Курс лекций по "Истории языкознания"

Вместе с тем, анализ традиционных парадигм показывает, на наш взгляд, их неоднородность. Так называемая «сравнительно-историческая парадигма» представляет собой отдельный, хотя и очень важный, метод исследования языка, в то время как системно-структурная и антропоцентрическая парадигмы включают не только различные методы исследования, но и разное понимание самой природы языка.

Известный американский ученый в области дискурсивного анализа Д. Шифрин выделяет только две парадигмы лингвистического знания: формальную (структуралистскую) и функциональную (интерактивную), в основе которых лежат разные представления о природе языка, методах исследования и целях лингвистического анализа23.

Функциональная парадигма, по Д. Шиф-рин, базируется на двух основных положениях: (а) язык имеет функции, которые по отношению к самой языковой системе являются внешними; (б) внешние функции оказывают влияние на внутреннюю организацию языковой системы. Эти положения отличают функционализм, с одной стороны, от тех подходов, которые не учитывают внешних языковых функций и ограничиваются исследованием только внутренних функций языковой системы, а, с другой стороны, от формализма. Функциональная парадигма в терминологии Д. Шифрин соответствует антропоцентрической парадигме по В. А. Масловой.

Формальная парадигма, по Д. Шифрин, хотя и признает наличие у языка социальных и когнитивных функций, отрицает их влияние на внутреннюю организацию языковой системы. Для формальной парадигмы, по Д. Шифрин, которая соответствует системно-структурной парадигме в терминологии других авторов, характерны автономность и модульность.

В ходе анализа дискурса Д. Шифрин приходит к выводу о том, что ни формальная, ни функциональная парадигмы, взятые сами по себе, не могут дать исчерпывающее описание дискурса. Она выдвигает идею о необходимости синтеза двух парадигм в формально-функциональную парадигму, или формально-функциональный подход к анализу дискурса24.146 Т. Н. Хомутова

  Таким образом, говоря о парадигме в лингвистике, следует признать, что большинство ученых-лингвистов понимают ее как метод, подход или модель постановки проблемы и ее решения, то есть так, как Т. Кун понимал дисциплинарную матрицу. А поскольку в лингвистическом сообществе в силу сложности объекта исследования решить все проблемы с помощью какого-то одного метода или подхода весьма сложно, то и сама лингвистика по определению полипарадигмальна.

  Современная парадигма лингвистического знания

  Характеризуя современную парадигму научного знания, которая пришла на смену генеративизму в лингвистике второй половины ХХ века, разные авторы называют ее по-разному: функциональная, формально-функциональная25, коммуникативная, когнитивная, коммуникативно-когнитивная, когнитивно-коммуникативная26, когнитивно-дискурсивная27, коммуникативно-деятельностная28 и т. д. Как следует из приведенных определений, практически все они включают несколько составляющих, что свидетельствует о множественности используемых подходов к исследованию языка.

  По мнению Е. С. Кубряковой современная парадигма знания провозглашает синтез когниции и коммуникации, а избранная исследователем форма когнитивно-ориентированного или коммуникативно-ориентированного анализа является лишь «условностью описания», поскольку синтезируемые когнитивно-дискурсивной парадигмой установки когнитивизма корректируются в ней с учетом исходных положений парадигмы коммуникативной29.

  Е. С. Кубрякова выделяет общие, присущие всем функциональным и когнитивным направлениям современной лингвистики, «нетождественным теориям о сути языка» черты30, которые, хотя и преломляются в этих теориях по-разному, формируют единые исходные теоретические и методологические установки при исследовании естественного языка, так называемую единую «дисциплинарную матрицу», по Т. Куну. Эти установки представляют собой определенный фундамент исходных знаний и «порождающую среду» для идей и концепций в области современной лингвистики31.

  Е. С. Кубрякова выделяет следующие четыре принципиальные установки для всех школ и направлений, относимых к современной лингвистической парадигме32:

экспансионизм,1) проявляющийся в выходе лингвистики на связи с другими науками, а также в интеграции нескольких смежных наук и укрупнении отдельной большой науки;

антропоцентризм,2) в соответствии с которым научные объекты изучаются с позиций их роли для человека, при этом антропоцентризм может принимать в различных лингвистических направлениях нетождественные формы;

функционализм3) (или неофункционализм), при котором центральной проблемой науки становится изучение функций объекта исследования, его назначения;

экспланаторность,4) трактуемая как тенденция современной лингвистики найти определенное объяснение внутренней организации языка, его отдельным модулям и т. д.

