Становление и развитие политических взглядов и деятельности Мао Цзэдуна

Таким образом, Мао оказался на самой вершине власти в одной из крупнейших стран мира. Он стал одновременно председателем КПК, председателем Центрального народного правительства КНР, председателем Постоянного комитета Народного политического консультативного совета Китая (НПКСК), председателем Народно-революционного военного совета.

 Насущными для Мао Цзэдуна в это время стали вопросы организации власти и  управления, определения политики (внутренней и внешней) нового государства. При этом анализ последующих событий в Китае позволяет сделать вывод о том, что идеология «новой демократии» была для Мао не более чем «тактической уловкой» для привлечения на сторону КПК широких слоев населения в период борьбы с Гоминьданом, этапом в построении социализма, а не конечной целью. На самом деле политическим идеалом Мао был курс на создание в КНР государства «сталинского» типа. Он хотел построить в Китае социализм по образцу СССР. Не зря в одном из своих выступлений того времени он отмечал: «Мы намерены осуществить великое национальное  строительство. Работа, которую нам предстоит сделать, трудна, и наш опыт недостаточен. Поэтому мы должны упорно учиться передовому опыту Советского Союза… Чтобы построить нашу страну, мы должны довести изучение Советского Союза до общенациональных масштабов»17.

Однако в первые три года развития КНР (1949-1952) осуществление подобного курса не было возможно по нескольким причинам, среди которых главными выступали: отсутствие единства взглядов на будущее развитие государства в руководстве, неоднозначная политика в отношении Китая, проводившаяся в 1949–1953 годах Советским Союзом.

Руководство КПК не было едино в вопросе о «новой демократии». В отличие от Мао Цзэдуна, переставшего употреблять термин «новая демократия», некоторые руководящие деятели КПК продолжали в то время активно использовать терминологию «новодемократической» революции. В период 1949-1952 годов не только Лю Шаоци и Чжоу Эньлай, но и Чэнь Юнь, Дэн Сяопин и некоторые другие руководящие работники КПК выражали умеренные взгляды в отношении «новой демократии» даже в неофициальных беседах с деятелями других коммунистических партий. Эти лидеры КПК опирались на авторитет Сталина, ссылаясь на его советы не спешить со строительством социализма.

Мао и его оппоненты одинаково воспринимали социалистические идеалы, но по-разному понимали методы их достижения. Вот лишь несколько примеров. Весной 1951 года партийные руководители провинции Шаньси выступили с идеей ускорения процесса кооперирования деревни. Лю Шаоци не ограничился критикой этих идей на совещании пропагандистов и в июле 1951 года подготовил и разослал от имени Центрального комитета документ, в котором эта провинциальная затея была названа «ошибочной, опасной, утопической идеей аграрного социализма». Однако Мао Цзэдун взял под защиту местных активистов и два месяца спустя дезавуировал документ, подготовленный Лю Шаоци.

В декабре 1952 года на заседании Государственного административного совета под председательством Чжоу Эньлая был рассмотрен и одобрен подготовленный министром финансов Бо Ибо проект новой налоговой системы. Принципиальная новизна закона заключалась в единообразном налогообложении всех форм собственности. Государственные и кооперативные предприятия теряли свои налоговые льготы, а частнокапиталистический сектор получал благоприятные условия для конкуренции. Как впоследствии выяснилось, проект закона не был согласован с аппаратом ЦК и Мао Цзэдун не знал о нем. Вскоре после этого, 15 января 1953 года, Мао послал гневное письмо руководителям Госсовета — Чжоу Эньлаю, Чэнь Юню, Дэн Сяопину и Бо Ибо, не считая обоснованным их стремление создать условия для оживления частного предпринимательства. Ошибочный с точки зрения Мао Цзэдуна закон о налогах стал поводом для проведения интенсивной идейно-политической кампании против всех несогласных с его (Мао) линией. В середине февраля в неформальной беседе с руководителями Центрально-Южного бюро ЦК в Ухани Мао отметил: «Есть люди, которые говорят: «Нужно укреплять новодемократический порядок», есть также люди, которые выступают за «четыре большие свободы» [то есть за свободу для крестьянина брать займы, арендовать землю, нанимать рабочую силу и торговать]. Я считаю, что и то и другое неверно. Новая демократия – это этап перехода к социализму».

Вот почему политика КПК в те годы была достаточно противоречивой. Идеи демократической трансформации общества нашли отражение в Общей программе единого фронта, организационным выражением которого стал Народный политический консультативный совет Китая (НПКСК), а также в других документах, определявших развитие Китая в первые годы КНР.

