Убийства по мотивам кровной мести

Право в субъективном смысле в свою очередь представляет отвлеченное понятие, как и норма, а потому само по себе, по общему правилу, не может быть непосредственным объектом преступного посягательства, пока оно  не найдет выражения в конкретно существующем благе или интересе... Для преступного посягательства на такое право... необходимо посягательство на проявление этого.

Можно отметить также  иную трактовку объекта преступления. По мнению авторов учебника по Общей  части уголовного права, подготовленного коллективом ученых из Екатеринбурга, объект преступления — «тот, против кого оно совершается, т. е. отдельные лица или какое-то множество лиц, материальные или нематериальные ценности которых, будучи поставленными под уголовно-правовую охрану, подвергаются преступному воздействию, в результате чего этим лицам причиняется вред или создается угроза причинения вреда»³².

В учебнике приводится довольно обширное по объему обоснование данной позиции. Однако согласиться с ней  вряд ли возможно. Мы согласны с мнением отдельных ученых, в соответствии с которым такое понимание объекта преступления противоречит как позиции законодателя, так и обыкновенному здравому смыслу. Подобная трактовка как бы меняет местами понятия объекта и предмета преступления, необоснованно примешивая сюда и категорию потерпевшего; при этом объект — всегда лицо или множество лиц, предмет — определенные материальные или нематериальные ценности этих лиц. Помимо того, что не совсем ясен смысл такой «рокировки», данная позиция не отвечает главному требованию понятия объекта преступления — определению того, чему именно причиняется или может быть причинен вред в результате преступного посягательства. При таком подходе невозможно разграничить отдельные преступления между собой: так, например, и диверсия, и терроризм совершаются против множества лиц, следовательно, разграничить эти преступления можно только по «предмету» (согласно данной трактовке) — тем ценностям, которым причиняется вред.

Именно эти ценности и должны признаваться объектом преступления. Смешение же объекта и предмета преступления нивелирует сущность и значение как первого, так и второго.

Первые же нормативно-правовые акты советского периода развития российского  уголовного законодательства, в частности, отмечали, что их задачей является охрана посредством репрессий системы общественных отношений, соответствующих интересам трудящихся масс, организовавшихся в господствующий класс в переходный от капитализма к коммунизму период диктатуры пролетариата.

Впоследствии похожие  положения, касающиеся объекта преступления, были восприняты первым советским Уголовным кодексом РСФСР 1922 г. Основными началами уголовного законодательства СССР и Союзных республик 1924 г. и УК РСФСР 1926 г. Такой подход к понятию объекта преступления в советском законодательстве был следствием того, что уголовное право данного периода отвергало, как буржуазные и реакционные, действовавшие до него отечественные уголовное законодательство и уголовно-правовую науку.

У этой теории есть исторические корни. «В современном праве, — замечал Н. Д. Сергеевский, — выдвигается сознание о том, что всякое нарушение права отдельного лица есть вместе с тем правонарушение общественное, поэтому всякое причинение вреда в наше время мыслится как преступное деяние против всего общества, хотя бы оно нарушало ближайшим образом только интересы частного лица. Новое время постепенно, хотя и со значительными колебаниями, несет с собою ограничение области частных преступных деяний, и в будущем, по всей вероятности, во всякой неправде будут видеть вред всему «обществом». Слова Н.Д. Сергеевского оказались пророческими и вскоре преступлением назвали нарушение порядка общественных отношений, охраняемого уголовным правом, а чуть позднее это положение нашло свое концептуальное воплощение в учебнике А. А. Пионтковского, где четко указывалось, что объектом всякого преступления являются общественные отношения, охраняемые аппаратом уголовно-правового принуждения.

Однако в последнее  время наметился и некоторый  отход от такой однозначной трактовки  понятия объекта преступления. Так, можно сослаться на высказывание Н.И. Коржанского, который отмечал следующее: «Развитие права и юридической науки в настоящее время подошло к тому уровню, при котором общее определение объекта правовой охраны в самом общем виде как общественных отношений уже не может удовлетворить ни теорию, ни практику». Аналогичное суждением мы видим у профессора А. В. Наумова, который и в своем курсе лекций, и в учебнике по Общей части уголовного права высказывает мнение о том, что теория объекта преступления как общественного отношения «срабатывает» не всегда и, следовательно, не может быть признана универсальной теорией³³. Сомнения в том, что объектом преступления действительно во всех случаях являются общественные отношения, высказывали и другие ученые. Н.И. Загородников в связи с этим писал:

