Социальный порядок в России

Нормативно-ценностные порядки образуются и распадаются в процессе генезиса и распада человеческих отношений. Непостоянство и неукорененность данных отношений в сфере абсолютных моральных ценностей свидетельствует лишь о том, что напряженность между аксиологической и прагматической ориентациями в период социальной трансформации имеет более конкретное социологическое выражение.

6.2. Интересы  и ценности в системной трансформации общества

Разложение интересов и ценностей  в современном российском обществе в определенной мере есть следствие периода “реального социализма”. Однако мы бы хотели подчеркнуть, что этот распад есть прежде всего функция реагирования больших человеческих масс на процесс трансформации системы. Эти реакции концентрируются в экономической сфере и обращены на роль власти в данном процессе, в первую очередь центральных институтов государства. Речь идет о значительных различиях периода упадка коммунистической системы и периода становления рыночной экономики и парламентарной демократии в аспекте ценностей, ожиданий и стереотипов поведения и сознания.

В теоретической и сравнительной  литературе, анализирующей развитие событий в посткоммунистических странах, предлагаются разные концепции и сценарии изменений. Для нас остается наиболее предпочтительной концепция, в которой сравниваются процессы трансформации различных посткоммунистических стран²⁸⁷. На этом пути возможно построение типологии групповых интересов и ценностей, образующих нормативно-оценочный порядок современной России. В данной типологии выделяются пять систем нормативного порядка, в каждой из которых различные интересы и ценности являются основанием повседневного поведения и осуществления политических выборов. Они представляют главные объекты общественного интереса и публичного обсуждения, включая “словарь мотивов” и защитных социально-психологических реакций.

Весь период трансформации посткоммунистических режимов Г. Ивенс и С. Уайтфельд разделяют на более дробные периоды “медового месяца трансформации” и “изнурительной повседневности трансформации”. Первый период образует крайне непродолжительную систему, соответствующую социальной революции и системной трансформации. В рамках этого периода доминируют политические, этические и символические ценности - преодоление старой системы, обретение независимости и гражданских свобод, введение демократии, образы “лучшего будущего”. Эти ценности разделяются большинством или значительной массой общества.

Для данного периода характерна социальная мобилизация, оптимизм, надежды и революционный энтузиазм, сопряженные с общностью чувств, целей, желаний и интересов. В этот период новая власть имеет достаточно широкую социальную поддержку, хотя ее обещания не подкрепляются разработанными программами социальных преобразований.

“Медовый месяц трансформации” в России закончился очень быстро, а в некоторых странах Восточной Европы его не было вовсе. Наступил период трудных решений, социальных потерь, падения жизненного уровня абсолютного большинства людей в массовых слоях общества. Социальный и политический энтузиазм уступил место поглощенности людей трудностями повседневной жизни. Ценности и интересы начали быстро дифференцироваться, приобретая форму следующих систем нормативного порядка, характеризующих период изнурительной и трудной повседневности трансформации.

Во второй системе доминируют ценности и идеалы, относящиеся к классическим и традиционным дилеммам и проблемам социального развития, например, проблема “выбора” и “альтернатив” дальнейшего развития России, еще не утратившая своей популярности в общественном сознании и социальной науке. Обсуждение таких дилемм и проблем связано с желаемыми формами социального, политического и социокультурного порядка и не имеет непосредственной связи с материальными интересами.

Третья система связана с  выбором основных ценностей и  экономических интересов в действиях и дискуссиях. В этом случае речь идет о принятии решений, связанных с экономическим порядком государства и местом и ролью каждого индивида и социальной группы в данном порядке, а также в определении его главных форм. Экономические решения принимают характер общих социальных целей, понимаемых одновременно как выбор главных идеологических ценностей. Хотя такой выбор обычно связан с сильным эмоциональным контекстом, формулировка социальных целей слабо коррелирует со знанием средств и правил поведения, которые могли бы привести к достижению постулированных ценностей и целей. Иначе говоря, на уровне определения целей доминирует прагматическая ориентация, но она не связана с надлежащей компетенцией и знанием на уровне выбора средств их достижения.

