Лингвокультурные характеристики английского юмора

Гендерные отношения  широко и разнообразно отражены в  анекдотах:

A rather confident man walks into a bar and takes a seat next to a very attractive woman. He gives her a quick glance, then casually looks at his watch for a moment. The woman notices this and asks, "Is your date running late?" "No", he replies, "I just bought this state-of-the-art watch and I was just testing it". The intrigued woman says, "A state-of-the-art watch? What's so special about it?" It uses alpha waves to telepathically talk to me," he explains. "What's it telling you now?" "Well, it says we're passionately in love..". The woman giggles and replies, "Well it must be broken then because we're just sitting here and chatting!" The man explains, "Damn thing must be an hour fast".

В данном анекдоте юмористический эффект состоит в неожиданной  развязке, при этом обычный флирт  подается как неподконтрольное человеку событие, за которое отвечают волшебные  часы. Получается, что чувства людей — это программируемый механизм, а поскольку это не так, то происходит конфликт двух сценариев — обычного и несерьезно-игрового, при этом игровое осмысление ситуации становится релевантным.

Концепт "здоровье" так же получает юмористическое освещение  в языковом сознании и коммуникативном  поведении. Устанавливаются следующие юмористические характеристики здоровья: отклонения от норм внешности, смешное проявление болезней (выделяются анекдоты о психических и венерических больных), ненормальная реакция врачей на заболевание.

К числу анекдотов  на тему ненормальной внешности относятся английские шутки о скелетах (в русской лингвокультуре им соответствуют анекдоты о дистрофиках):

A Skeleton walked into a bar and said I'll have five pints and a mop...

Скелет, зайдя в бар, заказывает выпивку и требует  швабру — это гипербола очень худой женщины. Сравним: Дистрофик прогоняет муху: "Прочь, прочь, окаянная птица! Всю грудь истоптала!" Юмористический эффект строится на гиперболизации признака худобы.

В анекдотах высмеиваются и дефекты речи:

"In this picture, children, you can see a tree. This is a trunk, these are roots, branches, leaves, this is bark and pith. Mary, do you know, what pith is?" — "Yeth, thir". Шепелявость девочки привлекает внимание к окказиональному эвфемизму для замещения грубого обыденного слова.

Профессия врача привлекает к себе пристальное внимание людей — от врача слишком многое зависит. В анекдотах обыгрывается широкий спектр человеческих качеств врачей и пациентов, с одной стороны, и смешных ситуаций, в которые они попадают, с другой стороны. Для англичан актуальным является сопоставление концептов "здоровье" и "деньги" при осмыслении когниотипа "медицинская помощь":

Two doctors: "Can you see the woman over there? I am in love with her". — "Marry her, then!" — "No, I can't lose my best patient". — Финансовые интересы врача ставятся выше его личных пристрастий, и это не удивительно: гонорар врача в англоязычном мире весьма высок.

Весьма интересной областью для сопоставительного изучения юмора является концепт смерти. Известно, что в русской лингвокультуре к смерти относятся серьезно, в то время как в английской люди пытаются уйти от страха перед смертью, смеясь над ней. В этом плане заслуживает внимания такой редкий жанр, как смешные надписи на могилах. Например, на могиле британского полковника, который был смертельно ранен случайным выстрелом из ружья (оружие произвело залп в руках ординарца, верно служившего хозяину много лет), выбита следующая надпись: Well done. Good and obedient servant. В этом смысле уместно противопоставить иронию говорящего и иронию ситуации. Ирония ситуации не всегда осмысливается как смешное явление, поскольку требует особого философского отношения к жизни. В русском языковом сознании шутки на тему смерти также имеют место (в последнее время появились в большом количестве примеры черного юмора). Например: "Скорая помощь, приезжайте, тут человек попал под асфальтоукатчик!" "Адрес!" "Улица Льговская, дом 8, 10, 12…" Абсурд образа перевешивает моральное табу смеяться над смертью.

Таким образом, юмористическое осмысление концептов распространяется на все их существенные признаки, и лингвокультурная специфика юмора в этом отношении сводится к соотносительной важности того или иного признака. На наш взгляд, существуют две разновидности юмористического осмысления концептов: в первом случае тема анекдота выступает как фоновая характеристика для комического освещения какого-либо человеческого качества (ситуация "любовник — муж" для осмеяния глупости), во втором случае юмористическая тематика определенной концептуальной области проявляется через другие темы (например, разговор идет о возвышенных чувствах, а подразумевается плотское удовлетворение инстинкта). Анекдоты первого типа более интересны для социально-психологического анализа, они соотносятся с юмором характеров, а не с комизмом ситуаций. Анекдоты второго типа иллюстрируют нарушения табу и представляют интерес прежде всего для культуролога и этнографа. В нашем корпусе примеров зарегистрирован английский анекдот с выдвижением на первый план табу как темы и расового оскорбления как идеи текста (двойная глубина смысла):

There came a missionary to a remote tribe in Africa. He lives and teaches there, but one day the chief comes up to him and says: "My wife gave birth to a white child. What does it mean?" "Such things happen. There are exceptions everywhere in nature. For instance, in the sheep herd nearby all the sheep are milky white, but there is still a black one there". "Well, oh, look here, I'll hush down the rumours about my child, but please, keep silent about that black sheep here!"

