Гуманитарные науки

К началу 1942 г. 35 научно-исследовательских  учреждений Академии наук СССР и около 4000 научных сотрудников, 228 академиков и членов-корреспондентов АН СССР разместились в 45 пунктах [7]. 19 научно-исследовательских институтов с наиболее ценным оборудованием, 400 действительных членов, членов-корреспондентов и научных сотрудников АН Украины расположились в Уфе [8].  Сотрудники Белорусской академии работали в Казани и других городах тыла. Научно-исследовательские и опытно-конструкторские учреждения союзных и союзно-республиканских наркоматов разместились на Урале, в Кузбассе, Западной Сибири, Казахстане и Средней Азии, где развернули исследования непосредственно на базе заводов, институтов и вузов. Крупные авиационные, моторные, танковые, артиллерийские КБ работали па оборонных предприятиях соответствующего профиля. Центрами сосредоточения научных сил стали Свердловск, Казань, Уфа, Куйбышев, Саратов, Томск, Новосибирск, Омск, Ташкент, Алма-Ата и ряд других городов. Из районов, подвергшихся временной оккупации или близких к фронту, было эвакуировано 147 высших учебных заведений [9].

В результате эвакуации в основном был сохранен научный потенциал  страны, в первую очередь высококвалифицированные кадры научных работников и преподавателей вузов. Так, в высших учебных заведениях, где до войны работало более 60 %  научных работников страны, к началу 1943-44 учебного года трудилось 5108 профессоров, 9800 доцентов и кандидатов наук, 15,7 тыс. ассистентов и преподавателей, тогда как в 1940-41 г. — 5353 профессора, 12,1 тыс. доцентов и кандидатов наук, 31,3 тыс. ассистентов и преподавателей [10]. В результате слияния научных учреждений одинакового профиля и закрытия некоторых из них число научно-исследовательских учреждений союзного подчинения сократилось к весне 1942 г. по сравнению с 1941 г. с 603 (в том числе 325 институтов и лабораторий) до 501 (в том числе 274 института и лаборатории) [11]. Так, число научно-исследовательских учреждений Наркомата угольной промышленности сократилось с 10 до 5, нефтяной промышленности — с 15 до 14, черной металлургии — с 11 до 10, цветной металлургии — с 11 до 6, химической промышленности — с 21 до 16, здравоохранения — с 40 до 34, земледелия — со 155 до 126, Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук им. В. И. Ленина — с 51 до 41, Наркомата путей сообщения — с 7 до 2 и т.д.[12]. Всего было закрыто, законсервировано или слито с другими учреждениями около 60 научных учреждений союзного подчинения. Уменьшились расходы на содержание этих учреждений с 1246,8 млн. р. в 1941 г. до 707,5 млн. р. в 1942 г. [13].

Почти неизменной осталась сеть учреждений Академии наук СССР и ряда оборонных  наркоматов. Количество учреждений АН Украинской ССР сократилось с 31 до 17. Огромный ущерб был нанесен Белорусской учреждений союзного подчинения. Уменьшились расходы на содержание этих учреждений с 1246,8 млн. р. в 1941 г. до 707,5 млн. р. в 1942 г.[14]

Почти неизменной осталась сеть учреждений Академии наук СССР и ряда оборонных  наркоматов. Количество учреждений АН Украинской ССР сократилось с 31 до 17. Огромный ущерб был нанесен Белорусской Академии наук в первые же дни войны. Сеть вузов уменьшилась с 1941 по 1942 г. с 817 до 460, а численность студентов в них упала с 811,7 тыс. до 224,4 тыс.[15].

Сократилась численность сотрудников многих учреждений. Так, по сравнению с довоенным периодом к осени 1941 г. из 230 сотрудников Института качественных сталей и ферросплавов Наркомата черной металлургии осталось 120, из 139 сотрудников Института экономики АН СССР к концу 1942 г. — 39 [16].

