Тревожность у детей и подростков: психологическая природа и возрастная динамика

По данным уже неоднократно упоминавшегося выше исследования Б. И. Кочубея и Е. В. Новиковой, одна из ведущих тревог московских школьников 11—12 лет — возможность

95

войны, тесно связанная  с боязнью «конца света», для девочек  в это время значимым оказывается  также беспокойство, связанное с  родителями. Это беспокойство остается важным и для девочек 15—16 лет, однако меняется его содержание. Если девочек-подростков в основном волновала возможность  наказания со стороны родителей, то в 15—16 лет их волнуют благополучие, здоровье, настроение взрослых. У мальчиков  и в младшем подростковом, и  в раннем юношеском возрасте наиболее выраженной оказалась боязнь физического  насилия.

Привлекают внимание и  данные социологического исследования, проведенного в 1991—1993 гг. Институтом системного исследования и социологии [Общее среднее образование России, 1993] на значительной выборке старшеклассников во многих городах России. Было установлено, что основными факторами, вызывающими тревогу старшеклассников являются: неуверенность в завтрашнем дне — возможность трудоустройства или продолжения учебы; состояние собственного здоровья и внешний вид; отношения с родителями и сверстниками. Эти результаты интерпретируются авторами с точки зрения их связи с социальной ситуацией в стране. Однако нельзя не заметить, что социальной ситуацией может определяться лишь неуверенность в завтрашнем дне, и то, на наш взгляд, не полностью, поскольку определенные тревоги, связанные с будущим, характерны для юношеского возраста в самых различных социальных условиях. Все же остальное отражает ведущие возрастные потребности данного периода развития.

Мы не будем останавливаться  подробно на результатах многочисленных исследований содержания тревог и страхов  у детей, проведенных в других странах [см. об этом, например: Кочубей Б. И., Новикова Е. В., 1988]. Очевидно, что даже работы, проведенные на отечественных выборках, дают достаточно разнородные результаты. Это может быть связано как с различиями в исходных посылках и методах исследования, так и со временем его проведения. С нашей точки зрения, именно второе предположение представляет наибольший интерес, поэтому мы попытались его проверить.

Изучение содержания страхов  и тревог у детей разного возраста проводилось нами трижды: в 1979—1982, в 1989—1992 и в 1996—1997 гг. Во всех случаях эта работа проводилась в два этапа. На первом — с помощью специально разработанного варианта методики неоконченных предложений, проводившейся с младшими школьниками индивидуально, в устной форме, а в средних и старших классах письменно, выявлялись

96

переживаемые детьми страхи, тревоги и создавался «Перечень  страхов, тревог» для различных  возрастных групп: младших школьников, младших подростков, старших подростков, старших школьников. На втором этапе  этот перечень предлагался для оценки другим детям: в 1—2-х классах —  индивидуально и в устной форме, в 3—11-х — в групповом эксперименте, письменно. В перечни, используемые в 1989—1992 и 1996—1997 гг., мы также включили те страхи и тревоги, которые дети и подростки называли как наиболее частые в предшествующие периоды, даже если они на этот раз не были названы. Кроме того, мы дополнили перечень некоторыми пунктами из списка, предлагаемого А. И. Захаровым [1988]. На первых этапах работы участвовали примерно по 120 человек, на вторых — более 450 (мальчиков и девочек приблизительно поровну). В соответствии с принятым статистическим критерием мы считали, что область проявления тревожности, содержание страха характерны для определенного возраста, если они встречались не менее чем у 65% испытуемых. Те сферы действительности, которые вызывают тревогу у большинства детей определенного возраста, вне зависимости от наличия устойчивой тревожности условно обозначены как возрастные «пики» тревожности. Полученные данные представлены в табл. 4. Здесь страхи доминируют в половозрастной выборке и имеют примерно равную выраженность.

Из табл. 4 видно, что в конце 70-х — начале 80-х гг. основные «пики» тревожности и частотные страхи фиксировались для учащихся младших классов на школьных проблемах, для подростков — на взаимоотношениях со сверстниками, для старшеклассников — на проблемах, связанных с взаимоотношениями со взрослыми и боязнью личной несостоятельности. Половые различия в тот период проявлялись в основном во времени наиболее интенсивного переживания так называемых «архаических» страхов или классических фобий (боязнь высоты, темноты, крови, некоторых животных и др.): 11—12 лет у девочек и 13—14 лет у мальчиков, совпадая с первой фазой полового созревания. Кроме того, у мальчиков-подростков была в большей степени, чем у девочек, выражена боязнь физического насилия. Другими словами, результаты указывали на те зоны, которые известны в психологии как сферы наиболее значимых потребностей детей определенной возрастной группы, а также на связь отдельных видов тревожности с особенностями физиологического созревания организма.

97

Таблица 4

Возрастные «пики» тревожности  и страхов (1979—1997 гг.) 