Миссионер, пытаясь оправдаться (т.е. будучи виновным), переводит разговор в абстрактную плоскость генетических законов наследственности и непреднамеренно  упоминает о черной овце из ближайшего стада. Для вождя племени разговор становится опасным (фактически он признается в скотоложестве), он воспринимает приведенный пример как шантаж и пытается пойти на компромисс. Африканцы в этом анекдоте показаны как примитивные животные (ведь белому миссионеру эта идея даже не могла прийти в голову). Ситуация становится гротеском, поскольку африканцы якобы даже не понимают, что люди и животные не скрещиваются. Этот анекдот показателен для английской культуры: во-первых, кульминация слишком неожиданна, во-вторых, имеет место компромисс (одобряемая стратегия поведения), и, в-третьих, мы сталкиваемся с проявлением британского колониализма (африканцы показаны как очень примитивные люди).

Разумеется, говорить о  специфике этнокультурных концептов  можно только при сопоставлении  культур. Рассмотрим вкратце некоторые  характеристики доминантных концептов немецкой культуры. С точки зрения специфики этой картины мира, заслуживают внимания те культурные концепты, которые традиционно связываются с образом немца в глазах других народов. Необходимо оговориться, что этот образ может не совпадать с собственным мнением немцев о себе как о народе, этот образ является абстракцией, более точную картину мы можем получить, обратившись к так называемым “модальным (или модельным) личностям”, например, “немецкий офицер”, “немецкий бюргер”, “немецкая домохозяйка”, “немецкий учитель”, “немецкий философ” и т.д.

К типичным характеристикам  немецкого менталитета относятся  любовь к порядку и чистоте. С  точки зрения других народов, эта  любовь носит несколько преувеличенный характер. Известно утверждение “Ordnung muss sein”. Порядок мыслится как точность, пунктуальность, аккуратность, умение считать (в немецком языке противопоставляются глаголы rechnen — zahlen), уважение к приказу, иерархичность, основательность и доскональность, целеустремленность (точнее — осознание цели zielbewusst), рационализм. В стремлении аккуратно разложить все по полочкам немцы готовы исправлять дефекты окружающего мира. В известной мере стереотипы немецкого менталитета объясняются особенностями протестантской этики, когда каждый человек индивидуально отвечает за свои поступки перед Богом. Этим, по-видимому, объясняется высокое трудолюбие немцев, умение мобилизовать все ресурсы для достижения поставленной цели. Англичане говорят о немцах: “They work like hell” — “Они работают, как черти”.

Заслуживает внимания сентенция, приписываемая И.Г.Эренбургу: “В Германии вы должны вести себя, как все, но думать имеете право все, что угодно; во Франции можно вести себя, как  угодно, но думать нужно, как все”. Единообразие поведения связано с необходимостью поддержания порядка. Вместе с тем интеллектуальная свобода в Германии, традиционное уважение немцев к теориям явились одним из оснований немецкой философии. Отметим в этой связи, что типичным негативным персонажем в современном американском массовом сознании является безумный профессор, который хочет уничтожить весь мир и живущих в нем нормальных людей, а антонимом слова democratic выступает слово intellectual. Германия — одна из немногих стран, где интеллектуальная деятельность традиционно является престижной.

Чистота направлена на борьбу с грязью. В немецком языке существует глагол putzen — “чистить, убирать (комнату)”, в этом слове есть смысл, который по-русски в ряде случаев передается глаголом “начищать”, т.е. очищая, доводить до высокой степени чистоты. В этом смысле русский глагол “убирать” (грязь) означает меньшую степень чистоты в результате уборки, а английское выражение to tidy up the room имеет смысл “убрать, аккуратно разложив все на свои места”. Немецкая уборщица — Putzfrau — буквально полирует комнату. Очень трудно представить себе в немецком языке речение “От грязи еще никто не умер”, в русском языке эта фраза воспринимается как стремление свести к шутке замечание относительно физической нечистоплотности; немцы же вряд ли оценят юмор этой фразы. Для русского сознания несопоставимо важнее чистота души.

Всем известно очень  серьезное отношение немцев к  точности в оценке явлений, эта точность является частью глобального концепта “порядок” и выражается в пунктуальности, строгом соблюдении норм закона, неприязни к опозданиям, а также в любви к счету. Немцы любят считать все вокруг, вести бухгалтерский учет своих доходов и расходов, рационально считать плюсы и минусы в тех ситуациях, где представители других народов действуют только интуитивно.