Для четвертой системы характерна концентрация на частных вопросах, связанных с реализацией групповых  экономических интересов (например, форма налоговой системы, способы вмешательства государства в разные направления хозяйственной деятельности и т.д.). В данной системе возникает консенсус относительно экономического порядка (согласие или отбрасывание рыночной экономики) и институциональных решений, обусловленных противоречиями существующих и возникающих экономических интересов. Здесь доминирует прагматическая ориентация как на уровне выбора целей, так и средств действия.

Наконец, пятая система является наиболее плюралистической и неоднородной. В ней доминируют нематериалистические, постматериалистические или альтернативные ценности - эстетические, этические, экологические, гражданские, феминистические и т.п. Роль аксиологической ориентации в данной системе возрастает, но попытка реализации указанных ценностей становится одновременно борьбой за интересы отдельных социальных групп, которые хотя и не обладают непосредственным материальным характером, но рассматриваются как жизненные и практические значимые.

Как относиться к указанной типологии? Один из способов интерпретации предлагают сами авторы. По их мнению, доминирование отдельных систем можно рассматривать как очередные гипотетические (модельные) фазы трансформации, позволяющие теоретически отразить логику и хронологию изменений групповых интересов и ценностей. Такие изменения после “медового месяца трансформации” включают четыре фазы: от доминирования нематериальных ценностей через стратегический выбор формы экономического порядка и поиск частных экономических решений до преобладания постматериальных ценностей.

Не отрицая возможности такой  интерпретации и подтверждения  ее множеством эмпирических социологических исследований процессов трансформации посткоммунистических стран, мы попытаемся предложить свое толкование, соотнесенное в большей степени с реальностями посткоммунистической России. Можно исходить из того, что в нашей стране указанные четыре системы интересов и ценностей сосуществуют и конкурируют между собой. Они проявляются в разных формах и относятся к различным явлениям. Поэтому мы предлагаем рассматривать данные системы складывающегося нормативно-оценочного порядка как аналитические категории, содержащие возможности установления гипотетических закономерностей процессов трансформации посткоммунистической России. Для обоснования данного тезиса выскажем следующие соображения.

Эти системы не характеризуют в  равной степени современное российское общество в целом. Его отдельные группы и социальные слои концентрируются на реализации различных сочетаний интересов и ценностей, соотнесенных с одновременным развертыванием указанных фаз.

Присущий различным группам  нормативно-ценностный порядок проявляется в разных формах и может вести к разным последствиям. Этот порядок может быть предпосылкой повседневного приспособительного поведения и связанных с ним политических выборов в сфере электорального поведения. Он может влиять на отношение групп и индивидов к процессу трансформации в целом, отдельным его аспектам и органам посткоммунистической власти. Причем, это отношение не всегда раскрывается в реальном поведении, поскольку сочетание порядка и хаоса не приняло никаких окончательных форм.

Здесь системы ценностей и интересов  “представляют определенные способы мышления и высказывания о себе и социальной действительности, поддержки и защиты собственной индивидуальной и групповой тождественности, а также смысла своей биографии - жизненной траектории. Они образуют определенные формы дискурса и словаря мотивов”²⁸⁸. Имеется в виду тот факт современной России, что указанные способы поведения могут быть чисто словесным обоснованием осуществления или отрицания определенных действий. Такое обоснование считается в данной среде или ситуации искренним, осмысленным, правильным и не требующим дальнейших объяснений.

Предлагаемая нами интерпретация типологии ведет к постановке конкретных проблем: в какой степени интересы и ценности являются предпосылкой действительного поведения? В какой мере они становятся частью защитно-приспособительного механизма индивидов и групп, выполняя чисто вербальные функции в процессе трансформации? В какой степени они есть элементы политической риторики посткоммунистической власти? Конечно, поставленные вопросы принадлежат к кардинальным проблемам социологической теории, и мы на этом останавливаться не будем. Простое наблюдение посткоммунистической реальности показывает, что на основе определенных комбинаций интересов и ценностей люди осуществляют действия, с помощью других комбинаций объясняют действительность и выражают свое отношение к ней (одобряют или порицают). Не менее часто комбинации интересов и ценностей могут служить лишь более или менее привлекательными пропагандистскими лозунгами власти и политических партий.

