Лингвокультурные характеристики английского юмора

А.Вежбицкая не говорит  прямо о методах измерения этнокультурной специфики языка, но логика ее работы свидетельствует о том, что к числу этих методов относятся следующие: 1) семантическое типологическое описание грамматических конструкций, которые существуют в языке для выражения определенных смыслов, например, безличности; 2) семантическое описание аффиксов, выражающих определенный смысл (уменьшительно-ласкательные аффиксы в русском языке); 3) описание особых слов, концентрированно выражающих уникальные для данной культуры понятия (русское “авось”), при этом особенно важной представляется мысль исследовательницы о том, что “эта частица аккумулирует вокруг себя целую семью родственных слов и выражений” (1996, с.77); 4) анализ фразеологизмов, включающих ключевые слова культуры, например, “душа”.

В дополнение к этим методам  следует упомянуть о приемах  изучения культурных концептов: анализ пословиц, сентенций, афоризмов, внутренней формы слов, прецедентных текстов (по Ю.Н.Караулову), сюжетов наиболее известных  художественных произведений, в частности книг и фильмов, различного рода кодексов, а также психолингвистический эксперимент с носителями языка по выявлению наиболее типичных ассоциаций, связанных с определенными концептами (анкетирование, интервью).

Проблема языковой картины  мира сводится к фундаментальному вопросу о специфике отражения бытия через язык. Выделяются два полярных подхода к пониманию этой специфики. Согласно первому подходу между семантическими системами языков нет принципиальной разницы, так как отражение мира базируется на основных логических принципах и категориях, которые универсальны по определению. Основная аргументация сторонников этого подхода сводится к следующим положениям:

1. Язык объективно  отражает мир.

2. Все народы существуют  в пространстве единого бытия,  образуя единое человечество.

3. Различие между культурами  народов, говорящих на разных  языках, носит случайный и несущественный  характер, подобно тому, как в  основу номинации может быть  положен лишь один из признаков  предмета (подснежник, цветок, растущий  из-под снега, snow-drop, цветок, похожий на капельку, Schneeglöckchen, цветок, похожий на колокольчик — суть нашего узнавания данного цветка от этого не меняется).

4. Практика перевода  показывает, что несмотря на различия  между языками и культурами  информация может быть передана адекватно.

5. Сердцевину языкового  отражения мира составляют логические  категории.

Согласно второму подходу  разница между семантическими системами  языков носит абсолютный характер, имеет форму языкового диктата  и определяет как восприятие мира через язык, так и поведение людей в мире. Приведем высказывание одного из наиболее известных сторонников гипотезы языковой относительности — Б.Уорфа: “понятие “времени” и “материи” не даны из опыта всем людям в одной и той же форме. Они зависят от природы языка или языков благодаря употреблению которых они развились. Они зависят не столько от какой-либо одной системы в пределах грамматической структуры языка, сколько от способов анализа и обозначения восприятия, которые закрепляются в языке как отдельные “манеры речи” и накладываются на типичные грамматические категории так, что подобная “манера” может включать в себя лексические, морфологические, синтаксические и т.п., в других случаях совершенно несовместимые средства языка, соотносящиеся друг с другом в определенной последовательности” (Уорф, 1960, с.166).

Аргументация сторонников  этого подхода полностью противоположна тезисам, изложенным выше:

1. Язык субъективно  отражает мир.

2. Все народы существуют  в пространстве различного бытия,  не образуя единого человечества.

3. Различие между культурами  народов, говорящих на разных  языках, носит неслучайный и существенный  характер.

4. Практика перевода  показывает, что из-за различий  между языками и культурами  информация не может быть передана  адекватно.

5. Сердцевину языкового отражения мира составляют не логические категории, а категории языкового освоения мира (иногда именуемые наивными).

На наш взгляд, истина находится посредине. Язык не отражает мир, а интерпретирует его. Речь идет о специфике человеческого отражения действительности. Человеческое отражение носит творческий характер. “Оно предполагает не только воздействие на субъект извне, но и активное действие самого субъекта, его творческую активность, которая проявляется в избирательности и целенаправленности восприятия, в отвлечении от одних предметов свойств и отношений и фиксировании других, в превращении чувственного образа в логическую мысль, в оперировании понятиями. Творческая активность познающего человека раскрывается также в актах продуктивного воображения, фантазии, в поисковой деятельности, направленной на раскрытие истины путем формирования гипотезы и ее проверки, в создании теории, продуцировании новых идей, замыслов, целей” (Спиркин, 1983, с.470). Значит, творческая активность интерпретаторов, закрепленная в языке, приводит как к объективному, так и к субъективному отражению мира.

