Социальный порядок в России

В условиях посткоммунистической трансформации  России эти процессы приобрели совершенно иной смысл: доминирование в общественном сознании экономических интересов привело к одновременной потере ее этических, политических и социокультурных составляющих.

В российских трансформационных процессах  столкнулись интересы трех важнейших  субъектов (секторов): старой “социалистической” номенклатуры, появившихся недавно предпринимателей - бизнесменов (“новых русских”) и наемных работников. В этом столкновении “проигравшими оказались трудящиеся массы”²⁹⁰.

Многие рассматривают проходящие в России процессы как реализацию возможности социокультурной реформации. Однако имеющиеся различные теоретические построения, гипотезы нуждаются в эмпирической верификации. Одним из основных направлений такой верификации является исследование ценностей населения - их структуры, динамики, роли в социокультурной эволюции российского общества.

Ценности, считает Н.И. Лапшин, - это  “существующие в сознании каждого человека ориентиры, с которыми индивиды и социальные группы соотносят свои действия. На основе этих ориентиров складываются конкретные типы поведения, в том числе социокультурные типы отношения россиян к политической и экономической трансформации нашей страны”²⁹¹.

Вот какие результаты были получены при проведении двух всероссийских исследований (июль 1990 г.; март 1994 г.), позволивших получить сопоставимые эмпирические данные о динамике ценностей.

Первым был обнаружен “факт  определенной устойчивости россиян к базовым ценностям”. Лишь к трем суждениям поменялся знак отношения: суждения с ключевыми словами “комфорт для себя, своей семьи” и “быть яркой индивидуальностью” перешли из категории отрицаемых в категорию одобряемых, а суждение “жить как все”, напротив, из одобряемых стало отрицаемым.

Структурно-корреляционный анализ одобряемых и отрицаемых суждений выявил четыре макропозиции, отражающие структуру самых базовых ценностей и влияющие на уровень интеграции и дифференциации общества.

Три из четырех макропозиций - одобряемые, т.е. выражают одобряемые ценностные аспекты (суждения), одна - отрицаемая. Среди одобряемых одна - “повседневный гуманизм” - является по своей социальной функции интегрирующей, поскольку к ней тяготеет большинство россиян. Две другие макропозиции - “потребительский конформизм” и “предприимчивый нонконформизм” - дифференцируют население на конфликтующие между собой группы сознания, к каждой из которых тяготеет некоторое меньшинство граждан.

Четвертая макропозиция - “властолюбивый эгоизм” - выражает отрицаемые большинством ценностные аспекты. Она находится в остром конфликте со всеми тремя одобряемыми позициями, что служит выражением резко альтернативного характера отношений между политической властью и гражданским обществом, сложившихся уже в 1990 г.²⁹²

Вовлечение в 1994 г. в сеть корреляционных связей “повседневного гуманизма” таких модернистских ценностей, как стремление к успеху и общественному пониманию, высокая оценка инициативы, предприимчивости, позволили охарактеризовать эту позицию как “либеральный гуманизм”²⁹³.

Прежний “потребительский конформизм”  трансформировался в достаточно современный рациональный конформизм, занимающий ныне 23% одобряемого ценностного пространства. Традиционная адаптация к обстоятельствам уступает место более современной аппеляции к законам; появляется готовность сколько угодно заниматься любой работой, которая дает хороший заработок и др.

Ядро предприимчивого нонконформизма, занимающего сегодня 24% ценностного  пространства, в основном сохранилось. В 1990г. это были три ценности: инициативность, независимость, нравственность. Из них к 1994 г. определенно сохранились первые две.

Вместе с тем, прежняя эгоистичная  конкурентность замещается потребительским индивидуализмом, который умалчивает о состязательности, но четко ориентирован на свое здоровье и благополучие (а не на свободу), на хороший заработок при любой работе, комфорт для себя и своей семьи.

В целом макропозиция предприимчивого  нонконформизма вобрала в себя и  закрепила в качестве еще одного центра своих ориентаций связку таких ценностных аспектов: “взаимопомощь важнее состязательности” плюс “для человека прежде всего важно соотнесение своей личности с жизнью своего поколения и его местом в истории страны”.

В целом совокупность ценностей  предприимчивого нонконформизма предстает как консолидированная, уравновешенная в своих взаимоотношениях с либеральным гуманизмом и рациональным конформизмом. Она выполняет одновременно как дифференцирующие, так и интегрирующие функции в российском обществе.

