Общерусский судебник 1497 года

бити кнутием, да истцу взяти на нём рубль"(ст. 62), "А христиане промежу

себя... кто у кого межу переорет или перекосит... ино волостелем или

поселскому имати на том за боран по два алтына и за рану присудят, посмотря

по человеку и по ране и по рассуждению"(ст. 62).

Судебник вводит понятие "добрых" и "лихих" людей.

К людям добрым Судебник относит наиболее зажиточных, благонамеренных

представителей господствующего  класса или чёрного крестьянства,

зарекомендовавших себя рачительными хозяевами или особо ревностно  проявлявших

себя на службе. Им предоставлялось  право "облиховать", то есть признать

"ведомым лихим человеком"  любого. Доказывать виновность оговорённого не

требовалось.

Человек, признанный добрыми  людьми "ведомым лихим человеком", подлежал при

обвинении его в совершении "лихого дела" смертной казни, а в остальных

случаях был обязан удовлетворить требования истца вне зависимости от того,

совершил он преступление или нет.

В отличие от РП Судебник выделяет уже преступления против государства  и его

оплота - церкви, а также  преступления, совершаемые феодально-зависимым

населением против своих  господ.

Особенностью Судебника  является не только включение новых, не известных РП

видов преступлений, но и  то, что он главное внимание сосредотачивает  на

наиболее существенных, особо опасных для феодального государства

преступлениях - душегубстве, разбое, татьбе, поджогах, злостной клевете и

др., меньше уделяя внимания незначительным проступкам против личности,

главным образом, против телесной неприкосновенности (раны, наносимые  оружием,

удары рукой, палкой, острой или тыльной стороной меча и другими  предметами,

повреждение руки, ноги, глаза, зуба, усов и т.д.).

Судебник 1497 г. устанавливал следующие виды преступлений:

1. Политические  преступления

К их числу Судебник относил "крамолу". Под крамолой понималась измена,

заговор, призыв к восстанию  или поднятие восстания и другие действия,

совершаемые преимущественно представителями господствующего класса и

направленные против правительства. Именно как крамолу стали рассматривать

великие князья отъезд бояр к другому князю. Тверской летописец, например,

называет крамольниками  князей и бояр, отъехавших в 1485 г. из Твери к

московскому великому князю.

Период XV в. помимо отъездов, практиковавшихся удельными князьями, изобиловал

восстаниями и заговорами против власти и жизни самого великого князя.

Всё княжение Василия II Тёмного (1425-1462) сопровождалось непрекращающейся

борьбой с удельными князьями. Они трижды пытались занять великокняжеский

престол. В 1435 г. Василию II пришлось подавлять восстания в Галицком уделе,

а также на Устюге. В 1456 г. Василий II требовал от новгородцев  выдачи ему

"его лиходеев, изменников", скрывавшихся за границей его княжества. В 1497 г.

был раскрыт заговор Владимира  Гусева и его сообщников против правительства

Ивана III.

В своей борьбе против великого князя крупные феодалы искали поддержки за

пределами Русского государства - в Литве, Польше, Золотой Орде. В  конце 1470 -

начале 1471 гг. боярская верхушка Новгорода заключила договор с великим князем

Литовским и королём Польским Казимиром 4, по которому Новгород получал  военную

помощь для борьбы с  великим князем Русским, а за это  выплачивал королю подать,

т.н. "Чёрный бор", и становился его вассалом. Подобное же соглашение в 1483 г.

заключил Тверской великий  князь Михаил Борисович. В 1491 г. брат Ивана III,

"...чиня измену великому  князю, преступая крестное целование"

[18], уклонился от похода на татар, возглавил заговор против великого князя,

заключив сношения с Казимиром  и ханом Ахматом.

Помимо внутриклассовой  борьбы с противниками централизации, XV в. характерен

нарастанием классовой борьбы в городе и деревне, выливавшейся в стихийные

выступления крестьян и городского населения, жестоко подавляемые

правительством. Борьба крестьян против феодалов, захватывавших крестьянские,

общинные земли, выражалась часто в истреблении собственности  феодалов:

порубке лесов, уничтожении  посевов, поджогах строений, а часто  и в убийстве

самого феодала.

Статья 9, говоря о крамоле, выделяет таких преступников, как "подымщик" и

"зажигалник". Подымщик досоветской историографией трактовался преимущественно

как поджигатель дома, двора, жилого помещения (дыма), в отличие  от

поджигателя города, укреплений - зажигалника. Отмечая, что данная трактовка

не объясняет, почему понадобилось такое подразделение, если оба вида поджога

относятся к числу наиболее опасных преступлений и влекут высшую меру

наказания, Л.В. Черепнин заменяет термин "подымщик" другим, содержащимся в

ст. 61 Судебника 1550 г. термином - подмётчик. В исторической и историко-

юридической литературе под  подметчиками принято понимать лиц, подбрасывающих

в чужой дом имущество  с целью обвинить человека в краже  или подкладывающих во

двор труп с целью обвинить жителей этого двора в убийстве и завладеть их

имуществом, а под зажигалниками - поджигателей чужого двора.

В работе "Русские феодальные архивы 14-15 вв." и в сборнике "Судебники 15-16

вв." Л.В. Черепнин высказал предположение о том, что в  данной статье, где речь

идёт о политических преступлениях, "подмет" означает шпионаж, разглашение

секретных сведений ("подметное  письмо"), а зажигальником является лицо,

совершающее не простой поджог, а поджог города с целью передачи его врагу

[19].