Таким образом, Е. С. Кубрякова искусно разводит понятия ‘парадигмы’ и ‘дисциплинарной матрицы’. На наш взгляд, под парадигмой она понимает признанные научным сообществом достижения, то есть теории (когнитивную и коммуникативную), а под дисциплинарной матрицей – единую модель постановки проблем и их решений, то есть методологические принципы.

Интеграция когниции и коммуникации в новой лингвистической парадигме требует новых подходов к исследованию языка, определяет важность формирования нового понятийно-терминологического аппарата для его описания. Необходимость использования достижений когнитивистики при этом очевидна.  
 
 
 
 

12. Зарождение  сравнительно-исторической точки зрения (предпосылки появления, основоположники сравнительного языкознания и их вклад в развитие принципов языкознания 19 столетия).

Сравнительно-историческое языкознание - область языкознания, объектом которой являются родственные, т.е. генетически связанные языки. Кокретно в сравнительно-историческом языкознании речь идет об установлении соотношений между родственными языками и описании их эволюции во времени и пространстве; сравнительно-историческое языкознание пользуется как основным инструментом исследования сравнительно-историческим методом; наиболее общая форма исследований - сравнительно-исторические грамматики (включающие в себя прежде всего фонетику) и этимологические словари (лексика).

Сравнительно-историческое языкознание противостоит описательному, или синхроническому, языкознанию, нормативному и общему языкознанию. Вместе с тем сравнительно-историческое языкознание связано как с  описательным языкознанием, так и  с общим языкознанием взаимовлияниями в целом ряде вопросов.

Обычно возникновение  сравнительно-исторического языкознания, прежде всего его ядра - сравнительно-исторической грамматики, связывают со знакомством  европейских лингвистов с санскритом в кон. 18 в., недооценивая роль общего идейно-интеллектуального контекста, который складывался в научно-философской, литературно-художественной и общественной жизни Европы во второй половине 18 в. - первые десятилетия 19 в. К этому времени в естественных науках (прежде всего) был накоплен большой конкретный материал, давший основание первым универсальным классификциям и таксономиям, открывшим возможность рассматреть целое, определить иерархию его частей и предположить, что сама она есть результат действия неких общих законов. Весь этот этап работы подразумевал существенную роль эмпирического сравнения фактов и неизбежно приводил к выводу, согласно которому за внешне разнообразными фактами должно крыться (по крайней мере, в значительном числе случаев) внутреннее единство, нуждающееся в истолковании. Принципом истолкования для секуляризованной науки того времени стал историзм, т.е. признание развития во времени, осуществляющегося естественным образом (а не божественной волей, реализующей некий общий план), по законам, которые не только описывают самое смену одних форм другими, но и конкретный вид, ими принимаемый. Отсюда новая установка в трактовке фактов: в них склонны были видеть уже не "лестницу" форм ("существ" - в биологических науках), но "цепь развития", предполагающую естественное изменение форм. Изменяемость форм (идея, в полном своем виде оформившаяся к сер. 19 в., ср. "Происхождение видов" Ч. Дарвина, 1959), объясняемая их историей, стала выступать как причина их многообразия. Само развитие мыслилось в двух вариантах: чаще как восходящая линия от простого к сложному и улучшенному (ср. многочисленные теории прогресса от А.Р.Ж. Тюрго и Г.Э. Лессинга, И.Г. Гердера и М.Ж.А.Н. Кондорсе до ж.Б. Ламарка, Э. Жоффруа де Сент-Илера и того же Ч. Дарвина), реже как нисходящая линия, связанная с деградацией (Ж.Ж. Руссо, Ю. Мезёр и др.). Отражения подобной концепции многообразны и нередко объединяют естественные науки с гуманитарными. Так, с одной стороны, возникают отдельные опыты исторического описания, претендующие на полноту и целостность (Д. Юм или Э. Гиббон), утверждаются взгляды об истории как автономной науке (Тюрго, энциклопедисты, "Идея всеобщей истории" И. Канта, 1784), вырабатываются общефилософские теории развития с особым вниманием к его причинам и стадиям, к соотношению "логического" и "исторического" (Г.В.Ф. Гегель, Ф.В.Й. Шеллинг и др.). С другой стороны, возникают многочисленные сравнительные дисциплины (сравнительная анатомия, эмбриология, палеоантология, геология и т.д.) и развиваются общие и частные принципы естественно-научного "компаративизма" (Ламарк, Жоффруа Сент-Илер, Ж. Кювье, Ч. Лайель и др.). Характерно, что объектом исторического изменения и научного сравнение становится форма (а не функция), что и предопределило возрастание роли морфологии и то важное значение, которое стало придаваться понятию гомологии в структуре исследуюмых объектов (т.е. подобию не функциональному, но формальному, отсылающему к общему происхождению). Для сравнительно-исторического языкознания оказались важными также результаты исследований в области естественных наук, не получившие, однако, всеобщего признания, - об оформлении понятия системы, определяющей взаимодействие частей целого (ср. строго детерминистическую концепцию Кювье), нередко определяемой термином "организм", и о выдвижении идеи модели-архетипа (Р. Оуэн), объединяющей развитие всех реально засвидетельствованных конкретных типов.