Таковы элементарные позиции и макропозиции, существующие на основе одобряемых ценностей. Отрицаемые ценности (и в 1990 г. и 1994 г.) представлены одной макропозицией - “властолюбивым эгоизмом”.

Рассматриваемые нами исследования позволили  сделать следующие выводы.

За короткий отрезок времени  произошла заметная модернизация системы ценностей россиян. На 8-10% повысилась распространенность таких ценностей современного общества как свобода, независимость, инициативность. Одновременно снизилась распространенность таких ценностей традиционного общества как самопожертвование, следование традициям, вольность.

Существенным аспектом модернизации характера ценностей служит рационализация смыслов жизнедеятельности россиян. Так, если в 1990 г. большинство связывало решение своих жизненных проблем прежде всего с деятельностью властей, то в 1994 г. уже около 55% респондентов надеялись прежде всего на самих себя и во вторую очередь - на общероссийскую и иные власти²⁹⁴.

Все вышеизложенное и дает основания  сделать главный вывод: “ныне ценностное сознание россиян находится отнюдь не в начале, а примерно в середине движения к модернистской системе ценностей или уже во второй половине этого пути. Такова главная тенденция - аттрактор, втягивающая российское общество в социокультурную реформацию”²⁹⁵.

Еще одно исследование, проведенное  в 1992 и частично в 1993 году, отметило значительное уменьшение роли рациональной компоненты в сознании людей, трудности восприятия различных теоретических концепций, существенное возрастание действенности психологического фактора²⁹⁶.

Разуверившись в социализме, подавляющая  часть людей так и не восприняла никакого другого общественного идеала. По данным исследования 1992 г., чуть более 10% опрошенных верят в прогрессивность буржуазных отношений для России; 15% считают, что “капитализм в равной мере имеет и свои преимущества и свои недостатки”. Большинство же (54%) ни в одну из социальных доктрин применительно к российскому обществу не верят²⁹⁷.

Были также зафиксированы серьезные  изменения в шкале жизненных ориентаций у многих людей: значительно уменьшилась сфера социального и возросло значение сугубо индивидуальных ценностей.

Положительным аспектом данного процесса является развитие такого важного духовного  качества, игнорируемого ранее, как  осознание себя свободной, независимой, самоценной личностью, желающей опираться прежде всего на собственные силы и возможности, стремящейся к самореализации.

Отрицательными аспектами нравственной переориентации людей исследователи считают отступление на задний план или исчезновение вообще таких ценностей, как стремление быть полезным людям, находить смысл жизни в общественно значимой работе, в создании крепкой семьи и т.д.

На первое место все чаще выходят  ценности потребления. Причем не просто желание иметь хорошую одежду, еду, мебель, машину и т.д., что вполне естественно, а стремление к вещи, как к главной, иногда единственной цели в жизни. Потребительская психология перерождается в потребительскую идеологию. По данным исследования 1988 г., людей, ориентированных на потребление как на единственную ценность, было 8-12% среди опрошенных. По результатам опросов 1993 г. таких стало 35-40%. Рост идет в основном за счет молодых²⁹⁸.

Сравнительные данные по группам рабочих, инженеров и студентов двух исследований 1980-1983 и 1992-1993 годов выявили для всех групп опрошенных рост значимости семьи. Семья как бы обнажилась под обломками разрушившихся институциональных структур. Сейчас тип человека, забывающего о семье ради работы, науки, политической или религиозной идеи становится все менее понятным для обыденного сознания²⁹⁹.

На свою семью в России могут  положиться 64%, а вот на государство - только 9% опрошенных³⁰⁰.

Ряд обществоведов, однако, напоминают о том, что социологическая методология имеет как бесспорные преимущества, так и определенные ограничения. Д.В. Гудименко считает, например, что социологические опросы отражают лишь систему ценностей населения, не учитывая того важного обстоятельства, что Россия - страна “псевдоморфоз”, где форма хронически не соответствует содержанию.

А потому резонно предположить, что ценности (тем более декларируемые) не носят нормативного характера и не определяют достаточно жестко поведение людей. В России такое несовпадение особенно разительно.

Данные опросов в России дают представление в большей степени  о том, какими люди хотели бы себя видеть, нежели о том, какими они являются в действительности. Реальное положение дел, полностью опровергает вывод о доминировании “коллективистских” ценностей в сознании россиян.