НПКСК, возникший как организационная форма единого фронта, взял на себя функции Учредительного собрания. Именно от имени НПКСК коммунисты сформировали новые органы государственной власти и приняли Общую программу, которая стала главным документом новой власти, чем-то вроде временной конституции. Программа провозглашала демократические ценности, но при этом подчеркивала руководящую роль КПК. Устанавливалась многопартийная система, и восемь политических партий и организаций, признававших руководящую роль КПК, получали легальный статус. В программе гарантировались права населения на владение частной собственностью, содержались установки о поддержке частного национального предпринимательства, о взаимовыгодном регулировании отношений труда и капитала. В документе провозглашался курс на демократическое развитие страны и полностью отсутствовала идея социалистического переустройства китайского общества.

Принятый правительством 28 июня 1950 года «Закон о земельной реформе в КНР» также полностью соответствовал духу народной демократии: отменялась помещичья собственность на землю, основанная на феодальной эксплуатации, земля передавалась в частную собственность крестьянству, сохранялось кулацкое хозяйство18. «Принятая нами политика сохранения кулацких хозяйств, – говорил в своем докладе на сессии Всекитайского комитета НПКСК в июне 1950 года Лю Шаоци, – является не временной политикой, а политикой, рассчитанной на длительный срок. Иными словами, хозяйства кулаков будут сохранены в течение всего периода новой демократии»19.

За два с половиной года реформа охватила 450 млн. человек. О ее результатах может дать представление тот факт, что около 300 млн. безземельных и малоземельных крестьян получили 47 млн. га обрабатываемой земли, которая принадлежала прежде помещикам. За короткий срок были достигнуты внушительные успехи. Уже к 1952 году продукция сельского хозяйства выросла примерно на 50%. Общая стоимость промышленной продукции более чем удвоилась. Были восстановлены старые и созданы новые ирригационные сооружения, что имеет огромное значение для сельского хозяйства Китая, поскольку четвертая часть посевных площадей обслуживается оросительными системами. Начало развертываться движение за кооперирование сельского хозяйства.

Политика новой власти встречала поддержку демократических и патриотических кругов, приветствовавших преобразование и развитие системы народного образования, направленные на ликвидацию (или, точнее, сокращение) неграмотности, открытие новых высших учебных заведений и создание предпосылок их демократизации, подготовку научных кадров и организацию системы научных учреждений современного типа.

Большой общественный резонанс имело принятие в 1950 году законодательства о семье и браке, предоставившего все гражданские права женщинам и направленного на достижение их фактического равноправия. Импонировала китайской общественности и независимая, а в Корее и Тибете даже агрессивная, внешняя политика новой власти.

В декабре 1949 года по приглашению советского руководства Мао впервые приехал в Советский Союз. Этот визит, приуроченный к 70-летию И.В. Сталина, должен был зафиксировать официальные отношения СССР и нового государства – КНР.  Мао с самого начала ждал довольно «холодный» прием, который должен был показать ему реальное отношение к нему лидеров СССР. Личный представитель И.В. Сталина при Мао Цзэдуне, советский дипломат И. В. Ковалев в этой связи вспоминает: «16 декабря в полдень поезд с Мао Цзэдуном прибыл на Ярославский вокзал, украшенный флагами СССР и КНР. Было холодно, и встреча получилась излишне сухой и официальной. Встречавшие явно не знали, как себя вести: то ли обнимать и целовать Мао, то ли ограничиться простыми рукопожатиями. Мао был смущен и огорчен. Выйдя на перрон, он обратился к Молотову и другим государственным деятелям СССР со словами: «Дорогие товарищи и друзья!». Но ответного радушия не почувствовал.

Другой советский дипломат отмечал, что все были скованы. Под стать встрече была и погода: крепкий мороз щипал щеки, дул сильный пронизывающий ветер. Из-за холода церемонию пришлось сократить. Более того, в дальнейшем в течение нескольких недель Мао Цзэдун пытался встретиться с советским руководством, но все его попытки были безуспешны. Мао был зол, что потерял столько времени. «Вы меня пригласили в Москву и ничего не делаете. Так зачем же я приехал? – спрашивал он в гневе у Ковалева. – Я что сюда прибыл, целыми днями есть, спать и испражняться?»20. Он пытался дозвониться Сталину, но ему отвечали, что вождя нет дома, и рекомендовали встретиться с Микояном. «Меня все это обижало, – вспоминал Мао, – и я решил ничего больше не предпринимать и отсиживаться на даче».

«Не имея встреч со Сталиным, Мао нервничал и в пылу гнева высказывал резкие отрицательные суждения по поводу условий его пребывания в Москве, – позже вспоминал Ковалев. – Он неоднократно подчеркивал, что приехал не только как глава государства, а главным образом как председатель КПК для укрепления связи между двумя братскими партиями. А вот этого-то как раз и не получается…».

