Особенности возникновения и развития периодической печати в России

Совсем в другом стиле выдержаны письма, отправляемые волшебнику воздушными духами-сильфами — Выспрепаром, Световидом и Дальновидом. Это в основном философские рассуждения об общественной морали и политике, об обязанностях монархов, о положении дворян в обществе, о моральном долге, определяющем звание «честного человека», о мизантропии как единственно правильной жизненной позиции в этом мире, где царствуют фальшь и корысть. Содержание этой части журнала было во многом заимствовано Крыловым из сочинений французского писателя и философа-просветителя маркиза Ж.-Б. д'Аржана: «Кабалистические письма» и «Еврейские письма». Проникнутая духом демократизма и нетерпимостью к сословным предрассудкам, программа д'Аржана, несомненно, импонировала Крылову. Стиль заимствованных материалов этой части переписки духов явно тяготел к философской публицистике.

Значительное  место на страницах «Почты духов» отводилось борьбе с галломанией, а  также литературной полемике. Объектами  язвительных, нередко на грани пасквиля, нападок Крылова являлись его давний литературный противник, известный драматург Я.Б. Княжнин, а также заведовавший репертуаром петербургских театров П.А. Соймонов. Идеологическая радикальность сатиры «Почты духов» обусловила недоброжелательство по отношению к журналу со стороны дворянских читательских кругов Петербурга. Ввиду материальных затруднений в августе 1789 г. издание было прекращено. Правда, в 1802 г. «Почта духов» вышла вторым изданием.

Всякая всячина

Конец 1760-х годов  отмечен внезапным ростом числа  журналов с ярко выраженной сатирической направленностью, рассчитанных на широкие читательские круги. Примечательной особенностью возникновения этой массовой сатирической журналистики явилось то, что инициатива в пробуждении интереса к периодическим изданиям подобного типа исходила от высшей власти в лице императрицы ЕкатериныII. В январе 1769 г. она организует выпуск еженедельных листов под названием «Всякая всячина», разрешив одновременно издавать подобные журналы всем желающим.

Это был один из типичных политических жестов Екатерины II, к каким она не раз прибегала на протяжении своего царствования. Благодаря исторической ситуации, сложившейся в России во 2-й половине XVIII в., она стала той страной, где одна из излюбленных политических доктрин раннего европейского Просвещения — доктрина просвещенной монархии — подверглась своеобразной жизненной проверке. Для оказавшейся в результате дворцового переворота 28 июня 1762 г. на русском престоле Екатерины важно было утвердить в глазах общественного мнения неоспоримость своих моральных прав руководить страной. Тонко уловив складывавшуюся в Европе политическую конъюнктуру, Екатерина II сделала ставку на либерализацию монархической системы власти. Одна за другой ею предпринимаются акции, долженствующие убедить окружающих в просвещенном характере ее правления. На какой-то момент она даже пытается представить себя ученицей французских просветителей, с некоторыми из которых (в частности, с Вольтером) она вела многолетнюю переписку. К числу просветительских проектов императрицы следует отнести широко разрекламированный созыв ею законодательной Комиссии по составлению нового Уложения в 1767 г. Для работы Комиссии ею был написан знаменитый «Наказ», составленный на основе идей Ш.Монтескье и Ч.Беккариа. Этот документ, рассчитанный прежде всего на европейское общественное мнение, произвел сильное впечатление на умы. Однако в условиях самой России идеи «Наказа» практически применены не были. В ходе рабочих заседаний Комиссии обнаружились неразрешимые противоречия, разделявшие интересы разных сословий, чьи депутаты были представлены в ее комитетах. Споры возникали по всем принципиальным вопросам тогдашней внутренней политики страны, упорядочению которой и была призвана служить законодательная инициатива императрицы. Ей очень скоро пришлось убедиться в невозможности гармонизировать свои прекраснодушные планы с реальными интересами различных слоев населения России, и под предлогом начавшейся осенью 1768 г. войны с Турцией работа Комиссии была свернута и больше не возобновлялась.

Изданием журнала  «Всякая всячина» Екатерина попыталась сгладить неудачу своей политики.

