Российское дворянство на переломе 17-18 веков. Петровские нововведения

Сохранилось описание одного из таких  выездов в село Покровское в 1651 году, когда в Москве находились польско-литовские послы. Впереди всей процессии, вспоминает очевидец, двигался «постельный возок» в сопровождении постельничьего и трехсот «младших» дворян. Они ехали по трое в ряд на аргамаках, жеребцах и конях «во всякой ратной сбруе». За ними следовали триста конных стрельцов по пять в ряд в парадном одеянии и с карабинами. За стрельцами двигались пятьсот рейтар с палашами и пистолями. Далее вели сорок заводных лошадей в богатой сбруе с позолоченными и серебряными цепями и седлами, покрытыми золочеными покровцами и ковриками. За ними шли запасные каретные лошади, а уже потом ехал сам царь в английской карете. Сопровождавшие его бояре, окольничьи, думские люди, стольники, стряпчие и дворяне следовали по три человека в ряд на «добрых» жеребцах, обряженных в красивую упряжь - узды «оправные» и цепи «поводные».¹⁸

Традиции парадных охот существовали и в последующие столетия. Но именно XVII век привнес сугубо русский  колорит в это красочное действие. Богатая конская сбруя, изготовленная  умельцами Конюшенного приказа и лучшими мастерами Турции, дает возможность воссоздать картину торжественного выезда русских царей. В царствование Алексея Михайловича охота приобрела заметное политическое значение, так как способствовала налаживанию контактов с соседними странами. Соколов и кречетов посылали в подарок восточным ханам и европейским королевским домам, которые высоко ценили дары русских царей. Ловчие птицы, охотничьи трофеи, борзые преподносились в качестве дипломатических подарков и являлись социально-знаковыми символами. Обмен охотничьими трофеями между представителями государственной и политической элиты России и других стран содействовал развитию добрососедских отношений. Эти дары напоминали об услугах и благодеяниях уже совершенных и выражали надежду дарителей на такие же отношения в будущем.

Охотничьи традиции Алексея Михайловича продолжены в XVIII в. Охота составляла особую статью дипломатического этикета. Участниками многих царских и императорских охот были главы государств, послы и другие представители дипломатического корпуса. Нескрываемый интерес иностранные гости и особенно немецкие принцы проявляли к медвежьей охоте.

Неотъемлемой частью царского охотничьего  ритуала был пир - застолье, венчавшее  саму охоту.

Охота была любимой забавой не только русских монархов. Почиталась она и при дворах крупных и мелких, светских и духовных княжеств раздробленных немецких государств. Предметом особой любви немецких королей, герцогов, ландграфов была соколиная и парфорсная охота. Особую популярность соколиная охота приобрела в XV-XVII веках, когда она стала излюбленной формой развлечения и своеобразным видом спорта высшей аристократии.

Европейское влияние захватывало  верхи русского дворянства и вызывало недовольство у духовенства и  народа.

Меняющиеся условия жизни, осознание русскими собственного невежества, необходимость бороться с «ересью»- все это заставляло церковь и власть думать о развитии просвещения, обустройстве школ. Да и в самом обществе, по словам В.О. Ключевского, чувствовался «сильный спрос на ум, на личные силы».¹⁹ Подавляющая безграмотность была в прежние времена одной из отличительных черт русского человека. И не только простого звания, но и царских кровей. Едва ли не с Алексея Михайловича, оставившего потомкам кроме огромного количества писем и посланий, записки о польской войне и наставление о соколиной охоте, положение начинает меняться кардинальным образом. В его царствование образованности уделяется особое внимание, а потому в середине XVII века воеводами назначались грамотные люди из  думных и московских чинов. В посадах грамоте обучали священники, дьяконы, дьячки подьячие.  Известны случаи, что даже в некоторых провинциальных городках в зажиточных семьях «все мужчины грамоте умели»²⁰.

Такое образование строилось на началах обычного ремесленного ученичества, соединялось с обучением торговле или другому ремеслу, а потому было несистематическим. К тому же обучали грамоте только мужчин, грамотных женщин было по-прежнему немного даже в боярских и дворянских фамилиях. Дочь  царя Алексея Михайловича Софья едва ли не единственный пример образованной женщины из высшего сословия.

