Лингвокультурные концепты и метаконцепты

В качестве примера рассмотрим концепт «медведь» на материале  словаря В.И. Даля. Обратимся сначала к интразоне концепта:

медведь т. е. медолюб. На Руси их два вида: белый, ледовитый, ошкуй, Ursus maritimus, и бурый, Ursus fuscus; этому дано много бранных и почетных кличек: бирюк (чаще зовут так волка), симб. аю, аев (татарск.), зверь, черный зверь, лапистый зверь, лесник, раменский, урманный (татарск.), ломака, ломыга, костоправ, Михаило Иваныч Топтыгин, косолапый, куцый, куцык, косматый, космач, мохнатый, мохнач, лешак, леший, лесной черт, черная немочь; мишка, мишук, потапыч, сергацкий барин, лесной архимандрит, сморгонский студент (в Серчаге и Сморгонах обучали медведей). Охотники различают три породы бурого медведя: стервеник, стервятник, самый большой и плотоядный; овсяник, средний, охотник до овса, малины, кореньев; муравьятник, муравейник, самый малый и злой, черный, молодой с белесоватым ошейником. Перегодовалый медведь называется пестун, а старый – пест [СД].

Мы видим, что для носителя русского языка эпохи создания словаря концепт «медведь» обладал обширной интразоной. При этом референтом концепта был лишь вид Ursus fuscus – бурый медведь. Белый медведь, слабо знакомый русскоязычному населению, не стал основой для лингвокультурного концепта. Наименования бурого медведя демонстрируют множественность ассоциативных связей, в которые вовлечен данный концепт:

– любимая пища → медведь;

– форма и размер стопы  → косолапый, лапистый зверь;

– форма хвоста → куцый, куцык;

– сила → ломака, ломыга, костоправ;

– обилие шерсти → косматый, космач, мохнатый, мохнач;

– главенствующее положение в лесу → лесник, лесной архимандрит;

– места дрессировки  → сергацкий барин, сморгонский студент и т. д.

Характерно, что у охотников, т.е. профессиональной группы, непосредственно сталкивающейся с животным, интразона концепта более обширна и концептуализация более детальна (выделяются виды медведей).

Обратимся к экстразоне концепта. В.И. Даль приводит следующие вторичные значения лексемы медведь:

Медведь –  каток, для укатки дорог, молотильного тока; также каток молотильный. | Кофе с ромом или водкою. | Пунш со сливками или с яйцами. | Медведь, у купцов, залежавшийся товар, не идущий с рук.

Кроме того, лексикограф приводит ряд фразеологических и паремиологических оборотов, содержащих лексему медведь:

В медведе думы много, да вон нейдет. Силен медведь, да в  болоте лежит. Не дал Бог медведю волчьей смелости, а волку медвежьей силы! Хозяин в дому, что медведь в бору: хозяюшка в дому, что оладья в меду. Богатый силен, что медведь. Хозяин в дому, что медведь в бору: что как хочет, так ворочает. Медведь по корове съедает, да голоден бывает: кура по зерну клюет, да сыта живет. Не прав медведь, что корову съел: не права корова, что в лес зашла. Медведь корове не брат. Тот же медведь, да в другой шерсти. Брови, что медведь лежат, густые. И космато, да не медведь. Бей медведя, не бей медведчика (охотника); Счастлив медведь, что не попался стрелку: и стрелок счастлив, что не попался медведю! Не продавай шкуры, не убив медведя. Где медведь, там и шкура. Волк и медведь не умываючись здоровы живут. Кто видал, чтоб медведь летал: он пеший, как леший! Два медведя в одной берлоге не живут (не уживутся).