Прежде всего  ей было важно сохранить идеологический контроль над умами подданных. При  помощи журнала, в котором легкая, ни к чему не обязывающая сатира перемежалась с назидательными поучениями, манипулируя мнениями многочисленных корреспондентов журнала, зачастую мнимых, Екатерина II рассчитывала руководить общественным мнением страны, предлагая читателям свое видение общеполитической обстановки в государстве, навязывая выодное ей понимание стоявших перед правительством проблем и путей их решения. При этом соотечественники приглашались к сотрудничеству в деле исправления общих недостатков. Так, уже во втором листке «Всякой всячины» всем желающим предлагалось присылать свои материалы — «как стихи, так и прозу» — для публикации в журнале. «Мы же обещаем вносить в наши листы все то, что нас не введет в тяжбу со благочинием, лишь бы оно чуть сносно написано было», — заверяли издатели журнала. А еще раньше, в первом листке, разрешалось издавать журналы частным порядком. Этот первый листок «Всякой всячины» рассылался в Петербурге 2 января 1769 г. бесплатно и анонимно.

В столице начинают выходить новые периодические издания. В середине января появляется журнал «И то, и сио», за которым тотчас последовал журнал «Ни то, ни сио». Вслед за этими изданиями начал выходить журнал под названием «Поденщина», и уже в начале апреля к этому списку прибавился журнал «Смесь». С начала мая начинает выходить журнал «Трутень» — самый боевой сатирический журнал, вступивший в полемику со «Всякой всячиной». Список этих изданий дополнили журнал «Полезное с приятным» и начавший печататься с июля 1769 г. журнал «Адская почта».

Поначалу ничто  не предвещало грозы. «Всякая всячина» постепенно приучала читателей К нравоучительно-развлекательному тону своих еженедельных листков. Стараясь быть ненавязчивой в намеках, Екатерина II в иносказательной форме предпринимает попытки разъяснить читателям журнала некоторые аспекты своей внутренней политики. Так, в №62 ею была помещена аллегорическая «Сказка о мужичке», в которой императрица искусно снимала с себя ответственность за провал работы Комиссии по составлению нового Уложения в 1767 г. В ней рассказывалось о мужичке, которому стал тесен старый кафтан, и о добром приказчике, решившем сшить мужичку новый. Созвав портных, приказчик велел дворецкому дать им новое сукно и даже сделал раскрой. Но нерадивые портные и капризные мальчики, пришедшие со стороны, помешали сшить кафтан, и мужичок остался мерзнуть на улице. Смысл этой «сказочки» раскрыл П. Н. Берков: «Мужичок — русский народ; кафтан — новое Уложение; дворецкий — приказчик Екатерины II; портные — Комиссия депутатов; четыре грамотных мальчика — представители Лифляндии, Эстляндии, Украины и Смоленской области, требовавшие сохранить им старинное местное самоуправление». В других номерах печатались статьи, косвенно направленные против распространения среди придворных таких страстей, как властолюбие и корысть, против досаждавших императрице многочисленных любителей всяких утопических проектов. Все это было облечено в форму дружеских наставлений, якобы предназначавшихся строптивым домашним или непослушным детям.

Однако основное место в екатерининском издании  занимала отвлеченная бытовая сатира. Суеверие и страсть к слухам, скупость, зависть и невоспитанность, самодурство и бесполезное модничанье, склонность к дурным привычкам и нетерпимость к окружающим — таковы основные объекты сатиры на страницах «Всякой всячины». Нередко журнал откликался на материалы, появлявшиеся в других изданиях, «Всякая всячина» брала на себя роль «бабушки», видя в остальных периодических изданиях своих «внучат»: она журит одних, подбадривает других, советует третьим.

Первые номера «Всякой всячины» пользовались несомненной популярностью у читателей ввиду новизны подобного рода изданий. Их тираж составлял около 1,5 тыс. экземпляров, и так продолжалось на протяжении трех месяцев. Позднее тираж несколько снизился, и выходивший уже в 1770 г. «Барышек всякой всячины» (как продолжение журнала) печатался в количестве 500 экземпляров. Екатерине IIна первых порах удалось сплотить вокруг своего журнала довольно большую группу заинтересованных помощников. Функции редактора и соавтора императрицы выполнял Г.В. Козицкий, бывший до этого преподавателем Сухопутного шляхетного кадетского корпуса. В числе писателей — добровольных корреспондентов «Всякой всячины» мы видим И.П. Елагина, В.И. Лукина, А.П. Сумарокова, А.О. Аблесимова, А.В. Храповицкого, графа А.П. Шувалова и др. Есть серьезные основания предполагать, что свои материалы в журнал посылали Д.И. Фонвизин, князь М.М. Щербатов и даже Н.И. Новиков. Правда, ввиду анонимности помещавшихся в журнале материалов установление всего круга лиц, принимавших участие во «Всякой всячине», затруднительно.

