Естественное и позитивное право как основные структурные элементы правовой реальности, их смысл и соотношение

В целом североамериканская естественно-правовая мысль обогатила философию права содержательными размышлениями о наилучших моральных основаниях демократического общества, выдвинула идею прав и свобод человека во главу своих концепций справедливости, значительно усилила процесс гуманизации права.

Общая характеристика неогегельянской философии права

Существенный вклад в развитие естественно-философской мысли в XX столетии сделала неогегельянская философия права. О новом прочтении Гегеля заявил в 1910 году В. Виндельбанд в своем докладе «Возрождение гегельянства». Идеи Гегеля о свободной воле человека как «права самого в себе», о разумности законов, отвечающих природе человека, понятию человека, свободе, о субстанции права как самообусловленной человеческой воле явились источником многих новаторских течений западноевропейской правовой мысли начала прошлого века. В целом же неогегельянская мысль, главным образом, исходила из определения идеи права как свободы. Гегель писал: «Философская наука о праве имеет своим предметом идею права — понятие права и его воплощение. Идея права и есть свобода. Система права есть царство реализованной свободы». Так, немецкий философ и правовед М. Мюллер осуществил попытку рассмотреть историю права и общества в целом как «историю свободы», опираясь в своем познавательно-методологическом плане на эклектическое объединение объективного идеализма и экзистенциализма: развитие права — это результат исторического саморазвития свободы, выявляющейся в процессе уяснения человеком своей сущности. Современные последователи Гегеля, как и их учитель, стремятся доказать, как представления, развивающиеся в сознании людей, образуют историю, общество, право. Обусловленное же историческим саморазвитием свободы право стремится создать свободное общее человеческое существование, законодательство и общественный строй в целом. Некоторые неогегельянцы, прежде всего Э. Шпрангер, прибегают к интерпретации философии духа в попытках объяснить историческое развитие права. По Шпрангеру, естественное право - это образ справедливого права, содержащегося в правосознании и возникшего в результате диалектического развития духа. Неогегельянство истолковывает идею права в традициях панлогизма и утверждает: если нет разумного права, есть правовой разум, который должен быть воплощен в позитивном праве. Неогегельянскую теорию права разрабатывали Ф. Розенцвейг, Ю. Биндер, Ф. Блашке, Г. Геллер, Л. Циглер, И. Пленге и др.

В частности, плодотворно и тщательно исследовал правовые идеи Гегеля итальянский мыслитель Б. Кроче (1866—1952). Он назвал свою правовую концепцию «религией свободы». По его утверждению, свобода — высший закон человеческой истории и бытии. Но если у Гегеля речь идет о разумных формах объективации свободы в историческом процессе, то Б. Кроче акцентировал внимание на принципиальной невозможности определить характер свободы. Идею необусловленной свободы какими бы то ни было фактическими факторами Б. Кроче использовал для обоснования формальной, юридической свободы и невозможности фактической свободы. По мнению Кроче, лишь «меньшинство; которое правит» (политический класс), знает, чего оно хочет.

Общая характеристика неокантианского правопонимания

Бережно относясь к гуманистическому пафосу предшествующих теорий естественного права, Кант преодолел их натурализм, — «естественное право» было таким законом социума, который, подобно закону природы, выражал естественную необходимость, — и обратился к пониманию духовной, прежде всего к нравственной природе права, вытекающей из самосознания личности. Кант выводит естественное право не из природных стремлений и качеств человека, а из глубинной сущности его духа, из практического разума, и этот разум является не средством нахождения принципов, а их источником. Именно из сферы практического разума Кант выводил закон свободы. Поэтому у Канта всеобщий правовой закон гласит: «Поступай внешне так, чтобы свободное проявление твоего произвола было совместимо со свободой каждого сообразно со всеобщим законом». Из этого теоретического источника подпитывались идеи последователей великого немецкого философа.