Вопрос о том, что  все народы мира образуют единое человечество, не подлежит аргументации. Но разница  между отдельными культурами, народами, племенами, социальными группами носит порой существенный характер. В.И.Шаховский оспаривает тезис А.Вежбицкой о духовном единстве человечества и пишет: “Концентрация внимания ученых на общем в человеческой природе привела к игнорированию довольно серьезных различий, прежде всего в сфере человеческой психологии, особенно между Западом и Востоком. Именно этим различием объясняется генезис некоторых специфических эмоциональных проблем, существующих в одной части света и отсутствующих или ослабленных в другой” (Шаховский, 1996, с.83). На наш взгляд, продуктивной является идея, состоящая в выделении более специфичных и более универсальных фрагментов бытия, получающих отражение в языке. Естественнонаучное познание мира стремится к универсализации. Весь комплекс вопросов, связанных с гуманитарным постижением бытия, в значительно большей (хоть и не в абсолютной) степени ориентирован на национально-специфическую интерпретацию. История народов, условия их проживания, их верования, традиции, особенности быта отличаются большим своеобразием. С достаточной степенью условности можно выделить три основных сферы национально-культурной специфики: история, география и психология народов.

Случайность и неслучайность  межкультурных несовпадений носит  диалектический характер. Г.Д.Гачев  отмечает: “Каждая деталь национальной целостности соотнесена с другой, далекой, и они объясняют друг друга” (Гачев, 1995, с.14). Проблема межкультурных несовпадений является центральным вопросом новой лингвистической дисциплины — лингвокультурологии. Что изучает эта наука? Во-первых, это предметы и явления, уникальные для отдельной культуры (например, pubs, darts, ale, double-deckers в английской культуре, самовар, лапти, квас в русской культуре). Во-вторых, это понятия, определяющее лицо данного народа (щедрость для русских, пунктуальность для немцев, традиционализм и вежливость для англичан). В-третьих, это мифология, отраженная в легендах, сказаниях, пословицах и поговорках, других фольклорных формах. В-четвертых, это прецедентные тексты, своего рода культурный минимум, знание которого является обязательным для всех представителей данной культуры (это могут быть детские считалки и дразнилки, слова из песен и мультфильмов, популярные произведения литературы, высказывания великих людей и т.д.). В-пятых, это национальные символы, т.е. образы, с которыми ассоциируют себя представители того или иного этноса (oak tree, береза, the Tower of London, Кремль, English rose как часть герба, пятиконечная звезда для Советского Союза). Сюда же относятся имена собственные, т.е. имена людей, животных, населенных пунктов, рек и гор, а также названия газет, гостиниц, фирм, магазинов и др. Отдельный вопрос составляют правила этикета, свойственные той или иной культуре, во всей совокупности слов, жестов и мимики. На наш взгляд, существует и “отрицательная область” в лингвокультурологии: это те слова, жесты, темы для беседы, которые в одной культуре считаются нейтральными, а в другой являются табуированными (например, представители англоязычного мира чувствуют себя неловко, когда им задают вопрос в лоб о том, сколько они зарабатывают). Впрочем, здесь различие носит не этнический, а скорее культурно-социальный характер.

В.А.Маслова считает  основной задачей лингвокультурологии  изучение мифов, которые наиболее четко  отражены во фразеологическом фонде  языка, например, идея нереальности события передается по-русски пословицей “Когда рак на горе свистнет”, по-английски “Когда свиньи полетят” по-киргизски “Когда хвост ишака коснется земли” (Маслова, 1997, с.51).

Лингвокультурный анализ языка дает возможность выделить три типа языковых единиц: слова и выражения, полностью совпадающие по своему значению в сравниваемых языках (например, научные термины), слова и выражения полностью несовпадающие в сравниваемых языках (многие идиомы типа red tape), и, наконец, слова и выражения, частично совпадающие в сравниваемых языках (сюда относится значительная часть обиходного словаря, многозначные слова, совпадающие в основном значении и несовпадающие в производных значениях, например, a hand of a clock). Особый интерес представляют несовпадающие коннотации: в русском языке слово “свинья” обозначает нечистоплотного человека, в английском — обжору или полицейского, а в китайском — развратника.

Тезис об адекватности перевода нуждается, на наш взгляд, в следующем  пояснении. Существует адекватность перевода научного либо делового текста, заключающаяся в фактической точности, и адекватность перевода художественного либо публицистического текста, состоящая в эмоционально-образной точности. В.И.Шаховский, анализируя семантику эмотивных переводимых единиц, отмечает: “Лингвокультурной особенностью текста-перевода является традиционно описательный способ передачи эмотивной семантики, что затрудняет, а потому и ухудшает эмоциональное восприятие текста русским читателем. Искажение коммуникативно-значимой информации за счет эмотивных потерь при переводе обусловлено структурными, лексико-семантическими, национально-культурными различиями сопоставляемых языков и является неизбежным” (Шаховский, 1989, с.82). По этой причине не всегда переведенная с другого языка шутка вызывает смех.

