Тревожность у детей и подростков: психологическая природа и возрастная динамика

Выражаемая в чувствах стыда или вины, моральная тревожность  вырастает до страха смерти, приобретая экзистенциальную сущность: «Последней эволюцией этого страха перед  Сверх-Я кажется мне страх смерти (за жизнь) — страх проекции Сверх-Я  вовне в виде рока» [Фрейд З., 1927, с. 65].

В соответствии с общими теоретическими взглядами З. Фрейд постулирует, что в основе моральной тревожности лежит боязнь кастрации у мальчиков и страх потери любви у девочек. Несостоятельность такого универсального объяснения неоднократно обсуждалась в литературе, в том числе и собственно психоаналитической. Отметим, что в современных

55

изложениях теории З. Фрейда страх кастрации нередко трактуется как боязнь потери себя, своей личности [см., например: Фейдемен Дж., Фрейгер Р., 1994].

Остановимся кратко на вопросе  о понимании З. Фрейдом архаических, исторически унаследованных страхов, поскольку ответ на этот вопрос во многом помогает уяснить, как объясняет природу страха, тревоги тот или иной исследователь. Это понимание у З. Фрейда двойственно. С одной стороны, в таких фобиях раннего возраста, как боязнь маленьких животных, грозы и т. п., он, как и многие ученые его времени, видел некоторую «долю архаического наследства», «заглохшие остатки врожденной приспособленности к реальной опасности» [Фрейд З., 1927, с. 99], считая целесообразной ту часть этих фобий, которая относится к потере объекта. С другой стороны, он выводил наиболее сильные детские страхи, к которым причислял боязнь кастрации, страх потери любви и фобию животных, из известной мифологии первобытной орды. Это относится прежде всего к проявлениям моральной тревожности, причем не к ядру этого образования, а к той его части, которую можно назвать социальной тревожностью: «Формула «разлука (утеря) изгнание из орды» относится только к той более поздней части Сверх-Я, которая развилась под влиянием социальных образцов, а не к ядру Сверх-Я, соответствующему интроецированной родительской инстанции» [там же, с. 65].

Наиболее полно мифология  первобытной орды применительно  к детским фобиям представлена в  «антропологических» работах З. Фрейда. Наблюдая у маленьких детей фобии лошади, петуха, волка, он приходит к выводу, что в этих детских фобиях возрождаются некоторые формы архаической религии — тотемизма. Устойчивость таких форм и возрождение их в виде страхов объясняется, по его мнению, процессом подавления значимого и постоянно повторяющегося события в истории человечества (убийства отца в первобытной орде), сохранившегося в архаической памяти в виде бессознательных следов. В детских фобиях устойчивым образом проявляется связь между этим убийством и животным-тотемом первобытного племени. Но, кроме того, фобия животных также рассматривается им как проявление страха кастрации — наказания со стороны отца (см. случай маленького Ганса).

Таким образом, при рассмотрении архаических страхов наиболее ярко отразились характерные для З. Фрейда противоречия между естественнонаучной и философско-этической частями его теории, распространяющиеся в том числе и на

56

понимание тревожности. Понимание  З. Фрейдом природы архаических страхов, представляя собой одновременно и своеобразную мифологему, и, как подчеркивалось неоднократно [см., например: Философская энциклопедия, т. V, с. 410—412], попытку приложения закона Геккеля об онтогенезе как источнике познания филогенеза к психике человека, дает, на наш взгляд, яркую иллюстрацию подобного подхода. Архаические страхи приобретают характер основных и универсальных страхов ребенка, фиксирующихся преимущественно в моральной тревожности, но не ограничивающихся ею. Они начинают играть центральную роль в онтогенезе, ребенок оказывается в плену и этих страхов, и именно подобные страхи в конечном итоге определяют формы защиты от тревожности, относительную успешность или неуспешность ее преодоления.

Видимо, поэтому представления  З. Фрейда о природе архаических страхов за пределами классического фрейдизма почти не получили дальнейшего развития. Все же остальные положения на долгие годы, вплоть до наших дней, определили основные направления изучения тревожности и страха. Многие из идей получили неожиданное развитие в настоящее время.

Остановимся только на одном, но, на наш взгляд, принципиально  важном вопросе — о «травме  рождения» и регрессе к состоянию  беспомощности. Как отмечалось, впервые  идея о «травме рождения» как  прообразе всей дальнейшей тревожности  человека была поставлена в работах  З. Фрейда, а в дальнейшем она получила развитие в исследованиях О. Ранка. Напомним, что выводы последнего сам З. Фрейд считал «крайними». Рассматривая в лекции 1933 г. как заслугу О. Ранка то, что «он настойчиво подчеркивал значение акта рождения и отделения от матери» [Фрейд З., 1991, с. 354], Фрейд все же не соглашался с тем, что акт рождения рассматривается как главная травма в жизни человека и всякое вновь возникающее переживание тревожности анализируется как попытка «все полнее отреагировать эту травму» [Фрейд З., 1927, с. 90]. В ряде современных работ идеи травмы рождения как причины тревожности приобрели еще более отчетливое выражение — анализируются травмы внутриутробного периода и не просто момент отделения от матери, но весь перинатальный период (т. е. период от 28-й недели беременности до седьмых суток жизни новорожденного), а также отдельные этапы прохождения плода по родовому каналу [Гроф С., 1992, 1995; Грэхем Дж., 1993; и др.]. По мнению одного из крупнейших исследователей этого направления, С. Грофа, сегодня «убедительно доказано,

