Тюремная субкультура

Снегири -- веселой стаей 

Вы наведайтесь  в Советск.

Передайте моей Тае 

Самый искренний привет [КЧЖ 1994: 43].

Письма  начинаются с этикетного приветствия, завершенность им придают финальные формулы:

До свиданья, не скучайте,

Жду вестей, не забывайте,

Всем  друзьям, родным привет,

С нетерпеньем  жду ответ [ВиЗ 1997: 24-25].

Особую  актуальность в тюремном космосе  имеют формулы прощения и прощания:

И прости за прогрешенье,

Не люблю  я слов,

И слезу  прими в прощенье

Да поклон ветров [Пр 1995: 13-14].

Разнообразные фольклорные жанры представлены в памятниках письменного фольклора  заключенных: альбомах, песенниках, блокнотах.

Тюремные альбомы -- основная форма бытования текстов письменного тюремного фольклора. Альбомный стих в России имеет почти трехвековую историю. Пришедшая из Франции традиция ведения альбомов получила широкое распространение в разных кругах русского общества. Тюремные альбомы со стихами, песнями, афоризмами появились уже на царской каторге [Элиасов 1969: 96]. Л.Е. Элиасов видел их у сибирских старообрядцев, но, к сожалению, не описал. Д.С. Лихачев свидетельствовал что в 1920-е годы в СЛОНе альбомы со стихами и автобиографическими записями были у многих уголовников [Лихачев 1994: 168].

Современные альбомы продолжают старую тюремную традицию. Они своеобразно оформляются, песни и стихотворения, нашедшие место на их страницах, могут богато иллюстрироваться. Наиболее популярны рисунки, изображающие решетку, наручники, розы за колючей проволокой, горящие свечи. Так же как на татуировках и марочках, в альбомах часто встречается изображение карт: пиковый туз символизирует тюрьму, "казенный дом", бубновый туз -- символический образ заключенного. Как известно, бубновым тузом назывался в старой России прямоугольный лоскут, нашивавшийся на одежду заключенного. В тюремной песне поется об этом: "Пришейте на спину бубнового туза, / Чтоб было видно при отчаянном побеге. / За просто так, за дикие глаза / Меня в лесу пристрелит пьяный егерь" (ЖК). Развернутая колода выражает общую идею: жизнь -- игра.

В тюремные альбомы заключенные помещают стихотворения (сатирические, философские, политические, любовные), стихотворные заготовки  для писем, специфические альбомные тексты, обращенные к читателям альбома.

Взгляни, мой друг или подруга,

И пробегись  очами по строкам:

Они написаны в часы досуга,

Когда слонялся я по тюрьмам-лагерям (ДК),

- пишет  малолетний заключенный в своем  альбоме. Именно место создания альбома -- непрофаническое, недоступное для обычных людей пространство -- должно вызывать у читателя особое уважение к памятнику тюремной культуры и его создателю. Особая группа альбомных стихов акцентирует замкнутость, специфичность тюремной субкультуры, утверждает непреодолимость ее границ в смысле понимания непосвященными. Герой, познавший вкус неволи, обращается в стихах и афоризмах к тем, кто не имеет этого знания, мир свободы при этом осмысливается им как развращенный и праздный. Сквозь альбомную поэзию проходит мысль о том, что вольный человек не способен понять зэка: "Ты не сидел, ты не был там / Ты пил вино и трахал дам" (ДК).

Для воровской  эстетики важно переживание жизни  как игры. Вор всегда играет определенную роль, недаром выход на свободу заключенные сопоставляют с выходом на сцену. Выйти надо "красиво", но к этому "красивому" выходу зэк готовится заранее и готовит публику. Находясь в тюрьме, в письмах родным, друзьям и подругам заключенный демонстрирует свою тюремную "просвещенность", "образованность", "элегантность" в выражении мыслей и чувств. Именно для этого заключенные переписывают друг у друга стихотворные заготовки с поздравлениями, пожеланиями, признаниями, которые затем используют при написании писем на волю. "Пусть скалы и горы сойдутся, / Пусть высохнет в море вода, / Пусть солнце и звезды погаснут, / Но я не забуду тебя" (СР), -- в подобных формах зэки выражают свои чувства в письмах к любимым. В основе любовных текстов лежит идеализация предмета любви и собственного чувства, они состоят из общих мест и устойчивых формул. Автор тюремных любовных писем являет образец "тюремного вежества", своего рода "тюремной куртуазии". Он соблюдает правила тюремного этикета, и письма его являются определенным ритуалом. Арестант стремится воспеть совершенную любовь в совершенных (с точки зрения тюремной эстетики) формах, потому "влюбленный" часто прибегает к помощи писаря, создающего стандартный любовный текст [Ефимова 1999б].