Впервые на неточность такой  трактовки обратил внимание О.И. Чистяков. Он

отметил не только неправомерность  произведённой замены и отождествления

термина "подымщик" с термином "подмётчик", но и не согласился с тем, что

подмёт означает шпионаж. Подмёт, по его мнению, это подбрасывание кому-либо

не только похищенного  имущества с целью обвинения  его в разбое или татьбе, но

и подмётных писем. Аналогичную  трактовку давал В.Н. Татищев: "Пометчик

двояков: 1) который поличное кому подкинет, хотя оного невинно ополичить...;

2) пасквилянт, который поносительные  или возмутительные письма, сочиня,

подкладывает...". Подмётное  письмо, по мнению Чистякова, не шпионаж, а скорее

какая-то прокламация, которую  подбрасывают для возбуждения народа против

власти или её представителей, поэтому подымщика можно рассматривать как

человека, поднимающего бунт, возмущение. Это предположение находит

подтверждение в раскрытии  значения слова "подымщик". По Далю, оно

отождествляется не с "дымом", а с характеристикой человека - подъименный,

подъименщик, принявший чужое имя, живущий не под своим, а под именем другого.

Упоминание в статье 9, перечисляющей особо опасные  виды преступлений, такого

"лиходея", как "зажигалник", достаточно ясно свидетельствует о том, что

деяние, совершённое им, должно отличаться от "пожега", о котором говорит

статья 7. Согласно ей, ответственность  за "пожог" решается полем, т.е.

простым состязанием сторон, и смертной казни за совершение его  не

предусматривается.

Т.о., к политическим преступлениям по Судебнику 1497 г. можно отнести

"крамолу", т.е. заговор  против государственной власти, поджог города или

крепости с целью передачи её неприятелю, "подмет", т.е. шпионаж, разглашение

секретных сведений, призыв к заговорам и измене путём  распространения

"возмутительных" и  "поносных" писем.

Усиление закрепощения вызвало  обострение борьбы феодально-зависимого и

закрепощаемого населения. Выступления против господствующего  класса приняли

массовый характер. В связи  с этим наряду с определёнными  деяниями,

признаваемыми преступными, Судебник 1497 г. вводит понятие "лихого дела" и

"ведомых лихих людей". "Лихим" человеком мог быть  признан любой человек, хотя

бы и не совершивший никакого конкретного деяния - измены, поджога, подмёта,

но сочувствующий, поддерживающий требования народа и в силу этого являющийся

человеком, опасным для  господствующего класса.

Право господствующего класса расправляться с опасными для него

представителями феодально-зависимого населения закреплялось статьёй 9

Судебника, перечислявшей ответственность за особо опасные преступления.

2. Имущественные  преступления

Собственность феодала на средства производства и неполная собственность  на

работника производства является основой производственных отношений  при

феодальном строе. Защищая интересы господствующего класса, Судебник

устанавливал ответственность  за нарушение права феодальной собственности.

Судебник предусматривал следующие виды преступлений против имущественных

прав: 1) разбой, 2) похищение  чужого имущества (татьба), 3) истребление  или

повреждение чужого имущества, 4) противозаконное пользование чужим

имуществом.

а) разбой

Судебник не устанавливал различия между грабежом и разбоем. В XV в. под

разбоем понималось открытое нападение, производимое обычно шайкой, но не

обязательно сопровождавшееся убийством. Ответственность за разбой была

различной в зависимости  от того, совершался ли он "ведомым  лихим человеком"

или нет. Совершение разбоя "ведомым лихим человеком" каралось смертной казнью

(ст. 8). Если обвиняемый  в разбое не был "ведомым  лихим человеком", он должен

был возместить пострадавшему  нанесённый ущерб ("исцево доправити") и

наказывался "продажей" (ст. 38), что означало в данном случае денежный штраф.

б) похищение чужого имущества

Похищение чужого имущества, именуемое в Судебнике "татбой", будучи

общеуголовным преступлением, являлось также своеобразной формой выражения

протеста эксплуатируемых  масс против социального гнёта. По Судебнику  татьба,

то есть кража, подразделялась на простую и квалифицированную. К

квалифицированным видам  кражи относилась кража церковная, головная (ст. 9),

повторная кража (ст. 11 и 13), а  также первая кража с поличным, совершённая

"ведомым лихим человеком" (ст. 13).

Церковная татьба, упоминаемая  в ст. 9, перечисляющей особо опасные преступления,

означает, по мнению большинства  исследователей Судебника, не только кражу

церковного имущества. Под  церковным татем понимается лицо, совершившее

святотатство, т.е. деяние, так  или иначе нарушающее права и  интересы церкви,

являющейся оплотом феодального  государства

[20].

По установившемуся в  историко-юридической литературе мнению, головная татьба

означает воровство, кражу  людей (холопов и крепостных). Л.В. Черепнин в

вышеупомянутых работах даёт иное толкование. Он считает, что "укрывательство

людей" влекло за собой  не смертную казнь для виновных, а превращение их самих

в холопов в случае невозможности  возвратить похищенных людей. Поэтому  под

головной татьбой следует  рассматривать не воровство людей, а воровство

вообще, но сопровождающееся убийством.

Такая точка зрения представляется более убедительной. Головная татьба так же,