Первые несколько  месяцев своего существования «Всякая всячина» доминировала в этом внезапно образовавшемся поле сатирической журналистики. Но скоро, особенно с момента появления таких журналов, как «Трутень» и «Адская почта», события начали выходить из-под контроля императрицы и гегемонии «Всякой всячины» наступил конец. Шутливой снисходительности домашней сатиры и насаждавшейся журналом императрицы развлекательной болтовне была противопоставлена по-настоящему боевая, талантливая и необычайно богатая по форме сатира, представленная в журналах Н.И. Новикова и Ф.А. Эмина.

Камнем преткновения, вызвавшим острую полемику между  новиковским «Трутнем» и екатерининской «Всякой всячиной», стал вопрос о предназначении сатиры и границах дозволенности осмеяния конкретных носителей пороков и виновников общественных злоупотреблений. Повод для полемики дала сама «Всякая всячина». В майском листе, отвечая одному из корреспондентов, издатели журнала поставили вопрос о возможности исправления природы человека средствами сатиры. «Снисхождение и человеколюбие» — вот что объявлялось истинным проявлением «любви к ближнему». Действия же тех, кто стремится исправлять пороки, осмеивая и критикуя их носителей, рассматривались как проявление злобы и нетерпимости, несовместимых с законами любви. И в помещенном вслед за этим ответом письме некоего Афиногена Перочинова (корреспонденции явно мистифицированной) предлагались правила, которыми следовало бы руководствоваться тем, кто желает критиковать людские недостатки: «1) Никогда не называть слабости пороком. 2) Хранить во всех случаях человеколюбие. 3) Не думать, чтоб людей совершенных найти можно было, и для того. 4) Просить Бога, чтоб дал нам дух кротости и снисхождения». При таком понимании характера сатиры допустимость критики в литературе социальных пороков практически сводилась на нет. При этом, не довольствуясь предложенными правилами, «Всякая всячина» сочла нужным сопроводить письмо Перочинова постскриптумом: «Я хочу завтра предложить пятое правило, а именно, чтоб впредь о том никому не рассуждать, чего кто не смыслит; и шестое, чтоб никому не думать, что он один весь свет может исправить». Сам стиль предложенных правил, особенно двух последних, позволяет с уверенностью утверждать о причастности Екатерины II к их сочинению, а может быть, и об ее авторстве.

До сих пор  императрица не встречала активного  противодействия той линии, которую  она стремилась проводить на страницах руководимого ею журнала. Но на этот раз позиция, занятая «Всякой всячиной», вызвала ответную реакцию. Первым выступил «Трутень». В листе V этого журнала от 26 мая было помещено письмо на имя издателя «Трутня» от некоего Правдулюбова. В письме изложенные на страницах «Всякой всячины» правила подвергались резкой критике: «Многие слабой совести люди никогда не упоминают имя порока, не прибавив к оному человеколюбия. Они говорят, что слабости человекам обыкновенны и что должно оные прикрывать человеколюбием... но таких людей человеколюбие приличнее назвать пороколюбием... Любить деньги есть также слабость, почему слабому человеку простительно брать взятки и набогащаться грабежами. Пьянствовать также слабость или еще привычка; однако пьяному можно жену и детей прибить до полусмерти и подраться с верным своим другом. Словом сказать, я как в слабости, так и в пороке не вижу ни добра, ни различия».