Заключенные демонстрируют свое интеллектуальное превосходство над представителями властей и свободными людьми, они используют в речи иностранные слова, заведомо непонятные ментам, афоризмы из Ницше и Шопенгауэра. Афоризмы заучиваются наизусть и находят место на страницах тюремных альбомов. Так, в тетради рецидивиста мы нашли список изречений на английском, французском, латинском, итальянском языках, иврите. Изречения на иностранных языках наносятся на тело в виде татуировок. Смысл изречения подчас забывается и носитель татуировки не может объяснить, что означает нанесенная на его тело надпись. Афоризмы вообще чрезвычайно популярны в тюрьмах и ИТУ. Ими испещрены стены штрафных изоляторов, ими украшают альбомы и блокноты, они постоянно мелькают в разговорной речи. Традиционные тюремные афоризмы выражают идеологию криминального мира: презрение к властям и всему людскому "стаду". "Что можно льву -- нельзя собаке", "лучше быть последним волком, чем первым среди шакалов", -- утверждают зэки (СР). Для тюремных афоризмов характерны темы неволи, ранней гибели, разлуки, тюрьма и ИТУ осмысливаются в них как места, гибельные для человека. В афоризмах звучат проклятия тюрьме и клятвы мести.

Заключенные-женщины  тетради и блокноты со стихами  дарят друг другу на память о любви. В них помещаются любовные стихи, в числе которых -- традиционные любовные четверостишья, такие как: "Не шути словами, / Не играй судьбой, / Будь моей любовью, / Будь живой водой!" или "Нас не сможет с тобой разлучить/ Даже строгая сила закона. / Мы будем друг друга любить / Даже там, где запретная зона" (ЖК).

В криминальной среде популярен жанр афористического  стихотворения. Чаще всего это четверостишья, отражающие мироощущение заключенных, трагизм их положения и одновременно умение прославлять жизнь даже в  экстремальных условиях тюрьмы:

Пой же громче, луженная глотка,

Чтоб  покойника бросило в дрожь,

Наша  жизнь -- это бляди да водка,

А цена ей -- поломанный грош! (СР)

Стихотворения и афоризмы как памятники криминальной субкультуры связывают мир воли и неволи, исполняются на свободе  и в тюрьме. Афористическое стихотворение может найти место на страницах тюремных альбомов и исполняться в качестве застольного тоста при возвращении домой. В тюремных преданиях популярен сюжет о возвращении вора из тюрьмы. Попадая в обычный вольный мир, где к нему относятся с большим опасением, вор блистает приобретенными в тюрьме "аристократическими" манерами, произносит за праздничным столом тост на французском языке и читает стихи, такие как: "Я поднимаю свой бокал / За тех, кто знает вкус неволи, / За тех, кто в жизни испытал / Всю тяжесть арестантской доли" (ДК).

Заключенные обычно хорошо знают уголовный кодекс. Как говорил один известный герой-аферист, "... я чту уголовный кодекс. Это моя слабость" [Ильф, Петров 1948 : 363]. Эта мысль, очевидно, владеет  арестантами, когда они украшают свои альбомы списками статей российского уголовного кодекса. Знание УК -- признак человека бывалого, "своего" в местах лишения свободы. Этим знанием щеголяют блатные. Статьи уголовного кодекса украшают речь заключенных, используются в качестве иносказательных выражений. "Прогон от вора -- это ходячая семьдесят седьмая", -- говорит малолетний заключенный-блатной. О недостойном, с точки зрения заключенного, поведении начальства, говорится: "Это одна большая сто пятьдесят девятая" (т.е. мошенничество) (ДК). "Жизнь ты блатная, злая жизнь моя, / Словно сто вторая мокрая статья", -- поется в песне А. Розенбаума, популярной в тюремном мире.

Тюремные  альбомы ведутся обычно новичками  в тюремном мире. Как свидетельствуют  рецидивисты, малолетки создают альбомы "в основном -- чтобы показать на свободе, вытащить и сказать: "Я зону топтал"" (СР), т.е. они создаются во многом ради их знаковой функции.