Говоря об этнокультурной специфике юмора, необходимо отметить, что само понятие "этнокультурная специфика" является научной абстракцией, выделением одного из аспектов языковой ментальности и языкового поведения  и мысленным превращением этого аспекта в самодостаточную сущность. Дело в том, что человек как языковая личность характеризуется общечеловеческими, этнокультурными, социально-групповыми и личностно-индивидуальными качествами, эти качества взаимосвязаны и представляют собой неразрывное единство. Другими словами, расчленение и установление границ этого единства является условностью. Как и всякая аналитическая операция, выделение того или иного качества зависит от принятых исследователем критериев. Поэтому и критерии, принятые в данной работе, открыты для критики. С позиций лингвистики (и тем более лингвокультурологии) этнокультурные характеристики являются доминирующими. Специфику общечеловеческого общения мы сможем определить только в том случае, если сравним его с общением других мыслящих организмов (этой проблемой сейчас занимаются специалисты в области компьютерного моделирования и футурологии).

Можно ли говорить об общечеловеческом юморе? С позиций психологии и  эстетики именно общие характеристики юмора являются предметом научного изучения. С позиций лингвистики (и, прежде всего, лингвокультурологии) мы говорим об общечеловеческих характеристиках юмора, если эти характеристики совпадают в сравниваемых культурах. Этнокультурный юмор представляет собой совокупность специфических характеристик юмора той или иной национально-культурной общности. Вместе с тем понятие национально-культурной общности органически включает различные социально-групповые характеристики коммуникативного поведения людей, говорящих на том или ином языке. Например, английский солдатский юмор в значительной мере отличается от юмора английских аристократических салонов или телевизионных передач для детей. Вместе с тем сумма наиболее важных характеристик, объединяющих студентов, аристократов, домохозяек, солдат и представителей других социальных групп Англии, позволяет англичанам и носителям иной культуры достаточно четко определить, что в конкретном случае мы сталкиваемся именно с английским юмором. Природа этих характеристик весьма разнообразна и мало изучена, понятно, что они в концентрированном виде отражают психологию и историю людей, объединенных принадлежностью к единой лингвокультуре. Что же касается личностно-индивидуального компонента в сложной картине юмористического поведения, то этот компонент представляет собой уникально-конкретное сочетание различных предпочтений, установок, типа темперамента, жизненного опыта и других характеристик, свойственных соответствующей личности. В самом общем плане специфику этнокультурного юмора можно определить на основе следующих трех признаковых характеристик: 1) наличие либо отсутствие признака, 2) степень приоритетности признака, 3) комбинаторика признака. Все эти характеристики прослеживаются в четырех социолингвистически релевантных аспектах языковой личности, при этом представленность этих характеристик в структуре соответствующего носителя культуры неодинакова: общечеловеческие свойства занимают минимальное место, а личностно-индивидуальные — максимальное.

Рассматривая  этнокультурную специфику общения, исследователь неизбежно сталкивается с неразрешимой проблемой: что является исходным определяющим фактором для установления этой специфики — язык или исторические, географические, социальные обстоятельства, повлиявшие на формирование духа народа. Если признать, что изначальным моментом для формирования этнического своеобразия является язык, то получается, что был период, когда этнос образовался как данность вне истории и обстоятельств своего существования, возник внезапно и получил данный ему язык. С другой стороны, внешние факторы формирования социальной общности могут повлиять на специфику поведения людей, но тогда следует признать, что определенный период времени этнос существовал без языка и только, накопив историко-психологический опыт, перенес его в язык и тем самым закрепил свою идентичность в языке. Если бы такое положение дел имело место в действительности, то язык представлял бы собой зеркальное отражение историко-социальной ситуации данного этноса. Такая точка зрения была широко распространена в период вульгарно-социологического подхода к языку. Н.Я.Марр и его последователи противопоставляли буржуазный и пролетарский языки, понимая под языками не средство общения этноса или нации в целом, а отличительную черту речи той или иной социальной группы. Близкую позицию занимали идеологически ангажированные языковеды ГДР, доказывавшие, что немецкий язык ГДР и ФРГ различаются принципиально вследствие различия социального строя. На наш взгляд, гипертрофия социального в языке объясняется смешением понятий: есть язык как сложная знаковая система, призванная обеспечить общение всех, кто ею пользуется, и разновидность языка, язык социальной группы, социолект и диалект, существующие в рамках языка и служащие не только для поддержания общения, но и для самоидентификации. Если мы все говорим на одном языке, то самоидентификация вряд ли актуальна: ведь мы же не подчеркиваем, общаясь с другими людьми, что мы — люди, представители группы homo sapiens. Получается, что, преувеличивая значимость социально-исторических моментов в языке, лингвисты выдают разновидность языка за язык в целом.

Такая позиция в известной мере оправдана  с точки зрения социолингвистики, поскольку в рамках данной области  лингвистического знания языковед должен обращать внимание на частности, на сиюминутное существование языка. Ведь история отражается в языке не в наименованиях великих событий или протокольных описаниях деятельности правителей, а в многочисленных нюансах ежедневного быта, зафиксированного в значениях языковых единиц. Эти значения актуальны для языкового коллектива в целом, они дают возможность людям понимать друг друга.