 Точные данные об уровне  грамотности в XVII в. отсутствуют. Но известно, например, что половина участников Земского собора 1648г. не умела писать. Грамотных людей не хватало, однако есть основания полагать, что к концу века их стало больше. Иностранец, живший в России в начале XVII века, писал, что «русский народ не знает ни школ, ни университетов; одни священники наставляют юношество чтению и письму, но, впрочем, и этим занимаются немногие».²¹

Так почувствовалась московским обществом  потребность в книжном знании, в научном образовании, и посеяны  были зачатки школьного обучения, как необходимого средства для приобретения такого образования. Эта потребность  поддерживалась все учащавшимися сношениями с западными государствами, заставлявшими московскую дипломатию изучать их положение и взаимные отношения. В Москве пытаются завести школы и правительство, и частные лица. Восточные греческие иерархи давно, и не раз указывали московским царям на необходимость завести в Москве греческую школу и типографию. Из Москвы искали и просили, с Востока предлагали и присылали учителей для этой школы, но дело все как-то не удавалось.

Но одной грамотности уже  не доставало даже для религиозного образования. С середины XVII века предпринимались попытки организовать специальные школы для подготовки священников, правщиков книг, дьяков, переводчиков. К этому времени уже существовала православная Академия в Киеве, организованная по инициативе митрополита Петра Могилы. В качестве образца для нее были взяты европейские школы и сложившаяся в них система преподавания «семи свободных наук». Изучение грамматики, диалектики, риторики, арифметики, геометрии, астрономии и музыки служило фундаментом для дальнейшего постижения высших наук-философии и богословия. Киевские монахи использовали латинскую ученость для защиты православия от натиска католиков. Воспитанники Киево- Могилянской академии сыграли важную роль и в развитии московских школ.

С 1649г. боярин Ф.М. Ртищев на свои средства основал вблизи Москвы Андреевский монастырь и пригласил туда 30 ученых монахов из Киева. Так возникла Греко-латинская школа во главе с Епифанием Славинецким. Сам Ртищев стал студентом этой вольной школы, ночи просиживал в монастыре, беседуя с учеными, учился у них греческому языку и уговорил Епифания Славинецкого составить греко-славянский лексикон для нужд этой школы. К приезжим южнорусским старцам примкнули и некоторые из московских ученых монахов и священников. Так возникло в Москве ученое братство, своего рода вольная академия наук. Пользуясь своим значением при дворе, Ртищев заставлял некоторых из служащей московской молодежи ходить к киевским старцам в Андреевский монастырь учиться по-латыни и по-гречески.

Подобное заведение было организовано и в кремлевском Чудовом монастыре, но ее руководитель, грек Арсений, вскоре был сослан на Соловки. Люди высшего московского класса старались запастись средствами для домашнего образования своих детей, принимая к себе в дома приезжих учителей, западнорусских монахов и даже поляков. Сам царь Алексей подавал пример в этом. Он не удовлетворился элементарным обучением, какое получили его старшие сыновья Алексей и Федор от московского приказного учителя, велел обучать их иноземным языкам латинскому и польскому и для довершения их образования призвал в 1664г из Полоцка западнорусского ученого монаха Симеона Полоцкого, воспитанника Киевской академии, знакомого и с польскими школами. Симеон был горячим поборником просвещения в европейском духе, автором стихотворных произведений и пьес. Он с успехом приобщил к польско-латинской учености старших детей царя- царевича Федора и царевну Софью. Иные из московского общества старались черпать западную науку из первых источников и тем усерднее, что она стала считаться необходимою для успехов на службе.

Боярин Матвеев учил своего сына латинскому и греческому языку. Предшественник его по управлению Посольским приказом Ордин-Нащокин окружил своего сына пленными поляками, которые внушили  ему такую любовь к Западу, что соблазнили молодого человека бежать за границу. Первый русский резидент в Польше Тяпкин отдал своего сына в польскую школу. В 1675 г., посылая его в Москву с дипломатическим поручением, отец представил его во Львове королю Яну Собескому. Молодой человек произнес перед королем речь, в которой благодарил его "за хлеб, за соль и за науку школьную". Речь была сказана на тогдашнем школьном полупольском и полулатинском жаргоне, причем, по донесению отца, "сынок так явственно и изобразительно свою овацию предложил, что ни в одном слове не запнулся". Король пожаловал оратору сотню злотых и 15 аршин красного бархата.