Многие ученые, ушедшие на фронт, в народное ополчение, погибли. В боях погибли историки М.С. Зоркий, Л.Ф. Кон, пионер ракетной техники Ю.В. Кондратюк, физик М.А. Дивильковский, астроном Н.Ф. Флоря и многие другие талантливые ученые. Умерли в блокадную зиму 1941-42 г. 450 человек — около трети научных работников ленинградских учреждений АН СССР. Только Институт материальной культуры им. акад. Н.Я. Марра зимой 1941-42 г. потерял 30 квалифицированных научных сотрудников. Многие из них были уникальными специалистами в своей области [17]. Однако в целом по стране большинство квалифицированных научных кадров удалось сохранить. Спасена была также значительная часть наиболее ценного оборудования и материальной базы научных учреждений. Одновременно для решения неотложных оборонных и народнохозяйственных проблем создавались новые научные подразделения.

Литература

1. Советский тыл в Великой  Отечественной войне. -М.: Политиздат,  1974. Кн. 2. - -С. 68, 71, 72;

2. Вопросы истории естествознания  и техники. -М.: Наука, 1975. -Вып. 2. - С. 15.

3. Левшин, Б. В. Академия наук СССР в годы  Великой Отечественной войны/Б. В. Левшин –М.: Наука, 1986. -С. 53.

4. Боголюбов, Н.Н.  Современная математика/Н. Н. Боголюбов, С. Н. Мергелян//Октябрь и научный прогресс. М.: Наука, 1978. -Кн. 1. -С. 24.

5. Седов, Л.И. Выдающийся ученый и организатор советской науки и техники/Л.И. Седов //Природа. -1981. -№ 2. -С. 87.

6. Лаврентьев, М.А.  Воспоминания о М.В. Келдыше/М.А. Лаврентьев//Природа. -1981. -№ 2.  -С. 92.

7. Харитон, Ю. Пример служения науке/Ю. Харитон//Правда. -1986. -14 апр.

8. Семенов, И.Н.  Таким образом я пришел к идее/И.Н Семенов//Химия и жизнь. -1986. -№ 4. -С. 40—41.

9. Семенов, И.Н. Таким образом я пришел к идее/И.Н Семенов//Химия и жизнь -1986. -№ 4. -С. 44.

10. Кедров, Ф. Цепная реакция идей/Ф. Кедров -М.: Политиздат, 1985. -С. 49.

11. Организация и развитие отраслевых научно-исследовательских институтов Ленинграда. 1917—1977. -Л.: Лениздат, 1979. -С. 193—194.

12. Пути развития техники в  СССР, 1917—1967. -М.: Моск. рабочий, 1967. -С.116

13. Волъфкович, С.И.  В помощь фронту/С.И. Волъфкович//Вести АН СССР. -1975. -№ 5. -С. 51—54.

14. Колотыркин, Я.М.  Физико-химический институт имени Л.Я. Карпова в годы войны/Я.М. Колотыркин//Вопросы истории естествознания и техники. .1975. -Вып. 2. -С. 21—23.

15. Костандов, Л.А.  Химическая промышленность за годы Советской власти/Л.А. Костандов //Вести АН СССР. -1978. - № 5. -С. 43.

16. История второй мировой войны. 1939—1945. В 12 т. М.: Воениздат, -1973.-Т. 1. -С. 259.

17. История второй мировой войны. 1939—1945. В 12 т. М.: Воениздат, -1973.-Т. 1. -С. 259.

И.А. Толмашов

А.С. ПУШКИН - А.Г. БИТОВ:

К ПРОБЛЕМЕ ЛИРО-ЭПИЧЕСКОЙ  ТРАДИЦИИ

Андрей Битов – мастер авангардного эксперимента, поиска новых образов поэтического мышления. Это поиск «объективного», остраненно-игрового мышления. Остраненность - в «объективности» авторской позиции, игровое – средство разрушения привычного представления о поэтическом и пружина создания новой, противоречивой художественной целостности.