Наука о языке  не только испытывала плодотворные влияния  со стороны общей методологии  наук, но и сама принимала активное участие в выработке общих  идей. В частности, важную роль сыграла работа Гердера "Исследование о происхождении языка" (1770, изд. 1772), которая наряду с его же статьей "О возрастах языка" явилась одним из самых серьезных подступов к будущему историческому языкознанию. Выступая против распространенных тезисов об исконности языка, его божественном происхождении и неизменяемости, Гердер был одним из первых провозвестников историзма в языкознании. Согласно его учению, естественные законы определили необходимость возникновения языка и его дальнейшего развития: язык, связанный по своему происхождению с культурой (и, в частности, с поэзией), в ходе своего развития совершенствуется, как и общество; нераздельная связь языка с культурой и и обществом делает его важнейшим компонентом национального духа (перечень причин изменения языка во многом предвосхищает аналогичную проблему в естественных науках, ср. биологическую географию А. фон Гумбольдта). И.К. Аделунг в нач. 19 в. выдвигает свои соображения о причинах исторического развития языка и формулирует критерии различия в степенях языкового родства, предполагающие не просто сравнение языков, считающихся родственными, но, по сути дела, сравнение их грамматических структур (не только лексем!). Характерно, что У. Джоунз, познакомившийсь с санскритом и обнаружив его сходство в глагольных корнях и в грамматических формах с греческим, латинским , готским и др. языками, в 1786 уже смог предложить совершенно новую концепцию лингвистического родства; наличие достаточного количества подобных совпадений в сравниваемых языках позволяет заключить об их генетическом родстве и, следовательно, об их происхождении из общего праязыка. Ф. фон Шлегель в труде "О языке и мудрости индийцев" (1808) не только подчеркивает роль грамматических элементов при установлении языкового родства (именно он ввел в употребление термин "сравнительная грамматика"), но и применительно к санскриту, персидскому, греческому, немецкому и другим языкам формулирует первые постулаты сравнительно-исторической грамматики индоевропейских языков, подчеркивая особую методологическую сущность форм спряжения. Эти теоретические предпосылки сравнительно-исторического языкознания подкреплялись обширным собранием лексики разных языков, упорядоченной в словарях сопоставительного типа ("Сравнительные словари всех языков и наречий" П.С. Палласа, 1787-89), 2 изд. 1790-91; словарь испанского миссионера Лоренсо Эрвас-и-Пандуро, 1784, 2 изд., 1800-05; "Mithridates, oder allgemeine Sprachkunde" Аделунга и И.С. Фатера, 1806-07 и др.), где создавались особо благоприятные условия для выделения лексем родственных языков (хотя бы сугубо предварительного и приблизительного).

