином хорошего коня служителю церкви Айдану: «Он подарил предстоятелю Айдану превосходного коня»¹³⁵. И традиция отношения к смерти короля, которая по-прежнему должна быть доблестной. Если король умирает, то, как правило, зачастую это случается в бою: такой смерти удостоились короли Нортумбрии Эдвин¹³⁶ и Освальд¹³⁷. В итоге, роль короля как воина практически не меняется. Он по-прежнему находится во главе своего войска и побеждает зачастую меньшим числом превосходящие силы, причем уже не только благодаря собственной доблести, но и вере во Христа. Так, благодаря истинной вере король Освальд выиграл важное сражение: «Потом он возвысил голос и обратился к войску с такими словами: «Преклоним колени и помолимся вместе Всевышнему… ибо знает Он, что мы сражаемся за правое дело». Сделав, как он сказал, они на рассвете двинулись на врага и одержали победу»¹³⁸.

Для более полного, но в тоже время  четко структурированного понимания образа англосаксонского короля эпохи христианизации правильнее будет обратиться к сравнительной таблице, основанной на данных источника. Таблица сделана на основе материалов, содержащихся в произведении Беды Достопочтенного «Церковная история народа англов». В нее включены имена королей, упоминаемых Бедой, взяты его позитивные и негативные оценки. А также дается оценка Беды королям, насколько того или иного можно называть «великим». Приложение № 1: король Кента Этельберт (560 – 616), короли Нортумбрии Эдвин (616 – 633), Освальд (634 – 642) и Освиу (642 - 670).

На  основе этих данных, предложенных в  таблице, можно говорить о том, что отношение Беды к королям зависело от двух основных факторов:

1) Принадлежность  к христианству;

2) Принадлежность  к роду правителей Нортумбрии.

Если  обратиться к первому из них, то становится отчетливо видна тенденция к наделению конкретно положительными или конкретно отрицательными характеристиками. Иначе говоря, король-христианин значительно выигрывает в оценке по сравнению с королем-язычником. Если первого автор наделяет различными добродетелями вплоть до святости (как в случае с королем Освальдом), то второй представлен носителем явно негативных качеств, а зачастую его постигает и кара небесная (особенно отступников). Следовательно, трудность объективной оценки состоит в том, что если Беда и говорит о деяниях какого-либо короля, то лишь затем, чтобы подчеркнуть его благочестие или, напротив, осудить отступничество от веры¹³⁹. Но для некоторых королей он сделал исключение. Будучи подданным королевства Нортумбрия, Беда писал для короля Нортумбрии Келвулфа (729–737). И в этой связи предку, королю Эдильфриду, пусть и язычнику по вере он давал весьма положительные характеристики: «В то время королевством Нортумбрийским правил сильнейший и славнейший король Эдильфрид, который теснил бриттов сильнее, чем все прочие правители англов. Поистине, его можно сравнить с Саулом, царем Израиля, с той лишь разницей, что Эдильфрид не был знаком с истинной верой. Ни один другой правитель или король не подчинил народу англов больше земель; эти земли он заселил, изгнав или подчинив их жителей»¹⁴⁰. Приложение №1: король Нортумбрии Эдильфрид (593 – 616).

В данном случае при описании короля Беда употребляет  эпитеты «сильнейший» и «славнейший», характерные для древнегерманских правителей. Поэтому нехристианский предок правителя Нортумбрии тоже наделялся положительными качествами, но только в духе древнегерманской традиции. А то, что он теснил христианских бриттов, тоже объясняется тем, что они принадлежали к иному христианскому направлению, с которым не ладили миссионеры как официальные представители церкви, в том числе и сам Беда.