Публикация  в «Трутне» письма Правдулюбова означала выход полемики на поверхность, ибо  здесь впервые были свободно и  открыто изложено мнение, противоположное  точке зрения «Всякой всячины». Ее позиция объявлялась сродни позиции человека, наделенного «слабой совестью и к тому же выступающего защитником пороков». Автором письма, подписанного фамилией Правдулюбов, был, по всей вероятности, Н.И. Новиков. В его лице Екатерина II столкнулась с решительным и убежденным противником, и она ответила «Трутню» в резких тонах в № 66 своего журнала. Называя критические замечания Правдулюбова «ругательствами», она инкриминировала «корреспонденту» Новикова желание «истребить милосердие» и «за все да про все кнутом сечь». Претендовавшая на человеколюбие и терпимость, издательница «Всякой всячины» в своем раздражении явно теряла самообладание.

Новикова не смутили выдвинутые в адрес «Трутня» обвинения. В листе VIII от 16 июня он помещает второе письмо Правдулюбова, из которого можно сделать вывод, что высокое положение издателей «Всякой всячины» не было для него секретом. Он остроумно прощает «Всякую всячину», объясняя ее нападки на «Трутень» недостаточно хорошим владением русским языком. Учитывая немецкое происхождение императрицы, намек был достаточно язвительным. Но Новиков не ограничился замечаниями по поводу стиля автора материалов «Всякой всячины». В его рассуждениях он усмотрел черты «самовластья», чего как огня боялась Екатерина II: «Госпожа Всякая всячина написала, что пятый лист „Трутня" уничтожает. И это как-то сказано не по-русски: уничтожить, т. е. в ничто превратить, есть слово самовластью свойственное, а таким безделицам, как ее листки, никакая власть неприлична».

Екатерине II было явно не справиться с Новиковым. Вместо ожидаемого идеологического лидерства ей пришлось защищаться, отбиваясь от нападок остроумного и язвительного противника. Союзником «Трутня» в отстаивании права сатириков не обличать абстрактные пороки, а выводить перед читателем их конкретных носителей, выступил журнал «Адская почта», издававшийся Ф.А. Эминым. В ноябрьском номере журнала он писал открыто: «Ругательства нигде не годятся, но прямо описывать пороки и называть вора вором, разбойника разбойником, кажется, что дело справедливое».

Свою концепцию  незлобивой сатиры, которая пропагандировалась на страницах «Всякой всячины», Екатерина II восприняла из английских сатирико-нравоучительных журналов начала XVIII в., таких как «Зритель» ("The Spectator") и «Опекун» ("The Quardian"), издававшихся Р. Стилем и Д. Аддисоном. Популярность этих журналов в Европе была огромной, и русская императрица не хотела выглядеть отсталой. Но в ее стремлении привить на русской почве традиции английской журналистики следует видеть и определенный политический смысл. После провала попыток выступить в роли законодательницы Екатерина II постепенно начинает освобождаться от увлечения идеями французских просветителей и отдает предпочтение более умеренной доктрине английского просветительства времен Реставрации. Споры о предназначении сатиры велись и на страницах указанных английских журналов. И именно оттуда Екатерина IIзаимствовала устраивавшее ее решение проблемы в данном вопросе. Но она не учла одного обстоятельства.

В условиях английской действительности начала XVIII в. и исторической обстановки, которая сложилась в Англии после «славной» революции 1688 г., требования доброжелательной сатиры с подчеркнутым отказом от обличения конкретных лиц диктовались той ситуацией политического компромисса, в сохранении которого журналисты-сатирики эпохи Реставрации видели свою главную цель. Этим обеспечивалась консолидация общественного мнения нации, столь нужная победившей буржуазии. Но в условиях России проповедование подобного понимания сатиры, учитывая к тому же, что оно исходило от печатного органа, руководимого самой императрицей, объективно служило целям ограничить возможности какой-либо серьезной критики снизу и навязать обществу выгодное для правительства понимание происходящего в стране. Как можно было увидеть, цели своей Екатерина II не достигла.

Стремление  Екатерины II использовать опыт английской нравоучительной журналистики в распространении своих взглядов на сатиру имело последствия, которые она вряд ли могла предвидеть. На первый взгляд, неожиданная инициатива императрицы, ставшая стимулом подъема журнальной активности в России на рубеже 1760-х годов, была воспринята адекватно и имела успех. Но общественная поддержка самой инициативы очень скоро пошла на убыль. Стала очевидной неподготовленность русской периодической печати конца 1760-х — начала 1770-х годов к выполнению ею функции выразительницы широкого общественного .мнения.