В отличие  от других субкультурных образований  криминальный (воровской) мир имеет  глубокие исторические и мифологические корни: многим народам в период язычества были известны боги воровства и культы ловких воров. Фольклорный образ вора, на который в поведении и поэтике ориентируется современный блатной, связан с архетипом трикстера -- комического дублера мифологического культурного героя, нарушителя самых строгих табу, норм права и морали. В основе большинства вербальных текстов современного тюремного (воровского) фольклора лежат трюковые ситуации, берущие свое начало в мифе и фольклоре. Современная криминальная субкультура генетически и типологически связана с институтами разбойничества и пиратства, ряд норм и символов которых находит место в нынешней воровской среде. Тюрьма как "мертвый дом" и одновременно как "дом родной" является едва ли не единственной в современном мире адекватной заменой "мужского дома" -- особого рода института, свойственного родовому строю. Тюремная культура, вполне традиционная и замкнутая, сохраняет архаические черты, изучение которых дает возможность раскрыть механизмы возникновения и особенности функционирования ряда древнейших фольклорных жанров и ритуалов (в первую очередь инициации и социализации вора-бродяги).

                                  Малый словарь блатной фени

АВТОРИТЕТ — представитель высшей группы в неформальной иерархии заключенных (блатной, вор в законе). В арестантском языке слово используется, как правило, во множественном числе: авторитеты. Неформальный порядок, действующий в сообществе заключенных, носит авторитарный характер. Реальная ситуация, складывающаяся в неформальной жизни ИУ, СИЗО или их подразделении (камере, ПКТ, ШИЗО и т.п.) определяется авторитетами данного учреждения, влиятельными авторитетами на воле или в других учреждениях, а также тактикой, которой придерживаются работники оперативных служб.  
Авторитетный арестант — заключенный, имеющий высокий статус в одной из двух групп неформальной иерархии: блатные и мужики. Не употребляется по отношению к представителям таких неформальных групп, как козлы, черти, опущенные и др.

АКТИВИСТ — заключенный, открыто сотрудничающий с администрацией ИУ, вступивший в секции, "самодеятельные организации осужденных" (см. козел).

АРЕСТАНТ: 1) уважительное обращение к любому заключенному, тем более, к незнакомому; 2) авторитетный заключенный.

БЕСПРЕДЕЛ —отсутствие порядка, произвол, беззаконие. Беспредел блатной, шерстяной: открытое насильственное нарушение тюремного закона со стороны блатных или шерстяных по отношению к другим заключенным. Беспредел ментовской: беззаконие, сверхжестокость, садизм по отношению к заключенным со стороны администрации колонии или других должностных лиц, например: прокурора. Пословица, характеризующая этот вид беспредела: "Закон — тайга, медведь — прокурор".  
Беспредельный: беззаконный с точки зрения норм и правил тюремного закона.  
Беспредельщик, чаще — заключенный, реже — сотрудник ИУ, творящий беззаконие, произвол.

БЛАТНОЙ — представитель высшей по статусу группы в неформальной иерархии заключенных. Блатной обычно является (или впоследствии становится) профессиональным преступником. Он должен следовать правильным понятиям, иметь "чистое" прошлое.  
Блатные — это реальная власть в ИУ, власть, которая борется с властью официальной, то есть с администрацией зоны. Кроме власти, блатные имеют привилегии — право не работать, право оставлять себе из общака все, что они сочтут нужным. У блатных есть и обязанности. Правильный блатной обязан следить за тем, чтобы зона грелась, то есть получала нелегальными путями продукты, чай, табак, водку, наркотики, одежду. Он обязан также решать споры, возникающие между другими заключенными, и вообще не допускать никаких стычек между ними, следить за тем, чтобы никто не был несправедливо наказан, оскорблен, обделен.  
Сами блатные предпочитают использовать для самоназвания различные эвфемизмы и синонимы слова “блатной”: авторитет, правильный арестант, босяк, бродяга, жулик и др. Старые синонимы — жиганы, люди, паханы и др., известные по классической литературе о ГУЛАГе, используются гораздо реже.  
В группе блатных существует своя иерархия. В порядке от более высокого статуса к низшему: воры в законе, свояки, авторитетные блатные, пацаны, приблатненные, бойцы. В некоторых регионах могут использоваться и другие названия.