98

99

В исследованиях 1989—1992 гг. в отличие от 1979—1982 гг. практически во всех возрастах выявились половые различия. У девочек во все возрастные периоды наибольшую тревогу вызывают проблемы семьи: возможность болезни, смерти, отрицательных переживаний родителей. У мальчиков общей сферы для всех возрастов не обнаружилось. В младшем школьном возрасте наиболее тревогогенной сферой для них оказывается семья, но в отличие от девочек их более всего волнуют проявления недовольства со стороны родителей. Кроме того, их тревожит возможность глобальных катастроф («Земля столкнется с кометой и погибнет, вся сгорит», «Воздух нагревается из-за машин и труб всяких. Теплеет. Растопятся льды в Арктике, и

100

Земля утонет», «Все люди могут  умереть от СПИДа»). В младшем  подростковом возрасте мальчиков (как  и в 70—80-е гг.) волнует общение со сверстниками, ярко выражены также витальные страхи: собственной смерти, физического насилия. В старшем подростковом возрасте тревожность вызывает также боязнь проявлений собственной несостоятельности (не сумею, не смогу, не получится). При этом наиболее часты мысли о том, что такая несостоятельность проявится «при всех», публично. Ярко выражена обеспокоенность за собственное будущее. В старших классах подобные страхи и тревоги становятся ведущими. Кроме того, у юношей в этот период тревогу вызывает сфера сексуальных отношений, точнее, представление о собственных возможностях в данной сфере и в этой связи — проблемы внешности.

В результатах 1996—1997 гг. обращает на себя внимание ряд моментов. Прежде всего, увеличение числа доминирующих страхов, причем это характерно для всех рассмотренных возрастов. По сравнению с 1989—1992 гг. вновь возросла выраженность «школьных» страхов, эти страхи стали разнообразнее по содержанию и затрагивают выборку 13—14-летних, чего не отмечалось в предшествующие периоды исследований. Увеличилась выраженность «архаических» и «магических» страхов. Кроме того, боязнь физического насилия, которое в предшествующие периоды по характеру высказываний мы относили к витальным страхам, в 1996—1997 гг., судя по характеру высказываний, должны быть рассмотрены и как социальные, и как витальные.

Интересна динамика страхов, связанных с будущим. В 1979—1982 гг. в нашей работе эта группа страхов занимала 5—6-е места, встречаясь в ответах около 45% старшеклассников. В 1989—1992 гг. эти страхи вышли на первое место у мальчиков — с 13—14, а у девочек — с 15—17 лет. В 1996—1997 гг. подобные страхи стали характерными для раннего юношеского возраста, причем у юношей они попадают в две категории страхов: и в традиционную категорию «Я», касаясь широкого круга вопросов, связанных с профессиональным и личным будущим, и в категорию социальных страхов, связанных со службой в армии.

Сопоставим данные исследований возрастной динамики содержания страхов  у разных авторов. К сожалению, непосредственное сравнение затруднено не только в  связи с отмеченными выше различиями методических подходов, но и с разным выделением возрастных групп испытуемых, а также,

101

главное, разной категоризацией страхов и тревог. Последнее объясняется, по-видимому, прежде всего направленностью  исследований (А. И. Захарова, например, интересовала прежде всего роль тревоги и страха в генезе неврозов, а социологов — отражение в настроениях молодежи тенденций общественной жизни). Вместе с тем нельзя не отметить некоторые интересные совпадения, поскольку они могут свидетельствовать о чрезвычайной значимости области проявлений страхов, тревог, проявляющейся у детей определенного возраста вне зависимости от характера исследования.

Прежде всего это касается преобладания «школьных» страхов в  младшем школьном возрасте, проявляющегося в работах многих авторов, в частности  в исследованиях А. И. Захарова [1995, 1997] и в наших данных 1979—1982 гг. и 1996—1997 гг. Отличия касаются конкретного выражения этих страхов. В нашей работе боязнь опоздать в школу встречалась крайне редко и даже не вошла в перечень, используемый в 1979—1982 гг.; мы включили этот вид страха в перечни 1989—1992 и 1996—1997 гг., однако и здесь его отметили лишь 8—10% испытуемых. Мы не располагаем данными для интерпретации и этих различий и можем лишь предположить, что это связано с какими-то особенностями в требованиях школ в Москве и Санкт-Петербурге1.

Совпадают и данные о боязни физического насилия у мальчиков-подростков, причем в нашей работе, как видно  из табл. 4, она выявилась на всех этапах исследования, хотя и в разные возрастные периоды. Также общей является область беспокойства, связанная со здоровьем и благополучием родителей, у девочек 11—14 лет. Вместе с тем в нашей работе наиболее ярко это отразилось в данных 1989—1992 гг., а на первом и третьем этапах исследования эти страхи занимали соответственно 6-е и 8-е места, их проявляли около 40 и 34% испытуемых этой половозрастной группы.

Не случайным представляется также совпадение широкого круга  социальных страхов в старшем  подростковом и раннем юношеском  возрасте и, что особенно важно, возрастание  в 1990-х гг. тревог, связанных с будущим.

102

Рассматривая переживание  как «отражение в особой эмоциональной  форме степени удовлетворенности  человека в его потребностях» (Л. И. Божович, М. С. Неймарк), мы можем констатировать, что «пики» тревожности указывают на те потребности, удовлетворение которых наиболее значимо для эмоционального благополучия детей того или иного возраста.

Очевидная связь этих «пиков»  в 1970—1980-е гг. с общепризнанными ведущими потребностями соответствующих возрастов дает основание таким же образом интерпретировать данные, полученные в настоящее время. Сопоставление свидетельствует, во-первых, о том, что в настоящее время произошла существенная смена потребностей, удовлетворение которых наиболее значимо для эмоционального самочувствия детей разного возраста, и, во-вторых, о наличии не просто возрастных, но возрастно-половых «пиков» тревожности, характеризующих различия в потребностях, наиболее значимых для переживания эмоционального благополучия у мальчиков и девочек.