Уголовная ответственность за преступления в сфере незаконного оборота наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов

Кроме того, считаю, что использование рекомендации Пленума Верховного Суда РФ, содержащейся в пятом абзаце п. 13 постановления от 15 июня 2006 г., в правоприменительной деятельности практически исключит возможность привлечения к уголовной ответственности за оконченный сбыт наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов, существенно ослабив противодействие незаконному обороту наркотиков и т. д., расширит их сбыт.

На мой взгляд, позиция М.Л. Прохоровой и А.А. Клюева является весьма уязвимой. Во-первых, правильная квалификация деяний, конечно, не может ослабить борьбу с данного вида преступлениями, поскольку она сама по себе никак не связана с высоким уровнем нелегального распространения наркотических средств и психотропных веществ. То же можно сказать и по поводу утверждения о том, что в результате использования данной рекомендации Пленума в правоприменительной деятельности и предусмотренной законом более мягкой наказуемости покушения на преступление «жесткость уголовно-правовых мер, применяемых к сбытчикам названных препаратов в рассматриваемых ситуациях, значительно ослабнет». И уж никак не «может расшириться сбыт наркотиков», поскольку он будет пресекаться на более ранних стадиях его незаконного оборота.

Во-вторых, установления момента передачи соответствующего препарата еще недостаточно, как мы покажем далее, для признания рассматриваемого деяния оконченным преступлением.

В-третьих, одной из задач деятельности правоохранительных органов как раз и является пресечение незаконного оборота наркотиков (в том числе изъятие их из оборота) и предотвращение причинения в результате их несанкционированного потребления людьми общественно опасного вреда их здоровью. При потреблении наркоманом приобретенного наркотического средства или психотропного вещества оно не выбывает из незаконного оборота, а причиняет или может причинить общественно опасный вред непосредственному объекту преступления — его здоровью. А вот изъятые и уничтоженные соответствующими органами препараты уже, естественно, не смогут причинить такой вред.

В-четвертых, проведение контрольной закупки названных препаратов наркоманом под контролем соответствующего органа никоим образом не сближает случаи сбыта для собственных нужд приобретателя и для выявления преступного деяния, а, как уже было сказано, решает иную задачу. Виновное лицо должно быть подвергнуто уголовной ответственности на основании закона в полном соответствии с содеянным (за покушение на преступление).

Некоторые авторы полагают, что оконченными незаконное приобретение и незаконный сбыт следует считать с момента фактического перехода предмета преступления из-под контроля сбытчика во владение приобретателя. Но что следует понимать под «способом реализации (в частности, «получением»), «моментом передачи», «моментом фактического перехода предмета преступления из-под контроля сбытчика во владение приобретателя»?

Ясно, что термины «способ реализации» («получение»), «момент передачи», «момент фактического перехода предмета преступления из-под контроля сбытчика во владение приобретателя» сами по себе еще не раскрывают в достаточной мере (особенно для целей правоприменительной практики) существа того момента, с которого указанные преступления следует считать оконченными. Как представляется, эти деяния окончены, если предмет преступления реализован (получен) и виновный (другое лицо) имеет хотя и противоправную, но реальную возможность им распорядиться по своему усмотрению или пользоваться им.

Таким образом, по изложенным основаниям вывод М.Л. Прохоровой и А.А. Клюева нельзя признать обоснованным. Возможно, их суждения «спровоцированы» не вполне совершенной редакцией разъяснения, содержащегося в первом предложении первого абзаца п. 13 анализируемого постановления. Ведь в этих случаях преступление, действительно, не доводится лицом до конца по не зависящим от этого лица обстоятельствам, так как преступная деятельность пресекается представителем правоохранительного органа с изъятием наркотического средства или психотропного вещества из незаконного оборота.