Обратимся к лиризму как одной  из особенностей поэтики произведений А. Битова различного жанрообразования. Уже ранняя повесть Битова «Жизнь в ветреную погоду» (1965) определяется исследователями как «лирическая повесть», а в сборнике повестей «Дачная местность» анализируется «поэтический мир прозы». В финале «Пушкинского дома» читатель находит стихотворный текст под названием «Двенадцать», которое сам автор именует «стихотворным конспектом романа». В книге «Обоснованная ревность» (1998) соединены воедино повести и стихотворения.

Проза последних лет А. Битова неизменно «заражается» поэзией, вдыхает ее, незаметно для самой себя она метризуется, приобретает строфическую организацию, графическое оформление, сближающее ее с поэзией. Экспансию стихового начала, отличающую многие произведения Битова, можно объяснить первичностью для Битова стихотворного опыта. А. Битов относится к числу писателей, активно владеющих и прозой, и стихом. Разумеется, способность «включать» стихотворное мышление не может не сказываться и на ритмической природе прозы «двуязычных» авторов, к числу которых Битов, как и Пушкин, относится безусловно.

О наличии случайных метров в творчестве Пушкина писалось неоднократно [1]. Общеизвестно также, что художественное единство стихов и прозы, их своеобразный диалог - совсем не редкость у Пушкина. Причем определенный метр наблюдается не только в художественных текстах Пушкина, но и в его эпистолярии. При анализе писем поэта исследователями констатируется достаточно высокая частотность аналогов силлабо-тонических строк (длиной более трех стоп) и делается предположение, что все это связано с бессознательным в большинстве случаев и сознательным в ряде случаев воздействием стихотворного мышления на строй пушкинский прозы [2].

Произведения Пушкина были для  его времени весьма новаторскими. Так, принципы авангарда (разрушение привычного представления о поэтическом, выраженное в частом игнорировании стихотворной метрики, строфики, соединении разностилевых компонентов, включении в текст комментариев и элементов других жанров, создании виртуальной реальности) можно обнаружить в таких произведениях А.С. Пушкина, как «Руслан и Людмила», «Евгений Онегин», «Борис Годунов», «Медный всадник», «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан», «Воображаемый разговор с Александром I», «Послание Дельвигу», «Разговор книгопродавца с поэтом», «Череп», замысел «Сказки о царе Салтане»  и др.

Ю.Н. Чумаков в своем докладе «Лиро-эпическое пространство у Пушкина» отмечает «перевес эпики в «Руслане и Людмиле», лирики - в «Кавказском пленнике», разветвленное врастание и вырастание этих миров друг из друга - в «Евгении Онегине». Рассуждая о поэме «Медный всадник», исследователь пишет: «Миры героя и автора своеобразно перекрещиваются: тема Петра начинается эпически, уходя в лирическую стихию, автор же, начиная гимном и одой, кончает печальным повествованием. При этом внешне-внутреннее пространство показано в первой части - как эпическое, а во второй и третьей - как эпико-лирическое и лиро-эпическое, то есть одна и та же основа все время варьирует» [3]. Пушкин не случайно у А. Фета - «свободного стиха прославленный творец», дело тут не столько в верлибре, сколько в признании за художником  права на полную творческую свободу во всем, включая и стихотворную метрику.

Весьма показательно в данном контексте функционирование в художественных текстах обоих авторов различных вставных текстов: прежде всего, более или менее организованных авторских комментариев-отступлений. Так, поэмы Пушкина часто содержат развернутые посвящения, примечания-комментарии, в которых зачастую цитируются в достаточно полном виде письма современников, отрывки из путешествий, стихи предшественников поэта (Державин, Жуковский и др.). В поэме «Кавказский пленник» множество фрагментарно выделенных лирических, описательных, комментирующих мест: посвящение, нравы горцев, черкесская песня, эпилог, примечания, а «Бахчисарайский фонтан» в своей структуре содержит «Выписку из путешествия по Тавриде И.М. Муравьева-Апостола» и отрывок из собственного письма автора, апеллирующий как к тексту поэмы, так и к названной «Выписке». В конечном итоге получается сложно организованное метатекстовое образование, прозиметрическое единство, вводящее читателя в пространство мировой  культуры и отменяющее тем самым однозначность интерпретации.

