Тюремная субкультура

Преступная  жизнь -- это жизнь "иная", она  строится по особым законам. Для преступников характерны специфические "свои" законы и нормы поведения, "свой" иносказательный язык, их поведение -- это антиповедение, мир -- антимир. Преступник воспринимает себя хищником, диким зверем, воспитанным "иным" пространством. Он добровольно обрекает себя на особую жизнь и особую смерть, потому "изнутри" криминального мира воспринимается как высокий герой: он выступает одновременно и в роли хищника, и в роли жертвы. Помимо этого представитель сообщества, называемого "честным" или "благородным воровским миром", настоящий вор или блатной живет по принципу: "жизнь -- игра". В среде заключенных популярен афоризм: "Жизнь -- игра, свобода -- козырь" (СР). Рискованная игра лежит в основе воровской эстетики. Вор -- игрок, шулер, актер. А. Терц, изучавший поэтику блатной песни, писал, что русский вор склонен к фокусу и жонглерству и в каждодневной практике, и в поэтике [Терц 1991: 164].

Поведение современного вора соотносимо с поведением мифологического трикстера, скомороха, сказочного героя-вора: он носит маску "дурачащего дурака", которая является одним из основных его орудий. Кража  и обман -- основные доблести вора. Вор -- хитрец, интеллектуал, лгун. Каждый его поступок носит двойной смысл: истинный и ложный, направленный на обман простака, чей ранг рефлексии ниже. Простаком или дураком может являться на свободе -- жертва преступления, в тюрьме -- представитель администрации или первоход, новичок в тюремном сообществе, еще не прошедший инициацию и не ставший "своим".

Иерархическая лестница тюремно-воровского мира

Деклассированные  со времен средневековья имели свои корпорации, организованные по типу ремесленных  цехов или купеческих гильдий. В братства и союзы объединялись бродяги, нищие, воры, прокаженные, проститутки. Жесткая иерархия существовала в тюрьмах, где формировалась арестантская община.

Иерархическая лестница современного тюремного мира строится по традиционным законам. Высшую ступень на иерархической лестнице криминального мира занимает вор.

Слово "вор" пишется с большой буквы  во всех текстах криминальной субкультуры. "Почему вор -- с большой буквы? А почему Бог с большой буквы? Они же отцы преступного мира" (СР), -- говорят заключенные. "Вор -- это король, это все, это самое наимогущественное звание. Как -- звание, звание это у погон, погоны -- это мусора, а там не звание, а должность такая, положение вора. Самый авторитет, самый известный человек, самый уважаемый -- это вор" (ДК).

Понятие "короля" преступного мира связывает  современную отечественную криминальную субкультуру с общеевропейской "низовой" традицией. В средневековой Европе своих королей имели бродяги, шуты, нищие. В этом обозначении "вор-король" есть элемент карнавала, характерного для криминальной субкультуры стремления вывернуть жизнь наизнанку. Здесь, в тюремном мире, создается своя опрокинутая социальная лестница и своя, свободная от "обычных" норм, жизнь.

В тюрьмах  заключенными усваиваются основные "воровские понятия", в том числе отражающие стратификацию заключенных. Тюремное арго фиксирует вертикальное расслоение сообщества – иерархию тюремного мира. Выделяются: элита (вор в законе, смотрящий, блатные), средний слой (мужики) и нижняя ступень (петухи, обиженные, козлы).Приводимый ниже перечень и трактовка понятий дана заключенными можайской детской колонии. "Четыре касты на зонах существуют. Нижняя каста -- петухи, вторая -- козлы, третья -- мужики, четвертая -- блатные, пятая, но это не каста, это все, чин -- вор. Все, это выше всех. Петухи -- не скажу что голубые, ну, есть среди них пассивные гомосексуалисты, есть люди, опущенные по беспределу или не по беспределу. По беспределу -- он и то может приехать на зону и жить мужиком. Не то что достойным, а просто мужиком, добропорядочным мужиком, обычным мужиком. Петухи -- люди те, к кому большинство из массы, из зоны питают наименьшее уважение, то есть презирают, унижают. Козлы -- те же самые активисты, которые пошли к ментам. Мент без погон, считается. Мужики -- они тоже свою систему имеют. Мужик -- он живет сам по себе, у него семья на воле, ему ничего не надо, ему главное -- досидеть, допахать свой срок, по удо так по удо (условно-досрочное освобождение. – Е.Е.), ему без разницы. Ну, а блатные -- это все. По этой жизни идем и не сворачиваем. Всю жизнь по каталажкам. "Я вышел -- завтра ждите обратно!" Такая жизнь" (ДК).