В экстразону рассматриваемого концепта входят следующие ассоциации:

– сила → каток, для укатки дорог; Силен медведь, да в болоте лежит; Богатый силен, что медведь; Не дал Бог медведю волчьей смелости, а волку медвежьей силы!;

– лень, нежелание двигаться → залежавшийся товар; Силен медведь, да в болоте лежит;

– опасность → Счастлив медведь, что не попался стрелку: и стрелок счастлив, что не попался медведю!;

– обилие шерсти → Брови, что медведь лежат, густые. И космато, да не медведь;

– главенствующее положение в лесу → Хозяин в дому, что медведь в бору: что как хочет, так ворочает и т.д.

Ряд ассоциаций (сила, обилие шерсти, главенствующее положение в лесу) могут классифицироваться как сквозные, т. е. проникающие и в интразону и в экстразону концепта.

Ассоциирование, формирующее интразону  и экстразону концепта, является результатом системного взаимодействия данного концепта с другими концептами. Каждый элемент интразоны концепта является элементом экстразоны другого концепта и наоборот. В некоторых случаях мы можем наблюдать зеркальное ассоциирование. Так, в русском жаргоне слово удавка имеет значение ‘галстук’, а слово галстук и фразеологизм пеньковый галстук имеют значение ‘петля-удавка’ [БСЖ].

Ассоциации, закрепленные в виде кодифицированных (словарных) значений языковых единиц, составляют ядро концепта. Периферия  концепта формируется совокупностью контекстуальных ассоциаций. В нижеследующем примере реализуются периферийные ассоциации концепта «брак»: женитьба → самостоятельность, замужество → зависимость.

 

(2)

– А почему Кирилла Выродина Зятьком кличут? Мы с ним в одном блоке живем, только видимся редко… – А ты что, не знаешь? –  удивился Бережной. – Ну ты даешь, а  еще сосед. С таким человеком живешь… Он же за дочку генерал-полковника Шишкарева, замкомандующего сухопутными войсками, замуж вышел. – Женился, – автоматически  поправил Обнорский, но подполковник захохотал и с поправкой не согласился: – Э-э нет, сынок, на генеральских дочках не женятся, за них замуж выходят. Если только у тебя самого, конечно, папаша не маршал. Вот так, потому и Зятек твой соседушка… (А. Константинов «Журналист»).

 

Культурнозначимые ассоциации основаны на понятийных связях между концептами (сходство, смежность, функциональный перенос и т. п.). К сфере квазикультурных ассоциаций следует отнести вторичные ассоциации, основанные на созвучии языковых единиц. Наличие подобных связей свидетельствует об актуальности концепта для языкового сознания, но не дает информации о его специфике. В языке звуковое ассоциирование проявляется в основном на уровне просторечия (в жаргонах и сленге). Приведем несколько примеров:

– женьшень – ‘женщина’ [СРА];

– Бухарин – ‘алкоголик’, Бухарест – ‘молодежная вечеринка’, съездить в Бухару – ‘напиться пьяным’, Бухенвальд – ‘пьянка’ (все значения основываются на созвучии с глаголом бухать – ‘пить алкогольные напитки’ (БСЖ);

– грузин – ‘лгун, обманщик; человек, который говорит вздор, ерунду’ (от глагола грузить – ‘лгать, обманывать’) [БСЖ];

– зарядить / послушать / включить / выпить Чайковского – ‘выпить чаю’ (СА);

– my old china – ‘друг’ в рифмованном сленге кокни (ассоциация China → china plate → mate) [MOPSCQ];

– an Oxford scholar – ‘доллар’ в рифмованном сленге кокни (ассоциация scholar → dollar) [MOPSCQ].

В процессе общения подобные средства апелляции к концепту чаще всего выполняют игровую функцию, их употребление характерно для лиц  с низким уровнем речевой культуры:

 

(3)

– Я, братец ты мой, еще лучше случай знаю […]. Помнишь  ты поручика Дружкова? Так вот этот самый Дружков делает однажды  клопштосом желтого в угол и, по обыкновению, знаешь, высоко ногу задрал… Вдруг что-то: тррресь! Думали сначала, что он на бильярде сукно порвал, а как поглядели, братец ты мой, у него Соединенные Штаты по всем швам! (А.П. Чехов «В номерах»).