Среди тех, кто наиболее полно осознал идей Канта в сфере моральности и права и пошел дальше своего учителя, следует назвать В. Виндельбанда, Г. Радбруха, Р. Штаммлера, Г. Когена, П. Наторпа, Дель Вико, П. Новгородцева. Для концепций естественного права, возникших на основе учения И. Канта о праве, универсальным является принцип данности «истинного» права лишь через субъективное мышление. Исходный пункт неокантианства — не право как социальная реальность, а априорные понятия права и идея права, которые уже после накладываются на действительность, но независимые от нее (Р. Штаммлер, Г. Радбрух).

В контексте кантовских положений о соотношении должного и сущего, формального и фактического неокантианцы доказывают, что закономерности социальной жизни и общественного развития являются закономерностями юридической формы. При этом под закономерностями и целями общественной жизни и общественного развития имеются в виду априорные идеи разума, а также априорные идеи права. С этих позиций неокантианцы" критиковали марксистское учение об определяющей роли экономических отношений и о вторичном (духовно-бытовом) характере права, утверждая, что общественная жизнь обусловлена правовым регулированием.

Рудольф Штаммлер (1856—1938) считал право наиболее важной формой организованной снаружи социальной жизни людей и подчеркивал первичный характер права по отношению к государству. По Штаммлеру, понятие права невозможно вывести из общественно-исторического опыта, оно выступает в качестве априорной категории, независимой от социальной действительности, развитие которой должно осуществляться путем частичных изменений права. Конечной целью этих изменений, идеалом «правильного права» должно быть создание общества свободно желающих людей». Развернутые представления о праве на основе идей Канта Р. Штаммлер излагает в работах «Хозяйство и право с точки зрения материалистического понимания истории», «Учение о правильном праве», «Теория юриспруденции». В частности, говоря о марксизме как вульгарном экономизме, Р. Штаммлер подчеркивал, что право имеет первичный характер по отношению к экономике, во всяком случае в логическом плане. Теория Р. Штаммлера о праве основана на допущении того, что существуют чисто формальные категории. Он стремится вывести конкретные правовые положения из сугубо формальных принципов. С помощью понятия права и ряда других априорных категорий социальная реальность воспринимается как организованная целостность, выделяющая право. Р. Штаммлер полагает также, что юридические науки возникают, утверждаются и вступают в действие независимо от государственной организации. Нельзя одобрить взгляды, доказывал Штаммлер, рассматривающие право как социальное правило, за которым стоит сила. Подобное отождествление права и фактической силы является неверным. Не каждое социальное предписание власти имеет юридический характер, а лишь часть из них. Разделяя право на справедливое и несправедливое, Штаммлер подчеркивает, что нет правовых положений, которые раз и навсегда были бы только справедливыми или исключительно несправедливыми в каждой отдельно взятой ситуации. Ибо нет никаких правовых положений, включающих в свое условное содержание безусловный фактор. Только праву в целом по существу принадлежит внутреннее желание достичь объективно справедливой целостности социальной жизни, ему внутренне сродни движение к Социальному идеалу Р. Штаммлер на неокантианской основе (разработал идею «естественного права с меняющимся содержанием», оказавшую огромное влияние на развитие естественно-правовой мысли ХХ столетия. Прежде всего в систему своих правовых взглядов Штаммлер вводит принцип развития воплощением которого и является категория естественного права с меняющимся содержанием. Сам процесс развития Штаммлер мыслит как смену исторических пунктов в движении представлений человечества об объективно справедливой целостности общественной жизни, когда люди лучше понимают то, «что является справедливым». Штаммлер ставит задачу отыскать общезначимый формальный метод, с помощью которого меняющийся материал исторически обусловленных правовых установлений возможно была бы обработать, упорядочить и определить наличие в нем свойства «объективного». То, что понимают как естественное право, считает Штаммлер, владеет действительностью иного плана, чем позитивное право: первое как масштаб, второе как принудительная норма. Таким образом, «естественное право с меняющимся содержанием» является не системой норм, действительных в определенной исторической ситуации, а формальным метафизическим началом, олицетворяющим справедливость как критерий оценки и исправления права в законе.