Воровские законы

Закон -- одно из ключевых понятий уголовной  субкультуры. Под "законом" понимаются "неписаные правила, традиции воровской среды, выполнение которых обязательно для всех ее представителей" [Балдаев 1992: 85]. Настоящий блатной чтит воровской закон, живет "по понятиям", стремится поступать "красиво" с воровской точки зрения. Он поддерживает классовую борьбу между ворами и мусорами, презрительно относится к официальным властям, способен на "дерзкий поступок" (ДК) -- кражу, убийство, побег.

"Благородный  воровской мир" -- мир настоящих  воров, верных воровской идее  и воровскому закону, который  называется идейными ворами верой. "Принципы воровского закона святые, они похожи на Библию... Принципы -- ну, так же как у Господа-Бога: не предать, не украсть у ближнего. Но мы не живем Библией, мы живем здесь. Убить можно, если где-то он перешагнул воровскую черту" (СР).

Вор должен быть аскетом, до самой смерти хранить верность новой "вере" и воровскому братству. По старым воровским законам, вор, решивший завязать, предавался казни. Ради воровской жизни и воровского братства вор должен отказаться от всего, что привязывает его к "мирской" жизни. Воровской закон требует, чтобы он существовал вне социума, отказался от родных, не имел семьи, разорвал все социальные связи. "Считается, что у вора не должно быть ни семьи, ни детей. Ну, чтобы его обратно не тянуло", -- поясняют заключенные (ДК). Подобно посвящаемым во время проведения обряда инициации, монахам, сектантам, хиппи и пр., вор метафорически умирает для мира, вступая в новое сообщество -- воровскую группу.

Одна  из руководящих идей воровского закона -- идея единого сакрального тела воровской группы: ради спасения одного из членов тела другой должен принести себя при необходимости в жертву. Так, в воровской среде существует традиция брать на себя прицеп -- чужое преступление. В случае поимки воров на месте преступления закон обязывает младших покрывать преступления старших, в том числе ценой собственной жизни. Тема прицепа чрезвычайно популярна в тюремном фольклоре: многие предания и песни прославляют героя-вора, который "друзей отмыл, взял вину на себя" (ДК).

Вор обязан помогать другим ворам, в том числе используя общак -- коллективную собственность воровской группы. Актуальна метафора: общак -- костер, это тот домашний очаг, который согревает все преступное сообщество. "От общака греется тюрьма", -- говорят заключенные (ЖК). Закон запрещает отнимать кровную пайку даже у тех, кто находится на нижних ступенях иерархической лестницы тюремного мира. Арестанты должны быть "кровными братьями". Как поясняют заключенные, "кровные братья" – "когда вместе сидят, когда пайку одну на двоих жрут, когда из одной шленки едят, когда голод-холод, когда один сухарь у кого-то появляется, и то он его напополам ломает или вообще тебе отдает, последнюю рубаху тебе" (ДК).

Закон запрещает сотрудничать с властями в любой форме, занимать командные  посты, вступать в актив, носить на рукаве косяк -- красную повязку активиста. "Достойный арестант" не будет доносить даже на суку (предателя). Закон требует равенства между заключенными. "На тюрьме никто не имеет права другому указывать. На тюрьме это считается беспределом" (ДК). "Если человек в активе, если он идет старшим: на рабочке, в наряд старшим, если он имеет власть, а люди здесь живут все-таки по тюремным понятиям, -- говорят осужденные, отбывающие срок в колонии, -- то этого человека, считается, что он покраснел, это стремная вещь" (ДК). "А если они еще какой-то беспредел здесь творили, таких людей могут убить просто" (ДК).

По закону, вор на воле не должен работать -- он живет на средства, добываемые кражами. На зоне вор также не работает -- это  унизило бы его. "У меня руки аристократа -- ни одного мозоля", -- говорил мне один из осужденных, демонстрируя свои ладони. Руки без мозолей -- маркеры непринадлежности к социуму, символы праздности и выпадения из социальных структур, поскольку работа -- одно из проявлений официального образа жизни. Работу в зоне зэки воспринимают как рабское служение государству. Положительная оценка безделья, негативная -- работы зафиксирована жаргоном: дурдизелями называют заключенных-ударников.

Вор должен принимать участие в воровских сходняках (собраниях) и участвовать в разборках -- судах воровских сходок. Вор -- не только активный изгой, он -- воин. Потому необходимой частью воровской культуры на воле и в тюрьме являются драки. "Свой" в блатной среде обязан уметь драться. В советской тюрьме эстетическую ценность имели в глазах блатных увечья, полученные в драках. "Козырно было -- шрам на лице" (СР).