Лиро-эпос Пушкина выступает в  самых различных жанрах: балладе, поэме, романе в стихах, окрашивает лирику. Так, наиболее показательной в этом плане является поэма «Руслан и Людмила», диалогично соотнесенная с арзамасской традицией. Важно при этом, что в качестве «настоящего русского стиха», соответствующего поэме нового типа, Пушкин избирает четырехстопный ямб. Характер стиха позволял устанавливать контакты различных жанрово-стилистических образований, единство эпического и лирического начал. Вольная рифмовка, свободный подбор звеньев-«строфоидов» органичны гибкости и непредсказуемости течения поэмы.

Таким образом, уже при беглом рассмотрении этапных произведений стихотворного эпоса Пушкина можно отметить доминирующую роль лиро-эпического принципа в организации его поэтического пространства.

Столь яркое воплощение прозиметрического единства произведений Пушкина было действительно новаторской стратегией в истории отечественной литературы. В послепушкинскую эпоху начинается методическое наступление прозы на поэзию. Все это отчасти объясняется тем, что в эпохи активного взаимодействия прозы и стиха - пушкинскую, Серебряный век, конец XX века – границы жанров и форм  становятся более подвижными и проницаемыми. Кроме того, в литературе «синтетических» эпох стираются границы между собственно художественными произведениями и эссеистикой - достаточно вспомнить миниатюры В. Розанова и Н. Рериха, в современной литературе – это «пушкинская» эссестика А. Битова.

Метризованная проза  также отличает некоторые произведения А. Битова. Наиболее очевидный стиховой прием в прозе Битова - внесение в структуру прозы силлабо-тонического метра, т. е. регулярной повторяемости ударных и безударных слогов, создающей в прозаическом целом аналоги стихотворных стоп; эти стопы, в свою очередь, образуют внутри горизонтально разворачивающейся прозаической строки или достататочно длинные сложные цепи метра, или вычленяемые с помощью системы клаузул и переносов аналоги стихотворных строк.

Так, в повести «Глухая улица» читатель находит следующие строки: «Изъеденный жуком мужик, он бесконечно не изжит, и вот корова еще дышит, хотя ее никто не слышит, приникни ухом к злобе дня, оглохнешь, жизнь свою кляня, благодаря всему на свете поймешь однажды связи эти, тебя, Господь, благодарю за равенство календарю… календарю, календарю… календарю тебя, Господь…». Дальше рассказчик говорит о своей бабушке: «…не заметил, что умерла, не помню когда… Рассказывала, как сейчас помню, как не помню когда» [4].

Наиболее очевидное свидетельство  вторжения стихового начала в  битовскую прозу - ее метризация, которую  нередко сопровождает особая звуковая организация текста (по стиховому принципу), стремление к сокращению объема и автономизации строф-абзацев. В визуальном воплощении текстов А. Битова («Пушкинский дом», «Вычитание зайца. 1825», многочисленных эссе, собранных в книге «Воспоминание о Пушкине») активизируются дополнительные графические средства (шрифты, отступы, знаки препинания, играющие чисто художественную роль); получают широкое распространение разные жанры малой прозы. Наконец, экспансия стихового начала проявляется в обильном цитировании пушкинских стихов, в использовании их в озаглавливании фрагментов прозаического целого по стихотворному принципу. Таким образом, метризация выступает в творчестве А. Битова прежде всего как знак определенной литературной традиции (Пушкина-Серебряного века - Набокова).