Только после этого переговоры на высшем уровне возобновились. Сталин вновь пригласил Мао в Кремль, а затем стал звать на ближнюю дачу в Кунцево. Однако Сталин держался надменно и настороженно, был немногословен. «Изредка он бросал скошенные взгляды на прибывшего издалека гостя, – вспоминает сталинский переводчик Николай Трофимович Федоренко. – Сама комната, в которой проходили беседы… напоминала сцену, где разыгрывался демонический спектакль»21. Все это, конечно, не укрылось от взгляда Мао, но главное, что его угнетало, так это откровенно империалистическая политика Сталина в отношении Китая. По словам его личного переводчика Ши Чжэ, он ощущал сталинский «панруссизм» очень ясно, поскольку Сталин выражал его «даже сильнее, чем русский народ вообще».

Сталин изменил свою позицию и согласился заключить новый договор – «О дружбе, союзе и взаимной помощи» – лишь после того, как узнал о решении британских властей признать КНР. Это произошло в начале января 1950 года. Но только 14 февраля этот исторический документ был подписан. Радость китайских коммунистов по поводу формального договора между СССР и КНР была, однако, омрачена тем, что Сталин недвусмысленно продемонстрировал свое желание контролировать не только политический курс Мао, но и экономику нового Китая.

К договору были приложены дополнительные секретные соглашения, которые обнажали действительные сталинские намерения. Первое из них предоставляло СССР ряд привилегий в отношении северо-востока Китая и Синьцзяна: все несоветские иностранные граждане выселялись из этих регионов. Сталин даже хотел заключить сепаратные торговые соглашения с этими периферийными районами для того, чтобы укрепить советский контроль над ними, однако столкнулся с решительными возражениями со стороны Мао и Чжоу Эньлая, который по просьбе Мао Цзэдуна прибыл в Москву 20 января 1950 года.

Два других соглашения были направлены на создание четырех совместных предприятий на территории Китая, которые обеспечивали бы советские интересы в эксплуатации китайских экономических ресурсов. Это были так называемые смешанные советско-китайские акционерные общества, два из которых находились в Синьцзяне — редких и цветных металлов («Совкитметалл») и нефтяная («Совкитнефть»), а два других — в Даляне (гражданской авиации и судоремонтно-судостроительная — «Совкитсудстрой»). Советская сторона владела в них 50 процентами капиталовложений, получала 50 процентов прибыли и осуществляла общее руководство.

Китайские коммунисты были также обескуражены и навязанным им Сталиным новым соглашением о Китайской Чанчуньской железной дороге, дополнявшим договор. Мао Цзэдун и Чжоу Эньлай рассчитывали создать комиссию по управлению дороги, в которой посты председателя и директора были бы отданы китайской стороне. Они также надеялись изменить долю капиталовложений сторон, увеличив соответственно китайскую часть до 51 процента. Сталин и Молотов отвергли эти предложения, настояв на паритете, то есть равном участии обоих партнеров, как в инвестировании, так и в управлении. В соответствии с новым соглашением о Китайской Чанчуньской железной дороге, Порт-Артуре (Люйшуне) и Дальнем (Даляне) советский контроль над железной дорогой и базой в Люйшуне сохранялся вплоть до конца 1952 года. Статус Даляня должен был быть определен после подписания мирного договора с Японией.

Помимо этого, 14 февраля 1950 г. было подписано соглашение о предоставлении Советским Союзом КНР кредита на 10 лет в размере 300 млн. долларов США золотом на льготных условиях (из расчета 1% годовых), что представляло собой существенную помощь Китаю, особенно учитывая послевоенное экономическое положение СССР.

Встречи Сталина и Мао показали, что первый с недоверием относится к китайскому лидеру. Как вспоминает Хрущев, после встреч с Мао Цзэдуном Сталин «ни разу не был в восторге» и отзывался о Мао не особенно лестно: «Чувствовалось какое-то его высокомерие в отношении Мао». Однажды Сталин даже попытался открыто спровоцировать Мао Цзэдуна, заявив то ли в шутку, то ли всерьез, что «в Китае коммунизм является националистическим, что Мао Цзэдун, хотя и коммунист, но настроен националистически». Сталин еще сказал, что в Китае существует опасность появления «своего Тито». По словам Мао, он ответил Сталину всего одной фразой: «Все то, что здесь говорилось, не соответствует действительности».

Заключив договор и соглашения, Мао и Чжоу 17 февраля 1950 г. выехали из Москвы. Вновь на вокзале их провожал деловой и сосредоточенный Молотов. Перед тем, как сесть в вагон, он заявил: «Покидая Великую Социалистическую столицу, мы искренне выражаем сердечную признательность Генералиссимусу Сталину, Советскому правительству и советскому народу. Да здравствует вечная дружба и вечное сотрудничество Китая и Советского Союза!»22.