Пленум Верховного Суда РФ указывает, что «под незаконной пересылкой следует понимать действия лица, направленные на перемещение наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов адресату (например, в почтовых отправлениях, посылках, багаже с использованием средств почтовой связи, воздушного или другого вида транспорта, а также с нарочным при отсутствии осведомленности последнего о реально перемещаемом объекте или его сговора с отправителем), когда эти действия по перемещению осуществляются без непосредственного участия отправителя. При этом ответственность лица по ст. 2281 УК РФ как за оконченное преступление наступает с момента отправления письма, посылки, багажа и т. п. с содержащимися в нем указанными средствами или веществами независимо от получения их адресатом» (п. 17 постановления). Такой подход не соответствует мнению А.А. Васильченко, который полагает, что оконченной пересылку следует считать с момента их (отправлений. — М.Р.) фактической передачи выполняющему данную услугу посреднику. Очевидно, что момент фактической передачи ему отправления предшествует моменту отправления письма и т. п. Так какой из этих моментов характеризует момент окончания рассматриваемого преступления? Думается, именно, второй, т. е. сдача предметов отправления (письма, посылки, багажа и т. п. с содержащимися в нем указанными средствами или веществами) в организацию почтовой связи, транспортную организацию, нарочному независимо от получения их адресатом.

По смыслу ст. 229 УК, говорит Пленум Верховного Суда РФ, ответственность за хищение наркотических средств и психотропных веществ наступает в случаях противоправного их изъятия у юридических или физических лиц, владеющих ими законно или незаконно, в том числе путем сбора растений, включенных в Перечень наркотических средств, психотропных веществ и их прекурсоров, подлежащих контролю в Российской Федерации, либо их частей с земель сельскохозяйственных и иных предприятий, а также с земельных участков граждан, на которых незаконно выращиваются эти растения (первый абзац п. 23 постановления).

Этому разъяснению, как представляется, присущи два недостатка.

Во-первых, неполным выглядит определение понятия хищения, на что в научной литературе уже обращалось внимание: «хищение предполагает не только изъятие, но и обращение (в пользу виновного или других лиц) соответствующих предметов, которое, в свою очередь, выступает самостоятельной разновидностью хищения» и поэтому «в рассмотренном случае Пленуму необходимо было ориентироваться на законодательную дефиницию хищения, содержащуюся в примечании 1 к ст. 158 УК РФ»59.

Во-вторых, оно не содержит никакого указания относительно определения момента окончания преступных деяний (в частности, хищения), предусмотренных ст. 229 УК РФ. В связи с этим А.В. Шульга делает предположение: «... при определении момента окончания деяния, предусмотренного ст. 229 УК РФ, следует руководствоваться нормами из гл. 21 УК «Преступления против собственности»60. Поэтому в решении данного вопро са А.В. Шульга предлагает руководствоваться п. 10 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 11 июля 1972 г. № 4 «О судебной практике по делам о хищениях государственного и общественного имущества» и постановлением Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое». Согласно данным постановлениям хищение (в том числе хищение наркотических средств или психотропных веществ) следует считать оконченным, когда имущество изъято и виновный имеет реальную возможность им распорядиться или пользоваться им по своему усмотрению61. Тем не менее автор приходит к выводу о том, что имущественные посягательства, для которых характерна цель присвоения, следует признавать оконченными с момента завладения чужим имуществом независимо от получения виновным реальной возможности пользоваться и распоряжаться незаконно изъятым имуществом как своим собственным. Кроме того, изменение взгляда на момент окончания хищения наркотических средств и психотропных веществ, т. е. перенесение его на более раннюю стадию, будет, по мнению А.В. Шульги, способствовать стабильности правоприменительной практики, а также усилению уголовной ответственности за совершение подобного рода деяний62.

В обоснование своих выводов А.В. Шульга привел аргументы, некоторые из которых мы приведем, сопроводив своими контраргументами.

Автор пишет, что «... объективная возможность пользоваться либо распоряжаться чужой собственностью наступает с момента реального ее изъятия или обращения, то есть с того момента, когда законный владелец теряет контроль над своим имуществом». Однако термин «обратить» означает «придать кому-чему-нибудь какой-нибудь иной вид, состояние, значение; изменить, превратить в кого-что-нибудь». Поэтому Пленум Верховного Суда СССР в п. 10 названного постановления термин «обращение», использованный впоследствии законодателем в примечании 1 ст. 158 УК РФ, истолковал как реальную возможность виновного распорядиться или пользоваться им по своему усмотрению. Таким образом, очевидно, что законный владелец еще не теряет контроль над своим имуществом с момента его реального изъятия. К тому же «изъятие» предшествует «обращению».