Неправомерным считает М.А. Чешков включение в “индивидуализм” показателей, характеризующих гедонистическое отношение к жизни, ведущее, по сути, к отождествлению этих понятий.

Получается так, что в российском социуме индивидуальное долгие годы было не более чем эманацией коллективного - в общественном сознании первое не противополагалось второму, а понималось как его специфическое отражение.

6.3. Прагматизация социального  поведения и сознания

Социологические исследования подтверждают, что прагматически ориентированные социальные группы существуют в современном российском обществе и все более отличаются друг от друга³⁰¹. Следовательно, их можно считать объективным следствием посткоммунистической трансформации, в которой выступают две различные логики получения доходов.

Доходы значительной части общества зависят от уравнительно-распределительной деятельности государства. К этой части относятся все работники бюджетной сферы, учащаяся молодежь, пенсионеры и д.р. Другая часть общества получает доходы в соответствии с логикой индивидуальных достижений в сфере официальной и теневой экономик. За один и тот же труд в разных институтах можно получать совершенно различную зарплату.

Таким образом, в современной России нет единой системы получения  доходов, которая бы одобрялась большинством общества и рассматривалась как справедливая. При такой ситуации требование равенства не означает уравнение всех членов общества по минимуму доходов или поднятие среднего уровня доходов за счет богатых. А всякое выравнивание доходов по максимуму предполагает использование уже существующих критериев экономической дифференциации общества. Тенденция сводится в значительной мере к требованию справедливости. Но в этом случае оба требования - равенства и справедливости - лишаются нормативного значения и приобретают чисто прагматический смысл, соотнесенный с экономическими интересами.

Прагматически понятые экономические  интересы доминируют в сегодняшнем российском обществе. Это способствует возрастанию роли денег, а не производительного труда в материальной и духовной сфере. Роль всех дотаций и привилегий падает. Хотя при социализме они выполняли роль дополнительных привилегий для “преторианцев” коммунистической системы (номенклатура, армия, ВПК и некоторые другие группы), в то же время масштабы дотаций и привилегий были значительно шире и нередко способствовали выравниванию доходов. В настоящее время социальное положение, престиж, стиль жизни, участие в культуре в преобладающей степени зависят от денежных доходов.

П. Бурдье разделил весь капитал на экономический, культурный и социальный. В соответствии с этой классификацией, в современной России жизненное положение индивида определяется экономическим капиталом. Другие типы либо потеряли значение, либо частично сохранились при условии конверсии экономический капитал. Речь идет о “бюрократическом капитале”, занимающем главное место в нынешней трансформации³⁰².

Все другие ценности в глазах большинства  общества оцениваются как вторичные  и признаются лишь в той степени, в которой способствуют достижению экономических ценностей.

В чем же конкретно это проявляется? Прежде всего в отношении к таким ценностям, как свободы и права индивидов, демократия, свобода слова, правопорядок и др. Не претендуя на исчерпание темы и опираясь на результаты социологических исследований, рассмотрим ее важнейшие аспекты.

Отношение к демократии населения  посткоммунистической России определяется различными установками и ожиданиями. Лишь для незначительной части наших соотечественников выбор демократии как формы политического устройства общества представляет ценность саму по себе. Для большинства общества “переход к рынку и демократии” выражает просто несогласие с системой коммунистической власти. Причем, из-за стереотипного восприятия Запада, насаждаемого средствами массовой информации, а также отсутствия познавательных категорий для теоретической фиксации существующего разрыва между словом и делом, Запад воспринимается преимущественно в аспекте его экономической эффективности. Тем самым мы имеем делом с прагматическим выбором, а не ценностной установкой.

Стереотипное восприятие демократии вытекает из признания ее условием и даже синонимом материального благосостояния. На уровне индивидуального поведения и сознания это означает, что большинство индивидов руководствуется предположением: демократия способствует лучшей реализации собственных материальных интересов. Этот стереотип не соответствует действительности.

Демократия сама по себе не является рецептом для более эффективного и оперативного решения экономических и социальных проблем. Но характерно, что отношение к демократии до сих пор определяется чисто прагматическими соображениями. Так, большинство общества (от 45% до 70%, в зависимости от выборки)³⁰³ до сих пор считает, что демократия полезна лишь тогда, когда приносит материальное благосостояние. И лишь для меньшинства (10% - 20%) демократия обладает ценностью, поскольку в демократическом обществе человек свободен.