 

Таким образом  помимо интразоны и экстразоны в  составе концепта целесообразно выделять, во-первых, квазиинтразону – совокупность входящих формальных ассоциаций, во-вторых, квазиэкстразону – совокупность исходящих формальных ассоциаций.

Ассоциация по созвучию в целом не характерна для нормально  функционирующего человеческого сознания [Лурия 1998]. Доминирование формальных ассоциаций в тематических областях, относящихся к жизненно важным аспектам существования социума, свидетельствует о ценностном кризисе данной культуры. В подобной ситуации носитель языка не может полностью абстрагироваться от навязываемых ему действительностью ценностей и вынужден включить их в свою концептосферу путем дополнительной номинации. Однако при этом он уклоняется от полноценной концептуализации ценностей и в процессе номинации обращается не к смыслу, а к уже существующей языковой форме. Примером подобного культурного отстранения являются жаргонные наименования противника, возникающие в период непопулярных в народе войн. Так, Г.Г. Хазагеровым сделаны следующие наблюдения, касающиеся концептуализации чеченской войны: «Отсутствие нравственного осознания необходимости войны отражается в современном военном фольклоре. Наши солдаты называют чеченцев «чехами», как в свое время афганцев называли «духами» (от официального «душманы»). Это не просто фонетические ассоциации. Это реакция на непонимание характера войны. Трудно представить, чтобы во время Великой Отечественной войны немцев называли бы «ненцами». Их именовали «фрицами», и это было вполне понятно» [Хазагеров 2002]. В нормально функционирующей лингвокультуре насыщенную квазиинтразону имеют в основном концепты, апелляции к которым полностью или частично табуированы и требуют эвфемистической замены. Так, в английской культуре конфликт между социальным запретом на использование в речи восклицаний и проклятий, содержащих упоминание сакральных сущностей, и эмоциональной потребностью в подобных выражениях привел к существованию большого количества эвфемизмов, входящих в квазиинтразону таких концептов, как «God» и «Jesus Christ»: Gosh, Golly, Goodness вместо God; Dog gone it вместо God damn it; Good grief вместо Good God; Jiminey Cricket, Judas Christopher, Judas Priest вместо Christ и т.п. Для русской культуры запрет на богохульство не столь значим, поэтому квазиинтразона концепта «бог» не велика. Эвфемизмы, основанные на формальном сходстве, в русском языке порождают концепты, связанные с сексуальной сферой. Ср.: елки-палки, японо море, едрен батон и т.п.

 

 

1.3.3. Ассоциативная классификация концептов

 

Принципы номинативной плотности и метафорической диффузности, рассмотренные с точки зрения динамики развития концепта, позволяют построить следующую классификацию концептов:

1. Пропорциональные концепты, т. е. концепты, у которых продолжают обогащаться как интразона, так и экстразона. Эти концепты составляют основу лингвокультуры. Их референты одновременно вызывают к себе познавательный интерес социума, что выражается в насыщенности интразоны концепта, и обеспечивают функционирование лингвокреативной деятельности сознания, о чем свидетельствует богатство экстразоны концепта.

Пропорциональные  концепты образуются, как правило, на основе понятий средней степени абстрактности. В качестве примера рассмотрим ассоциативную модель концепта «силач» современной русской лингвокультуры. В интразону концепта входят единицы следующего синонимического ряда: общеязыковые единицы силач, богатырь, атлет, геркулес, геракл, а также жаргонизмы арнольд, шварценеггер, шварц.