А.В. Шульга считает, что «возникновение у виновного «реальной возможности» распоряжаться похищенным по своему усмотрению следует рассматривать лишь как следствие причинения ущерба потерпевшему. Такая возможность возникает, как правило, тогда, когда причинен ущерб собственнику. Если нет ущерба, то и не будет возможности распоряжаться имуществом «по своему усмотрению». Последнее обстоятельство, таким образом, вторично по отношению к причинению ущерба».

Этот довод правилен по существу, но он не имеет прямого отношения к рассматриваемому вопросу. На мой взгляд, степень общественной опасности деяния с момента, когда имущество изъято и виновный имеет реальную возможность им распорядиться или пользоваться им по своему усмотрению, существенно выше таковой, присущей деянию с момента завладения чужим имуществом независимо от получения виновным реальной возможности пользоваться и распоряжаться незаконно изъятым имуществом как своим собственным.

Деятельность органов внутренних дел играет ключевую роль в предотвращении конфликтов, сохранении общественной стабильности в период политических кризисов, в постконфликтной реабилитации общества. Однако ОВД с их реальным положением в системе государственных институтов, недостаточными ресурсами и возможностями без существенных позитивных изменений в экономической и социально-политической сферах заметно улучшить ситуацию с правопорядком не в состоянии. Это связано с тем, что основные факторы, обусловливающие положение дел в сфере правопорядка, находятся вне сферы контроля и даже вне пределов досягаемости ОВД. И это обусловливает «необходимость коренного улучшения взаимодействия и более активного привлечения общественных объединений, правозащитных организаций, добровольных народных дружин и других общественных формирований, а также широких слоев населения к решению правоохранительных задач»63.

Реалии сегодняшнего дня диктуют необходимость четкого определения организационно-правовых форм взаимодействия всех перечисленных структур и основных направлений противодействия незаконному обороту наркотических средств.

Некоторые ученые, например А.В. Рыбина, считают необходимым в ч. 3 ст. 228-1 УК РФ предусмотреть такой вид наказания, как пожизненное лишение свободы64, что и было сделано законодателем. По мнению А.В. Рыбиной, ее предложение направлено на уменьшение масштабов негативных последствий, наступающих от наркобизнеса. И мы, конечно, поддерживаем такое намерение, но вместе с тем считаем, что предложенный вид наказания не будет соответствовать тяжести и общественной опасности совершенного преступления.

Действующее уголовное законодательство до последнего времени предусматривало применение в качестве наказания пожизненного лишения свободы за совершение особо тяжких преступлений, посягающих на жизнь граждан и общественную безопасность (ч. 1 ст. 57 УК РФ). Законодатель ограничил применение пожизненного лишения свободы определенным узким кругом «особо тяжких и опасных преступлений, в соответствии с тяжестью последствий их совершения и общественной опасностью уголовно наказуемого деяния, подчеркнув тем самым значимость этого вида наказания». 65

При этом объектом посягательства выступает жизнь человека или его право на жизнь, которая является высшей человеческой ценностью. Статья 228-1 УК РФ включена законодателем в раздел преступлений против общественной безопасности, но помещена в главу преступлений против здоровья населения и общественной нравственности. То есть преступные деяния, указанные в ст. 228-1 УК РФ, направлены против общественных отношений, обеспечивающих безопасность здоровья населения.

Позиция А.В. Рыбиной нашла отражение в проекте федерального закона «О внесении изменений в статьи 57, 228, 228-1 и 229 Уголовного кодекса Российской Федерации и статью 31 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации», внесенном в Государственную Думу депутатом Е.В. Ройзманом. В законопроекте предлагалось ст. 228-1 УК РФ дополнить частью четвертой, предусматривающей в санкции наказание в виде лишения свободы на срок от пятнадцати до двадцати лет либо пожизненное лишение свободы.

В пояснительной записке Е.В. Ройзман аргументировал необходимость введения пожизненного лишения свободы за преступления, предусмотренные ч. 4 ст. 228-1 УК РФ, тем, что тяжесть последствий указанного преступления должна соответствовать тяжести возможного уголовного наказания.

При решении этой проблемы следует учитывать порядок рассмотрения дел и назначения наказания судами по названной категории преступлений, а именно, ст. 228-1 УК РФ.