57

что глубоко захороненная память о травме рождения оказывает  сильное воздействие на психику  и в дальнейшем может снова  всплыть на поверхность» [Гроф С., 1995, с. 21]. Тревога, с его точки зрения, «логично и естественно сопутствует процессу рождения ввиду того, что роды — это критическая для выживания ситуация, включающая предельный физический и эмоциональный стресс» [Гроф С., 1992, с. 180]. Нельзя не отметить также, что, по его мнению, актуализация переживаний, связанных с травмой рождения, во взрослом возрасте может при определенных условиях восприниматься человеком как путь к серьезным духовным открытиям.

Для преодоления влияния  родовой травмы, по мнению С. Грофа, принципиальное значение имеет возобновление симбиотической связи новорожденного с матерью, чуткое обращение с ним. Что касается методов психотерапии, то здесь предлагаются «терапия первичного крика» А. Янова или всевозможные техники, связанные с повторным переживанием рождения, в том числе и с применением психоделиков — психоделическая, трансперсональная психотерапия, по С. Грофу, и т. п. [О применении в психотерапии техник ребёфинга см., например: Гроф С., 1992; Молоканов М. В., Хайруллина З. Р., 1994; и др.]. Следует отметить, что подобная психотерапевтическая практика, в том числе и без применения психоделических препаратов, во многих случаях оказывается достаточно успешной. Всегда, однако, возникает вопрос: может ли успешность психотерапевтической работы являться доказательством исследовательских гипотез и построений, поскольку известно, что любые формы терапии и любые объяснительные модели, предлагаемые клиенту, пациенту, могут оказывать позитивное воздействие не в силу своего содержания, а в результате побочных факторов: влияния терапевта, того, что объяснение делает ситуацию понятной, лишает ее неопределенности и тем самым снимает тревогу и напряжение и т. п.

Вернемся к З. Фрейду, остановившись подробнее на его взглядах о генезе тревожности. Итак, тревожность возникает вследствие травмы рождения. Что же, однако, представляет собой чувство опасности для новорожденного? Ставя этот вопрос, З. Фрейд отвергает представление о том, что новорожденный может действительно понимать или чувствовать возникающую его существованию угрозу. С его точки зрения, опасность «при рождении не имеет психического содержания» [Фрейд З., 1927, с. 59]. С чем же связана травма? Для ответа на этот вопрос З. Фрейд обращается к самым ранним детским

58

страхам — темноты, того, что вместо лица матери увидишь другое лицо, и боязни оставаться одному. Все  эти три случая он сводит к одному: «отсутствию любимого, желанного  лица». Отсюда страх оказывается  реакцией на отсутствие объекта (в психоаналитическом смысле слова)1, прообразом именно этого  страха является первичная тревожность, возникающая при отделении от матери. Однако на этом З. Фрейд не останавливается. Он делает еще один шаг, приводящий его к проблеме удовлетворения потребностей: «Дальнейшие соображения ведут дальше этого подчеркивания потери объекта. Если младенец требует появления матери, то ведь только потому, что она без задержек удовлетворяет все его потребности. Ситуация, которую он оценивает как «опасность», от которой он ищет защиты, является, таким образом, неудовлетворенность, нарастание напряжения потребности, против которого он беспомощен... Этот момент составляет, в сущности, «ядро опасности» [там же, с. 61—62]. Реакция страха у младенца целесообразна — она привлекает мать, и та, удовлетворяя потребности ребенка, ликвидирует опасную ситуацию. Отсюда закономерно возникает боязнь потери объекта. Тревожность, страх, таким образом, непосредственно связываются с возможностью неудовлетворения потребностей, возникающей в связи с этим опасностью и чувством беспомощности.

Общее заключение З. Фрейда о путях возникновения и закрепления тревожности таково: «После развития ряда: страх, опасность, беспомощность (травма) — мы пришли к следующему выводу: ситуация опасности представляет собой узнанную, вспоминаемую, ожидаемую ситуацию беспомощности. Страх представляет собой первоначальную реакцию на беспомощность при травме — реакцию, репродуцируемую затем при ситуациях опасности как сигнал о помощи. «Я», пережившее пассивно травму, воспроизводит активно ослабленную репродукцию ее в надежде, что сможет самостоятельно руководить ее течением» [там же, с. 97].