Концепции возрожденного естественного права XX столетии

Собственно специфика концепций естественного права, независимо от отличий отдельных его школ, определилась общим для них методом осмысления, объяснения и оценки правовых явлений или общим методологическим установлением правопонимания, выраженным в понятийном разграничении и критическом сопоставлении права и закона, прежде всего с позиций «природной» справедливости.

В научной литературе обычно все концепции естественного права разделяются на две группы. К первой он относит, прежде всего, теоретические конструкции природы вещей, а также поставленную феноменологической школой категорию «эйдетического права». Конструкции природы вещей рассматриваются как онтологический аналог естественного права.

Если классическое естественно-правовое мышление ориентировано на поиск абстрактных норм в «природном порядке», то с природой вещей связывается поиск конкретных критериев справедливости юридических решений. Что касается «эйдетического права», то, в сущности, здесь внимание концентрируется на трансцендентальных юридических понятиях. «Эйдетическое право» является тем общим, которое выделяется феноменологией в различных правовых системах; как такое, что имеет свое обоснование в самом себе, приписывая ему идеальную сущность права, не зависящую от специфики конкретных явлений, от их социально-исторического контекста.

Ко второй группе концепций относятся те, которые включают в себя, во-первых, естественное право в экзистенциальном толковании. Последнее отбрасывает действительность абстрактных норм внепозитивного, абсолютного в своем значении права, выступая против классической естественно-правовой доктрины («метафизики права»). Но когда встает вопрос о критериях справедливости социально значимых актов, то противопоставленное закону экзистенциалистски толкуемое право традиционно все же обозначается понятием «естественное».

Во-вторых, к этой группе относится и неокантианское «естественное право с изменяющимся содержанием», которое видит формальное начало справедливости в позитивном праве и историческое воплощение в законе «правильного» содержания.

В-третьих, ко второй группе относятся и концепции, обращенные к новым направлениям поиска основ правопорядка и конкретных решений в «природе человека». Если классическая естественно-правовая доктрина апеллирует к метафизической сущности человеческой природы, то для современной антропологической философско-правовой мысли, базирующейся на данных естественных наук, характерным является появление новых толкований «природы человека». Отсюда вытекают интерпретации естественного права как биологически обусловленных фундаментальных норм, как подсознательного обращения человека в поиске критериев справедливости к своей инстинктивной природе.

Юридические позитивисты ХХ века: Кельзен и Харт

Постостиновские юридические позитивисты отказываются от командной теории и теории суверенитета Остина, пытаясь разработать теории, концентрирующиеся на правовых системах (а не отдельных законах) и юридических правилах (а не актах отдельных личностей). Эти теории остаются позитивистскими, поскольку они:

-  настаивают на четком разграничении права и морали (правила и нормы, которые они подчеркивают, неморальны по своей природе);

-  предлагают критерий происхождения как тест на законность (данное правило есть закон, если оно возникло определенным образом, то есть, если оно было принято в соответствии с правилами принятия законов в данном обществе, к примеру, утверждено законодательным органом).

Рассмотрим самые влиятельные из современных позитивистских теорий — теории Г. Кельзена и  Г. Харта.

Ганс Кельзен (1881 — 1973) являлся радикальным неопозитивистом. Рассматривая теорию Остина, Г. Кельзен попытался провести границу между тем, что он называет «наказывающими» и «лишающими» санкциями. Что значит подвергнуться наказывающей санкции? Это значит быть наказанным государством, как в случае с уголовным правом. А что значит подвергнуться «лишающей» санкций? Это значит лишиться официального утверждения ваших сделок со стороны государства (это и происходит, когда мы не следуем законам о заключении контрактов). Подобные усложнения, однако, выглядят искусственными. Они напоминают попытку показать, что правила игры в футбол — это на самом деле система наказаний игроков судьей, или что все люди, несмотря на то, что некоторые из них явные альтруисты, все-таки «по своей сути эгоисты». Кельзен предложил собственную «Чистую теорию права». По его мнению, некоторый правопорядок можно считать несправедливым с точки зрения определенной нормы справедливости. Тем не менее, тот факт, что содержание действующего принуждающего порядка можно расценить как несправедливое, еще вовсе не основание для того, чтобы не признавать этот принуждающий порядок правопорядком».