Очень интересные наблюдения о немецкой языковой картине мира в плане правил и норм поведения  содержатся в работах А.Вежбицкой (1999). Она отмечает, что хотя “в послевоенную эпоху заметно реже стали употребляться  слова типа Gehorsam — “повиновение” и выражения вроде Befehl ist Befehl — “приказ есть приказ”, ... такие традиционные для немцев ценности, как социальная дисциплина и Ordnung — “порядок”, основанный на законной власти, отнюдь не устарели” (Вежбицкая, 1999, с.688). Это выражается, в частности, в особой роли, которую играют в немецкой культуре запреты, например, Zutritt verboten!, Betteln und hausieren verboten! — “Проход запрещен!”, “Попрошайничать и торговать в разнос запрещено!”. В англоязычной культуре формуле “X verboten!” соответствует формула “No X-ing”, например, No smoking — “Не курить”. Английское prohibited — “запрещено” — используется только в тех случаях, когда запрещаемое действие представляет опасность для жизни людей (например, запрет курения вблизи нефтяных резервуаров). То, что в английском языке относится к понятию “правила”, в немецком интерпретируется как “запреты”. В немецкой картине мира принято жестко регламентировать поведение людей. Англичане же выбирают более мягкое и косвенное воздействие. Например, в кафе можно увидеть надпись “Thank you for not smoking” — “Благодарим вас за то, что вы не курите”, а не No smoking. Сравним надпись на стене университетской библиотеки: Bitte leise sprechen! — “Пожалуйста, говорите тихо” (Обратим внимание на восклицательные знаки в немецких объявлениях — если это и просьба, то очень настоятельная, а по сути дела — это приказ). В английских библиотеках пишут в таких местах “Quiet work area” — “Место спокойной работы”, т.е. “Здесь не шумят”. Сравним распространенные надписи на русском языке: “Не курить”, “Не сорить”, “По газонам не ходить” и, конечно, в вагонах “Не высовываться”. Степень категоричности, как видим, является величиной градуальной. Здесь, впрочем, мы разделяем точку зрения не А.Вежбицкой, а Р.Водак, которая пишет об институциональном дискурсе как о голосе государства, говорящего с людьми (Водак, 1997, с.23). Где здесь мера этнокультурной и социокультурной специфики? На наш взгляд, этнокультурная специфика в отношении запретов состоит в том, что одни народы не терпят чрезмерного и прямого вмешательства государства или общества в их личную жизнь, а другие считают это допустимым и правильным.

А.Вежбицкая делает следующие  выводы относительно запретов в немецкой культуре: 1) немцы одобряют такую ситуацию, когда кто-либо прямо говорит людям, что они должны и не должны делать, 2) это свидетельствует о “широком распространении идеи личной власти как источника ограничения и принуждения”, 3) знаки запретов фокусируют внимание прежде всего на негативной стороне вещей (Вежбицкая, 1999, с.695-696).

Очень важным является комментарий  А.Вежбицкой относительно роли концепта Angst — “Страх” в немецкой культуре. Этот концепт очень приблизительно соответствует словам со значением “страх” в других языках, поскольку в концепте Angst содержится нечто от состояния депрессии, тревоги, неприкрытости, незащищенности, неуверенности. Как это ни парадоксально, но понятие Angst антонимически связано с понятием Ordnung, поскольку Ordnung — “порядок” подразумевает Sicherheit — “безопасность, приобретаемая в уверенности” и Geborgenheit — “укрытость, т.е. нахождение в месте, где можно себя чувствовать в безопасности и защищенным” (Вежбицкая, 1999, с.601-602).

Немецкая основательность  в карикатурной форме показана в  английских анекдотах:

A professor giving a talk to a multinational audience tells a joke against the Germans. Someone at the back of the hall jumps up and protests angrily:

"I'm German!"

"OK", says the speaker "I'll say it again — slowly".

В данном случае основательность  заменяется медлительностью: подразумевается, что немцы — тугодумы.

Приведенные факты и  доводы свидетельствуют о том, что  к числу доминантных ценностей  в английской и немецкой языковых картинах мира относятся следующие: в английской языковой картине мира это — любовь к традициям, юмору, животным, высокая степень самоконтроля, здравый смысл, в немецкой языковой картине мира — любовь к порядку, чистоте, абстрактным рассуждениям, важность запретов.

2.3.Способы вербализации  английского юмора

Британское чувство  юмора имеет много различных  форм. На самом простом уровне юмор выражается в виде британской любви к фарсу — грубой плоской шутке, в ее физическом и наглядном выражении, как это делают клоуны в цирке, двумя комедийными актерами в двуплановом действии (например, в пантомиме или телешоу), или же одним комиком, разыгрывающим смешной эпизод. Для снятия напряжения даже в трагедиях Шекспира фарсовые эпизоды перемежаются с сильными эмоциональными сценами.

Такой наглядный юмор часто выходит за все границы  и в этом виде может варьировать  от образа мужчины в женском платье до комического подражания известной личности. В наиболее сложной форме юмор этого типа соединяет комедию с сатирой, например в популярных телесериалах “Оплеванный образ” (Spitting Image), где карикатурные куклы гротескно изображают известных уважаемых представителей государственной элиты (например, политиков и членов королевской семьи).