Идеи языкового  родства выдвигались и раньше (ср. отчасти у Данте, а также "О  родстве языков" Гвилельма Постеллуса, 16 в.). Выделялись работы, авторы которых  ограничивались кругом языков, обнаруживающий сходство: "Рассуждение о европейских языках" Й.Ю. Скалигера (1599), где, однако, в сравнение включались кроме языков, позже признанных индоевропейскими, также финский, венгерский, баскский, которые затушевали некоторые бесспорные результаты. Еще более широкая классификация родственных языков Старого Света была предложена Г.В. Лейбницем, по сути дела разграничившим индоевропейские языки (по его терминологии, "кельтские") и урало-алтайские ("скифские"). Более перспективным в плане будущих сравнительно-исторических исследований оказывались те работы, в которых ставились более узкие задачи (напр., доказательство родства отдельных групп или семей языков, ориентированные при этом на сравнение сходных элементов). Так, уже в 17 в. сложились представления о родстве языков семитской семьи (Э. Гишар, И. Лудольф и др.), германской (Л. тен Кате) и романской (Рейнуар) групп, славянских языков (Ю. Крижанич и др.) и т.п. Особое значение имели изданные Ф.Ю. фон Страленбергом в 1730 сравнительные таблицы языков Северной Европы, Северного Кавказа, благодаря чему была создана классификация уральских и алтайских языков (финно-угорские и самодийские; тюркские, монгольские, тунгусские), хотя и в предварительном варианте. Эти первые попытки классификации языков способствовали формированию ранних вариантов сравнительно-исторического языкознания и, в свою очередь, во многом от них зависели.

В 10-х гг. 19 в. идеи сравнительно-исторического  языкознания воплотились в исследованиях  сравнительно-исторического характера, в которых была применена и соответствующая техника исследований, опиравшихся преимущественно на данные индоевропейских языков, и таким образом сравнительно-историческая грамматика этих языков стала ведущей дисциплиной сравнительно-исторического языкознания, оказавшей стимулирующее влияние на развитие других частных сравнительно-исторических грамматик.

Главные фигуры той революции в сравнительно историческом языкознании, которая  привела к созданию сравнительно-исторической грамматики, были Ф. Бопп ("О системе спряжения санскритского языка в сравнении с таковою в греческом, латинском, персидском и германских языках", 1816), Р.К. Раск ("Разыскания о древнесеверном языке", 1818), Я. Гримм ("Грамматика немецкого языка", т. 1-4, 1819-37, речь идет о германских языках) и В. фон Гумбольдт ("О сравнительном изучении языков применительно к различным эпохам их развития", 1820, и др.). Гумбольдт теоретически обосновал статус сравнительно-исторического языкознания как не только особой, но и автономной лингвистической дисциплины, выводы которой имеют, однако, первостепенное значение при изучении культуры, интеллектуальной деятельности, народной психологии. Заслугой Гумбольдта было выделение языкознания как новой науки исторического цикла - "сравнительной антропологии". При этом задачи сравнительно-исторического языкознания понимались им исключительно широко: "...язык и постигаемые через него цели человека вообще, род человеческий в его поступательном развитии и отдельные народы являются теми четырьмя объектами, которые в их взаимной связи и должны изучаться в сравнительном языкознании". Уделяя большое внимание таким ключевым для сравнительно-исторического языкознания проблемам, как внутренняя форма, связь звука и значения, языковая типология и т.п., Гумбольдт в отличие от многих специалистов в области сравнительно-исторического языкознания, и в историческом аспекте изучения языка подчеркивал связь с духом творчества, с категорией значения в широком смысле слова (язык и мышление). Тем самым принцип историзма в языкознании получил понимание, выходящее далеко за рамки сравнительно-исторических грамматик. Боппу наука обязана созданием первой сравнительно-исторической грамматики индоевропейских языков (1833-49), открывшей серию подобных грамматик больших языковых семей; выработкой методики последовательного сравнения форм в родственных языках; попыткой интерпретации самого феномена родственных языков. Особое значение имело обращение к санскриту, который в пространстве и времени был наиболее удален от европейских языков, не имея с ними контактов в своей истории, и тем не менее сохранил с особой полнотой древнее состояние. Заслуга Раска состояла в выработке методики анализа соотносимых друг с другом грамматических форм и в демонстрации разных степеней родства между языками. Дифференциация родства по степени близости явилась необходимой предпосылкой к построению схемы исторического развития родственных языков. Такая схема была предложенна Гриммом, рассмотревшим систематически три степени развития германских языков (древнюю, среднюю и новую) - от готского до новоанглийского. Начиная с Гримма, понятие "исторической грамматики" группы языков и особенно отдельного языка стало в языкознании реальностью (при этом - в отличие от опыта Гримма - "сравнительная" часть в таких исторических грамматиках нередко отступала на задний план или присутствовала в скрытом виде). Таким образом, к 30-40-м гг. 19 в. сравнительно-историческое языкознание завоевало себе прочное место в языкознании и начало оказывать значительное влияние на другие его области. В это время происходит становление сравнительно-исторического языкознания, его принципов, методов и техники исследования.