«Признание как общим, так и конкретным объектом преступления общественных отношений принижает  значение, искажает роль человека в  жизни цивилизованного общества. Из главной и неменяющейся общечеловеческой ценности человека превращают во второстепенный составной элемент общества. Часть того, что человеком создано, усовершенствовано, становится более важным и значимым, чем он сам и присущие ему при рождении права и cвoбoды. Далее, в ходе анализа он делает вывод, что лицо «ни о каких «общественных отношениях» виновных ни до, ни во время, ни после совершения преступления не помышляет, да и нам безразлично, отражались ли они или нет в его сознании. Ни реальная жизнь, ни изучение мотивации поведения людей, ни обобщение судебной практики, ни здравый смысл не дают доказательств, что будто бы виновный, осуществляя конкретное посягательство, при этом реально сознавал, что его объектом являются общественные отношения. Убежден, что таких доказательств не существует.

Прав Н.И. Загородников, когда утверждает, что «как наивысшая социальная ценность человек выступает главным и самым важным благом, защищаемым уголовным правом или общим объектом преступления. Исходя из здравого смысла, люди стремятся к защите своей собственной личности, объявляют и берут под защиту такие блага и интересы, которые есть у каждого из них. Любой человек стремится к сохранению этих благ, и ему не нужно доказывать и убеждать в необходимости признания как приоритетной ценности его жизни, здоровья, свободы, чести, имущественных, политических и социальных прав. В связи с этим необходимо согласиться с А.В. Наумовым в том, что представляется возможным возвращение к теории объекта как правового блага, созданной еще в конце прошлого века (автор имеет в виду конец XIX века. - С.Г.) в рамках классической и социологической школ уголовного права³⁴.

Исходя из этого, можно  сделать вывод, что объектом преступлений, совершенных по мотиву кровной мести, являются не общественные отношения  в сфере конституционно закрепленного  права граждан на жизнь, а, прежде всего, конституционно закрепленные интересы и права лиц быть защищенными от посягательств на жизнь, совершаемых по мотивам кровной мести.

Следует отметить, что  при совершении любого убийства лицо посягает на жизнь другого человека, т. е. причиняет ему смерть, и, следовательно, объектом любого убийства, в том числе и убийства на почве кровной мести, является, как уже было отмечено, жизнь другого человека. Вместе с тем объект убийства по мотивам кровной мести шире, чем объект убийства по иным мотивам. Дело в том, что при совершении убийства из мести объектом преступления, как правило, является жизнь обидевшего лица. А при совершении убийства на почве кровной мести объектом может стать не только жизнь обидевшего лица, но и жизнь лиц, находившихся в родстве с обидевшим.

В науке имеются суждения относительно того, чья конкретно жизнь может стать объектом кровной мести³⁵.

По мнению Г.И. Диасамидзе, объектом убийства на почве кровной  мести может быть только жизнь  другого лица, не принадлежащего к  одному роду с убийцей. В частности, он подчеркивает, что «кровная месть могла возникнуть только вне рода и не между сородичами. Таким образом, потерпевшими при кровной мести могут быть только представители чужой фамилии, люди, не принадлежащие к одному роду». Однако рассмотрение объекта убийства на почве кровной мести, только как жизни чужого лица, не принадлежащего к одному роду с убийцей, представляется не совсем точным, т. к. кровная месть может возникнуть не только между отдельными племенами, родом, но и внутри племени, семьи, рода, одной фамилии, а иногда и между членами одной семьи.

Поскольку убийство по мотивам  кровной мести является одним  из разновидностей умышленного убийства, то прежде чем рассмотреть, как Уголовный  кодекс РФ решает вопрос об убийстве на почве кровной мести, следует  уяснить, что понимается в УК РФ под умышленным убийством и какая связь между понятиями умышленное убийство и убийство на почве кровной мести.

Наиболее тяжкими и, к сожалению, очень распространенными  среди преступлений против жизни  являются убийства. Это - древнейшее и  вечное преступление. Возможность его совершения сохранится до тех пор, пока на земле будет более одного человека. Подтверждением тому служит предание из Библии. Когда на Земле было всего лишь четыре человека - Адам, Ева, Авель и Каин, у последнего возникло желание и появился повод лишить жизни одного из представителей в тот момент весьма немногочисленного человечества. И, как гласит великая религиозная книга, после этого в истории человечества больше уже никогда не было такого периода, когда не совершались бы убийства.