Наконец, представление о священном теле короля, приносящем удачу, трансформировавшись  в представление о святости королей, имело под собой прочную языческую основу. По мнению С. В. Санникова, данная особенность объяснялась представлением о священной природе удачи конунга, которая сохранялась во всем, что было связано с его жизнью и смертью. Даже мертвый конунг приносил удачу своему народу, поскольку боги благословляли землю, в которой покоился их избранник¹⁴¹. Беда упоминал о королях, способных творить чудеса и после смерти. Даже части их тела, а также материальные предметы, к которым они прикасались, обладали, по мнению подданных, особой мистической силой. Неслучайно на страницах источника можно найти примеры неослабевающей веры в чудодейственную силу короля. Беда описал случай, когда король Нортумбрии Освальд (634–642) воздвиг в одном месте под названием Хэвенфельт крест: «До сих пор сохранилось и окружено великим почитанием место, где Освальд, готовясь вступить в сражение, водрузил знак святого креста и, склонив перед ним колени, молил Господа послать небесную помощь верящим в Него в их крайней нужде»¹⁴², которое после этого стало священным: «На месте, где они молились, случились многие чудеса исцеления, знаменующие, без сомнения, искренность веры короля. И до сего дня многие срезают с того святого креста кусочки дерева, вымачивают их в воде и дают пить больным людям и животным или брызгают на них этой водой, что приносит скорое выздоровление»¹⁴³.

Традиция  наделять место гибели короля определенными  сакральными свойствами является также  весьма показательным примером совмещения христианства с языческими традициями: «В том самом месте, где он был убит язычниками, защищая свое отечество, до сего дня исцеляются больные люди и животные»¹⁴⁴. Несмотря на то, что это место называлось священным в представлении апологета христианской церкви, так как король погиб там за веру, сама традиция более характерна для языческих представлений о достойном правителе. Помимо этого Беда перечисляет еще ряд предметов, наделенных сакральными свойствами короля Освальда: частица кола, на который была насажена голова короля, рука Освальда, сами кости короля, наконец, вода, которой омывались эти кости¹⁴⁵. Тем самым, даже после смерти король приносил пользу своим подданным.

Говоря  в целом, христианская традиция вступила в синтез с традицией языческой, что подтверждается источниками, в  частности «Церковной историей». Это было закономерным явлением, без которого христианству понадобилось бы намного больше времени, чтобы укрепиться в Британии.

Чуть  более поздним, но не менее важным последствием принятия христианства стало распространение конца VIII века церемонии помазания на царство, положившая предел языческой традиции, которая не предусматривала связи между магической природой королевского титула и политической властью короля¹⁴⁶. Еще Марк Блок выяснил, что первым помазанным на царство государем был Эгберт, сын короля Мерсии Оффы (757–796). Церемония состоялась на Челсийском соборе в 787 году в присутствии папских легатов¹⁴⁷. И зарождение данной традиции ученый связывал с франкским влиянием, так как о наличии связей короля Оффы с континентальным соседом были ему хорошо известны. По всей видимости, светская церемония возведения на престол путем простого поднятия нового короля на обыкновенном щите, дополненная религиозным обрядом, усиливала восприятие королевской персоны как помазанника Божья, а наследование этой власти в рамках одного рода по мужской линии еще более отдаляло королевскую фамилию от простых англосаксов¹⁴⁸. В результате «правители Запада вновь официально сделались священными особами благодаря новому установлению – церковному освящению восшествия на престол, и, прежде всего, его основному обряду, помазанию на царство»¹⁴⁹.

Таким образом, религия была традиционным инструментом в руках королевской  власти, подкреплявшим ее авторитет. На определенном этапе христианство оказалось более выгодной альтернативой  для королевской власти, а христианская церковь сделалась ее надежным союзником. Королевская власть в период христианизации уже достаточно закрепилась, но стремилась к дальнейшему усилению. Однако наряду с нарождающимися представлениями о королевской власти продолжали существовать и старые, которые еще долгое время органично переплетались с христианскими и наполняли внешний сакральный облик королевской власти неким внутренним, более близким и традиционным для англосаксов как германского народа содержанием.

§ 2.2. Отражение в законодательных памятниках VII–VIII веков

изменений в статусе королевской  власти

В течение  двух веков после принятия христианства королевская власть у англосаксов  продолжала укрепляться. Вместе со складыванием представлений о короле как обладателе верховной власти появились стимулы для развития законодательной инициативы королей и возникновения письменного права. Как правило, в судебниках, издававшихся в ряде сильнейших королевств (Кент, Уэссекс, Нортумбрия) и провозглашенных от имени отдельных правителей, наиболее ярко нашел свое отражение процесс последовательных изменений характера королевской власти, правового положения и статуса королей.