Вор должен уметь не только поступать, но и говорить "красиво". Воровская община имеет  свой язык, непонятный для непосвященных, этот язык является знаком принадлежности к воровскому сообществу: умение по фене ботать, говорить по-блатному, является признаком вора и блатного.

Преступный  мир извне обычно воспринимается как смертоносный и разрушительный мир хаоса. Общество вытесняет его  на периферию, но не уничтожает полностью. Эта оттесненность, а не полное изгнание, дает хаосу возможность периодически угрожать космической организации.

С точки  зрения космоса, для хаоса характерна неупорядоченность и максимум энтропических  тенденций: хаос характеризуется как сплошная непредсказуемость и случайность. Однако "изнутри" он видится структурированным и упорядоченным. Как считают представители тюремного мира, предельно энтропична официальная культура, ее законы характеризуются как беззаконие, беспредел. Порядок связывается со "своей" организацией, "государством" заключенных: "Тюрьма, сам изолятор -- это как государство в государстве. То есть люди живут по своим законам. Это совсем другое. Мы подчиняемся не тем законам, которые правят на свободе или, например, в колонии. Здесь свои законы. Мы живем в своем государстве. Есть и узкие камерные законы", -- говорят заключенные (ЖК).  
 

Этапы приобщения к криминальному  миру

Вхождение в криминальную группу сопровождается ритуалами, в число которых с  древнейших времен входили клятвы верности новому воровскому сообществу и его уставу. В тюремном стихотворении современный вор-рецидивист свидетельствует, что в верности криминальному миру "жизнью поклялся на ствол и на нож" (СР). Прием новичков исстари сопровождался обучением арго и специфическим криминальным традициям. Как свидетельствует В.М. Жирмунский, "обучение" играет в распространении арго очень существенную роль, поскольку "арго служило средством опознания "своих", своего рода "паролем", и в то же время -- важным профессиональным орудием, ему прежде всего обучают новичка, принимаемого в шайку, как и другим тонкостям ремесла" [Жирмунский 1936: 134]. Кроме обучения арго новички обучались и воровскому фольклору. Элементы обучения новичка имеют место и в современных тюремных ритуалах.

Ритуал  принятия новичка в тюремную среду  называется пропиской. Он популярен  среди малолетних заключенных. В  результате прописки "чужой" становится "своим" в мужском доме, тюрьма с момента прохождения прописки для него – "дом родной". Приведем воспоминания рецидивистов.

"Начиналось  все с того, что, во-первых, ориентирование  по хате. Нужно было найти горизонт, волчок, голубятню, то есть это  жаргонные слова. По очереди  или кто-то может тебе задать  за один присест десять вопросов -- не важно. Волчок найти -- это глазок, голубятня -- это проем для радио, который в стене выдолблен, икона -- это правила внутреннего распорядка камеры, в каждой камере на малолетке висит в рамке" (СР).

"Другой  мир", в котором оказывается  новичок, есть прежде всего другой текст, текст на чужом языке. На первом этапе прописки новичок должен продемонстрировать свое владение языком нового пространства. Второй этап -- игры на сообразительность.

"Например, вопрос: "Какого цвета потолок  в хате?" Сразу же автоматом голова поднимается вверх, говоришь: "Белого". Оказывается, неправильно. За неправильный ответ устанавливается цена, например, пять горячих, то есть ударов ладонью по шее. Если ты не хочешь горячих, правильный ответ ты мог купить. Опять назначается цена. А потолок красного цвета, потому что десять лет, а червонец красный. Вопросов много всяких. Вопросы могут затрагивать твое личное достоинство и достоинство твоих близких. Например: "В жопу дашь или мать продашь?" Проверяют, как человек отнесется. А промежуточный ответ, он есть. Не обязательно дать дословный ответ, а главное -- мысль показать, что "пацан в жопу не ебется, а мать не продается"" (СР).

Как отмечает Г.А. Левинтон, вся вопросно-ответная структура "прописки" напоминает "сказочную инициацию", ритуальные параллели к которой обнаруживаются в обрядах типа свадьбы с обменом иносказательными репликами [Левинтон 1990: 98].

Третий  этап – "игрушки на смелость". "Ко второму дню человек приходит уже уставший. Ему предлагают: раскладывают на полу шахматы, фигуры остроконечные -- слоны, офицеры, и объясняют: "Ты должен спиной упасть на эти шахматы". Завязывают глаза. На счет: "раз-два-три" -- ты должен упасть и, что самое главное, без промедления. Ты должен быть смелым и человеком слова" (СР).

Инициация является ритуалом приобщения к тюремному миру и носит характер игры. "Это называется игрушки," -- говорят заключенные (СР).