Убийство издревле считалось преступлением, оно осуждалось как моралью, так и системой норм и правил, имеющих силу закона. Запрет на убийство был одним из первых табу в человеческой культуре. Во многом это объяснялось необходимостью продолжения рода и укрепления общества. Свобода убийства угрожала человечеству истреблением, поэтому начала убийство было осуждено и запрещено в локальных сообществах — родах, племенах и т. д. По мере становления более крупных человеческих сообществ, вплоть до государственных объединений, табу на убийство приобрело форму закона, обязательного для всех членов сообщества.

Известно, что первые законоуложения, как написанные, систематизированные  совокупности норм и правил поведения, а также запретов, формируются  на основе общепринятых норм морали, формализуемых и закрепляемых в законах.

Убийство трактуется как преступление практически во всех законодательных системах —  древних и современных. Термин «убийство» в российском праве утвердился во второй половине X века.

Современное российское законодательство, в отличие от союзного, впервые дает определение данного вида преступления: убийством признается только умышленное причинение смерти другому человеку. В отличие от УК РСФСР (ст. 106), действующий уголовный закон не знает термина «неосторожное убийство», так как в общественном сознании «убийство» ассоциируется лишь с умышленным причинением смерти.

Данный подход соответствует  и традициям русского дореволюционного права. А причинение смерти по неосторожности образует по новому уголовному закону самостоятельный состав преступления (ст. 109). Примечательно, что в русском языке «убийство» и «причинение смерти» являются синонимами. В частности, В. Даль определяет слово «убить» как зашибить или ударить до смерти, а «убийство» — как лишение кого-либо жизни, как преступление. Ожегов определяет слово «убить» как лишить жизни, а «убийство» — преступное лишение жизни кого-нибудь.

Одним из основных признаков  убийства, отличающего данное преступление от других, является насильственный характер смерти потерпевшего. Но насильственная смерть может носить и правомерный характер (например, приведение в исполнение приговора к смертной казни).

Кроме того, насильственная смерть может свидетельствовать не только об убийстве, но и о несчастном случае, и о самоубийстве. Следовательно, возникает вопрос об их разграничении. В отличие от правомерного лишения жизни, несчастного случая и самоубийства, убийство преследуется как противоправное деяние, предусмотренное Особенной частью УК РФ.

Чтобы исключить отнесение  к убийству правомерного лишения  жизни и случайного причинения смерти, совершаемых при отсутствии вины, необходимо при определении убийства указать на виновное лишение жизни  человека и, наконец, для отграничения от самоубийства должно быть указано, что речь идет о лишении жизни другого человека.

Последствием убийства является насильственная смерть человека, то есть «смерть, наступившая в результате какого-либо внешнего вмешательства или повреждения, насильственных действий». Следовательно, насильственный характер смерти — один из признаков убийства. Следующими признаками являются виновность и наказуемость убийства, которые ранее уже рассматривались.

2.2. Объективная сторона  преступления

Убийство на почве  кровной мести имеет особенные  как объективные которые содержатся в элементах состава преступления, предусмотренного п. «е 1» ч. 2 ст. 105 УК РФ.

Переходя, непосредственно, к анализу объективной стороны  преступления, надо сказать, что комплекс проблем и вопросов, связанных с убийством по мотивам кровной мести, очень сложен³⁶. Слишком размыты критерии определения понятия кровной мести, о чем говорилось в предыдущем параграфе. В этой ситуации правильная и полная юридическая оценка известного рода преступления - одна из важнейших гарантий осуществления правосудия. Только точная квалификация преступлений позволит верно, а значит правильно оценить характер и степень общественной опасности, дать ему соответствующую оценку, а значит, назначить объективное наказание. Перед уголовной наукой стоит важнейшая задача теоретического исследования этой проблемы, от разрешения которой непосредственно зависит возможность повышения уровня профилактики и эффективности борьбы с преступностью, от четкости, логичности законодательной системы составов конкретного преступления наука уголовного права призвана сыграть важную роль в выработке рекомендаций по совершенствованию законодательства и практики его применения.