В сегодняшней России выявились  значительные различия аксиологической ориентации. Эти различия связаны с определенными образами или видениями социального и культурного порядка. Если попытаться кратко их описать, то они связаны со спорами о том, “куда идет Россия” и какова должна быть форма будущего социального, политического и культурного порядка. В этих спорах можно вычленить следующие главные ориентации:

1) Противостояние либерально-демократических  и авторитарно-патриархальных ценностей,  связанное с определенным видением  политического порядка. На одной стороне находятся сторонники плюралистического или полицентрического порядка. На другой - адепты унифицированного моноцентрического порядка, в котором авторитарная власть гарантирует социальный порядок, безопасность и социальную защиту общества в целом.

2) Противостояние ценностей, связанных  с подчинением традициям, интересам общностей в целом, и ценностей, предполагающих толерантность, права индивида и свободу индивидуальных действий. На этом уровне полицентрический порядок противостоит порядку коллективных представлений. Как известно, порядок коллективных представлений связан не столько с вертикальным конформизмом, предполагающим подчинение власти и авторитетам, сколько с горизонтальным конформизмом - подчинением индивида традиционным убеждениям большинства общества.

3) В спорах о месте России  в мире и ее интересах тоже существуют две противостоящие позиции. Одна из них делает акцент на необходимость защиты от чуждых интересов и влияний, национальных интересов и ценностей, отождествляемых с существованием государства. Другая позиция подчеркивает полную открытость России миру, особенно евро-атлантической общности.

4) В отношении к коммунистическому  прошлому тоже нет единства. Проблема  приобретает политическую остроту,  если формулируется в виде  вопроса: как нынешняя Россия должна относиться ко всем функционерам коммунистической партии и государства - устранить их со всех властно-управленческих постов или дать возможность войти в новые структуры власти? Роль возникающих в связи с этим аксиологических ориентаций тоже в значительной мере опирается на инструментальные ценности. Правда, хотя современное политическое руководство России прибегает к антикоммунистической риторике, оно не пошло на решительные шаги в этом направлении. Так называемые “демократы” тоже предпочитают замалчивать процессы воспроизводства прежнего властно-управленческого аппарата в новых условиях.

5) Нет единства и по вопросу  о роли религии в жизни общества. Хотя отделение религии от государства является элементарным требованием демократии, сторонники православного клира и большинства других церквей предпочитают вмешиваться в политическую жизнь. Вчерашние коммунисты нисколько им в этом не мешают. В данном случае осознание религии как ценности оказывается связанным с определенным пониманием моноцентрического социального порядка, укорененным в истории царской России (концепция единства “православия-самодержавия-народности”).

Вообще говоря, дебаты относительно аксиологических выборов формы  социального порядка интересуют узкие круги общества, преимущественно  интеллигенцию. Участники таких дискуссий не в состоянии операционализировать декларированные ценности, воплотить их в правовые и институциональные решения.  Следовательно, в посткоммунистической России постепенно формируется тенденция падения роли классических ценностей. Множество из этих ценностей подвергается специфической инструментализации.

Данная тенденция переплетена  с появлением все более многочисленных групп, пытающихся реализовать постматериалистические, альтернативные ценности. Речь идет об экологических, феминистских, религиозных и молодежных движениях. В России активизировались этнические, языковые, региональные и религиозные меньшинства. Наиболее многочисленными из них являются группы, представляющие молодежную альтернативную культуру²⁸⁹. В данных движениях и группах преобладает аксиологическая ориентация, связанная с поиском смысла жизни и собственной социальной идентификацией.

Множество групп и разнородность  выдвигаемых ценностей может  рассматриваться как еще одно доказательство процесса деструкции прежнего нормативно-оценочного порядка. В этом культурном тигле формируются новые локальные порядки. Такие группы немногочисленны, период их существования может быть кратким, а действия не связаны с дисциплиной, вытекающей из необходимости достижения долгосрочных целей, хотя для участников декларируемые ценности нередко являются действительными и нередко образуют основное содержание индивидуальной жизни. Причем, постматериалистические или альтернативные ценности функционируют преимущественно в демографических, биографических и возрастных общностях. Выдвигаемые ценности могут вообще не влиять на повседневные приспособительные действия и политическое поведение данных групп. Следовательно, данная система не может рассматриваться как определяющая для современной формы и дифференциации нормативно-ценностных порядков в условиях нынешней России.