В Заиконоспасском монастыре Симеон Полоцкий возглавил школу. Для нее  построили специальное здание, но обучались в ней четыре человека - подьячие из московских приказов. Подьячим из приказов Тайного и Дворцового велено было учиться "по-латыни" у западнорусского ученого Симеона Полоцкого, для чего в Спасском монастыре в Москве построено было особое здание, которое в документах так и называется "школой для грамматичного учения". Но это были необычные, правильно устроенные, на наш взгляд, школы с выработанным уставом, учебными планами и программами, постоянным преподавательским штатом. Это были случайные и временные поручения тому или другому приезжему ученому обучать греческому или латинскому языку молодых людей, которых посылало к нему правительство или которые сами хотели у них учиться. Таков был первоначальный вид русской казенной школы в XVII в., бывший прямым продолжением древнерусского способа обучения грамоте: духовные лица или особые мастера брали детей на выучку за условленную плату.

Однако русское духовенство  косо смотрело на киевских ученых, как  на склонных к «латинству». В московском обществе существовало стойкое убеждение: «Кто по латыни научится, тот с правого пути совратится». С точки зрения защитников православия, более  надежным были учителя-греки. Греческая школа была открыта в 1681 г. в Москве при Печатном дворе. Здесь славянскую и греческую грамматику изучали уже десятки, а затем и сотни учеников.²²

Наконец, в 1687 г. в период правления царевны Софьи, была создана  первая в истории России высшая школа - Славяно-греко-латинская академия. В ней учили трем языкам, «свободным наукам», философии и богословию. Возглавляли учебное заведение греки, братья Иоанникий и Софроний Лихуды, получившие образование в Италии. Сюда переводили учеников старших классов при Печатном дворе. Задачи академии были определены широко - «дабы тьма невежества искоренилась». Она готовила священников и чиновников из представителей различных сословий - от князей до холопов.

Но наряду с решением просветительских задач академия должна была  выполнять полицейские и  цензурные функции: наблюдать за иностранцами, следить, чтобы никто из москвичей не имел домашних учителей иностранного языка, а также польских, латинских и немецких книг.

С.М. Соловьев писал: «Московская  академия – это цитадель, которую  хотела устроить для себя православная церковь при необходимости столкновения с иноверным Западом; это не училище только, это страшный инквизиционный трибунал: произнесут блюстители с учителями слова: « Виновен в неправославии» - и костер запылает для преступников».²³

Москва не только присматривалась  к обычаям западноевропейской жизни, но в XVII в. начала интересоваться и западной литературой, впрочем, сточки зрения практических нужд. В Посольском приказе, самом образованном учреждении того времени, переводили вместе с политическими известиями из западных газет для государя и целые книги, по большей части руководства прикладных знаний. Любовь к чтению несомненно росла в русском обществе в XVII в. - об этом говорит нам обилие дошедших до нас от того времени рукописных книг, содержащих в себе как произведения московской письменности духовного и мирского характера, так и переводные произведения. Подмечая подобные факты, можно прийти к выводу, что культурный перелом начала XVIII в. и культурной своей стороной далеко не был совсем уже неожиданной новинкой для того общества. В XVII веке более полно раскрылись просветительские возможности книгопечатания. Если во второй половине XVI века в России  было напечатано 18 книг, то в XVII веке- уже 483.²⁴

Подавляющее число произведений имело  религиозное содержание, служило  нуждам церкви. Первые светские книги появились лишь в 1649г. Это были «Соборное уложение», служившее нуждам государственного управления, и переводное сочинение «Наука и хитрость ратного строения пехотных людей». До конца века было выпущено семь книг светского содержания. Большой популярностью в русском обществе пользовались буквари, девять изданий котрых быстро разошлось среди населения. Это были скромные копеечные издания («Букварь» Василия Бурцова), и роскошно оформленные учебники для царских детей («Букварь» Кариона Истомина).²⁵ Усиление влияния народного творчества на литературу имело одной из важных своих предпосылок значительное расширение количества грамотных людей в семнадцатом веке. Хотя масса населения крепостной страны продолжало оставаться неграмотной, тем не менее, количество грамотных людей в XVII в. значительно возросло, особенно в среде посадских людей. Развитие городской жизни, а также системы государственного управления вызвало большую потребность в грамотных людях. Помимо того, что грамотность была необходима для торговых и других занятий, грамотные люди могли вступить на службу в государственные учреждения, приказы и тем самым освободиться от тягла. " Для XVII века характерна насмешка над людьми, не желающими учиться грамоте: "Аз, буки, веди страшат, что медведи".