Доминанта данного ряда, являющаяся именем концепта, образована от существительного сила методом суффиксации. Силач – ‘человек большой физической силы’ (БТС). Налицо прямая связь между понятийной основой концепта и значением данной лексемы. Прочие единицы связаны с прототипными для данной культуры носителями признака силы:

• Слово богатырь связано с прецедентными текстами русского фольклора. Богатырь – ‘герой русских былин и сказок; воин, отличающийся необычайной силой, мужеством, смекалкой’.
• Геркулес и геракл – греческий и римский варианты имени одного и того же мифологического персонажа – также вошли в языковое сознание из прецедентного текста.
• Лексема атлет несет исторические ассоциации. Атлет – ‘участник состязаний в силе и ловкости, проводившихся в Древней Греции’.
• Арнольд, шварценеггер и шварц (личное имя, фамилия и отфамильное прозвище американского киноактера Арнольда Шварценеггера) связаны с визуализацией культуры. Источник – прецедентные для молодежной субкультуры кинотексты.

По сравнению с лексемой силач данные единицы содержат в своем значении ряд дополнительных признаков:

• Обязательные внешние признаки силы: если силачом человек может оказаться неожиданно для окружающих, то богатырем, геркулесом, атлетом или арнольдом – нет.
• Сочетание силы с одобряемыми чертами характера: богатырь, как правило, отважен, добр и справедлив.
• Сила как результат целенаправленного формирования: атлетом и арнольдом становятся путем тренировок.
• Умственные качества: арнольд развивает силу в ущерб интеллекту.

Для дореволюционной  русской культуры еще одним входом в концепт «силач» являлось имя  библейского богатыря Самсона. Однако с уменьшением роли Ветхого Завета как прецедентного текста эта ассоциация была утрачена.

Экстразону концепта формируют следующие ассоциации:

• Сила → здоровье: богатырь – ‘крупный здоровый ребенок’, богатырское здоровье;
• Сила → тело: богатырское / атлетическое телосложение, богатырская / атлетическая фигура, атлетический торс;
• Сила → крепость: богатырский сон;
• Сила человека → сила машины: горный богатырь – ‘экскаватор (в угольных разрезах’, ледовый богатырь – ‘атомный ледокол’, стальной богатырь – ‘трактор или самосвал’, степной богатырь – ‘трактор’, винтокрылый геркулес – ‘транспортный вертолет’ [СПРЯ];
• Сила → особое питание: геркулес – ‘овсяные хлопья и каша из них’.

2. Сформировавшиеся  концепты, т. е. концепты, у которых завершилось формирование интразоны, но продолжает функционировать экстразона. К таким концептам в современной культуре относятся концепты животных и природных явлений. Новых обозначений они не получают, но продолжают служить источником вторичной номинации. Подобные концепты являются своего рода строительным материалом для обогащения других концептов.

3. Формирующиеся  концепты, т. е. концепты, которые еще не обладают экстразоной, но уже имеют развитую интразону. Примером этого класса концептов являются многочисленные жаргонные наименования, связанные с компьютерным миром. Ср., например:

• ‘дисковод’: дисковерт, дискокрут, драйв, карман, кольт, крутило, флоппарь, флоппешник, флопповерт, флопповод, флоппогрох;
• ‘мышь (компьютерный манипулятор)’: грызун, зверь, катало, крыса, муся, мыша, мышатина, хвостатая;
• ‘виндоус (операционная система MS WINDOWS)’: винды, виндюк, мелкомягкие, окна, окноуз, окошки, ставни, стекла, стекляшки, форточки [ТСМС; БСЖ].

Подобные концепты уже обладают заметной номинативной плотностью, но еще не являются объектом интенсивного метафорического переноса. Данная группа концептов может рассматриваться как будущее культуры.

4. Предельные  концепты, т. е. концепты, интразона  которых постоянно расширяется,  а экстразона отсутствует по  причине высокой степени абстрактности концептуализируемых понятий. К этой группе принадлежат такие концепты как «счастье», «любовь», «героизм» и т. п. Существуя в сознании человека с древнейших времен, эти концепты постоянно наращивают номинативную плотность, но крайне редко становятся источником метафорических переносов. Они образуют своего рода верхний предел концептуализации.