В своей «чистой теории права» Г. Кельзен стремится рассмотреть, универсальные моменты права (позитивного права), исключив из него случайные, по его мнению, и такие исторические элементы, как идеалы справедливости или социальные условия. В значительной мере Г. Кельзен определяет природу права с помощью разграничения мира сущего и мира должного. Как полагает Г. Кельзен, природа права относится исключительно к миру должного. Если в мире сущего действует причинная связь, то в мире права как должного эта связь существует по принципу «вменения». Это значит, «если А, то должно быть Б». Из этого вытекает, что когда допущена, скажем, несправедливость, то должно быть действие (санкция) как следствие этой несправедливости. Скажем, право на жизнь состоит лишь в том. Что в случае убийства человека против убийцы будет применена сила.

Г. Кельзен ставит и вопрос о нормативной (обязательной) силе права. Исходным пунктом процедуры создания позитивного права у него выступает основная норма. Она, как подчеркивает Г. Кельзен, определяет основной фактор правотворчества, Такое возможно вследствие того, что действие правовой нормы обусловлено не фактическими отношениями, а силой другой, более высокой нормы, определяемой как основная. То есть правовую норму как сферу должного можно выводить только из другого должного (более высокой нормы). Собственно, сам Кельзен склонен считать основную норму как «трансцендентально-логическое условие» толкования юридического бытия. Ее не может установить никакой авторитет, она может быть лишь «предложена», чтобы право как сложная нормативная система было возможным. Основная норма предусматривает подчинение конституции, и, понятно, законодателю.

«Каждый должен действовать так, как предписано автором правового порядка», — такой девиз Г. Кельзена. И все же Г. Кельзен стремится смягчить статус права как команды. Он пытается сузить сферу государственного произвола. Для этого он предлагает концепцию «полномочий», что означает: право действует не потому, что оно является «силой власти», а потому, что имеет полномочия на принудительное применение силы. Как подчеркивает Г. Кельзен, государство отличается от банды разбойников лишь тем, что имеет полномочия на принудительное подчинение. Иными словами, правовой характер имеет не каждое принудительное предписание, а только то, которое исходит от властной инстанции, имеет на это соответствующие полномочия. Здесь просматривается явная тенденция позитивизма замаскировать свой государственный абсолютизм.

Генрих Харт (1907 – 1993) указывал на ряд серьезных недостатков теории Остина права как приказов, подкрепленных угрозами. Во-первых, такая модель имеет больше всего сходства с уголовным законодательством. Уголовный кодекс предъявляет к нам определенные требования, запрещает некоторое поведение под угрозой наказания. Страх перед наказаниями (в числе других факторов) заставляет нас подчиняться требованиям уголовного законодательства. Но даже уголовное законодательство не укладывается в рамки теории команд, подкрепленных угрозами. Такие команды отдаются другим. Но уголовное законодательство применяется и к тем, кто его принял, налагает обязанности и на самих законодателей.

Во-вторых, есть другие области права, где аналогия с приказами и угрозами совершенно не работает. Например, законы, регулирующие заключение браков, составление завещаний, подписание контрактов. Эти законы никого ни к чему не принуждают. Они не угрожают никакими наказаниями. Они не заставляют никого жениться или писать завещания. Наоборот, они дают людям права и обеспечивают средствами для реализации их желаний, создавая для этого особые процедуры. Эти законы не говорят: «Поступай так, а не то будешь наказан», они говорят: «Если хочешь того-то, делай так-то».