Исходя из этого, З. Фрейд выделяет первичную тревожность, возникающую вследствие травмы рождения, и сигнальную тревожность. И та, и другая — ответ Эго на возрастание напряжения. При этом функция сигнальной тревоги — предупредить

59

Эго об опасности и сделать  так, чтобы первичная тревожность  никогда не испытывалась Эго. В соответствии со своей теорией развития З. Фрейд для каждого этапа указывает характерные именно для того условия возникновения страха и адекватные этому этапу ситуации опасности. Опасность психической беспомощности соответствует самому раннему детству, боязнь потери объекта любви (позже она получила название «тревожности отделения» — separation anxiety) — несамостоятельности первых лет жизни, опасность кастрации — так называемой «фаллической фазе» и имеющий особое значение страх перед Супер-Эго — латентному периоду. В процессе развития по мере укрепления Эго ситуации, вызывающие тревожность на предшествующем этапе, «обесцениваются», если же этого не происходит, осуществляется фиксация — человек как бы «застревает» на определенной стадии: «Многие люди не могут преодолеть страха перед потерей любви, они никогда не становятся независимыми от любви других, продолжая в этом отношении свое инфантильное поведение» [Фрейд З., 1991а, с. 354].

Особую историю имеет  относительно поздно появляющаяся моральная  тревожность — она не должна исчезнуть, напротив, как проявления совести  она необходима человеку, являясь  важным элементом его жизни среди  других людей. Ранее всего у ребенка  возникает чувство вины, первоначально  представляющее собой страх перед  внешним авторитетом. После возникновения  Супер-Эго эта боязнь превращается в страх перед совестью, т. е. возникает подлинная моральная тревожность. Чем сильнее развита совесть, тем более склонен человек к переживанию моральной тревожности, поскольку Супер-Эго оказывается сильнее Эго. И это может оказаться отрицательным фактором развития1.

Идеи З. Фрейда об особом источнике тревожности для каждого возрастного этапа и возможности фиксации, «застревании» на более инфантильных формах тревоги также послужили основой для многих более поздних исследований тревожности. Естественно, понимание таких источников у разных

60

авторов сильно различается  и во многом зависит от их теоретических  позиций. Важно, однако, что представление  об источниках и генезе тревожности  оказывается тесно связанным  с пониманием закономерностей психического развития, что переживание тревожности  не рассматривается как интактное  развитию, а непосредственно вплетается в его ткань.

Для индивидуального развития особое значение приобретает система  защит, которые используются для  преодоления тревожности. Этот вопрос, как известно, получил детальное  освещение в работах последователей З. Фрейда, прежде всего А. Фрейд.

На этом мы завершим изложение  взглядов З. Фрейда, давшего одно из наиболее полных описаний данного явления. Вопросы, которые ставил З. Фрейд, и в настоящее время во многом остаются актуальными. Они, как уже неоднократно отмечалось, имели громадное влияние на последующее изучение тревожности, далеко выходящее за пределы психоанализа. Непосредственное же развитие его теория получила в школах психоанализа и неопсихоанализа, а также у тех авторов, которые, начав с психоанализа, нашли в дальнейшем свои собственные теоретические пути, например К. Роджерс, Э. Эриксон, Ф. Перлз и др.

Проблеме тревожности  детей значительное внимание уделяется  в выдержанных в русле классического  психоанализа теориях и практической психотерапевтической работе М. Кляйн и А. Фрейд. Как известно, между этими авторами существовали разногласия практически по всем вопросам детского психоанализа [см. об этом: Александер Ф., Селесник Ш., 1995], что отразилось и на взглядах по интересующей нас проблеме.

Тревожность, с точки зрения М. Кляйн, зарождается в младенчестве и связана с необходимостью установить контакт с объектами внешнего мира, к которым относится, по сути, всё за пределами тела матери. Все эти объекты несут угрозу и вызывают тревожность. Более того, угрозу несет и тело матери, прежде всего грудь, поскольку она одновременно и источник удовлетворения, и источник напряжения. Относя, в отличие от З. Фрейда, истоки Эдипова комплекса к младенчеству, М. Кляйн подчеркивала, что тревожность младенца связана со страхом наказания со стороны отца и подавления со стороны матери [см. случай Эрны в кн.: Кляйн М., 1995]. Все дальнейшее развитие ребенка во многом зависит от наличия у него возможностей на самых ранних этапах противостоять этой

61

тревожности: «Вообще следует  сказать, что способность «Я»  справиться даже с обычной тревожностью у разных людей неодинакова, этот факт имеет этиологическое значение для возникновения невроза» [там  же, с. 84].

Практически все действия ребенка подчинены преодолению  тревожности. Это часто ведет  к приступам агрессии, направленной на внешний мир или на самого себя, что, в свою очередь, вызывает уже  реальный страх — боязнь наказания  за разрушительные действия и фантазии. Способ преодоления этого М. Кляйн видела в укреплении Эго ребенка ослаблении Супер-Эго, т. е. снижении боязни наказания. В качестве конкретного метода она использовала воспроизведение ситуации в игре (что, как известно, она сделала одна из первых наряду с А. Фрейд и Г. Хуг-Хельмут), переносе на психотерапевта чувств, которые первоначально были направлены на родителей, и толкованием поведения ребенка в духе взрослого психоанализа.