Историко-теоретические основы исследования фашизма как политико-правовой идеологии

Наиболее распространенным среди идеологов национал-социализма было представление о расе как  сумме внешних признаков, определяемых кровным родством. Решающее значение среди этих признаков придавалось форме черепа (различие между брахицефалами – круглоголовыми как представителями низшей расы и долихоцефалами – представителями высшей), цвету Волос, глаз, форме носа, осанке и т. д. Представители высшей расы, к которой были в первую очередь отнесены германцы, наделялись всеми добродетелями, в то время как низшие расы, которыми были объявлены все цветные народы, евреи, славяне, изображались носителями всевозможных пороков. На этих «принципах» основывались все многочисленные псевдонаучные исследования фашистских специалистов «по расовой гигиене», а также ряд практических действий нацистского правительства в области расовой политики.

Из расовой теории вытекал  и тезис о «недочеловеке», одним  из ярых сторонников которого был  руководитель СС Генрих Гиммлер.

«Недочеловек, – утверждал  он, – это биологически на первый взгляд полностью идентичное человеку создание природы с руками, ногами, своего рода мозгом, глазами и ртом. Но это совсем иное, ужасное создание. Это лишь подобие человека, с человекоподобными  чертами лица, находящееся в духовном отношении гораздо ниже, чем зверь. В душе этих людей царит жестокий хаос диких необузданных страстей, неограниченное стремление к разрушению, примитивная зависть, самая неприкрытая  подлость. Одним словом, недочеловек. Итак, не все то, что имеет человеческий облик, равно. Горе тому, кто забывает об этом».

Расовый фактор трактовался  фашистскими идеологами и как  решающая движущая сила развития нации  и человеческого общества. «Расовый вопрос, – писал один из наиболее известных нацистских деятелей, особо  интересовавшийся расовой проблемой, Вальтер Дарре, – это ключ к  пониманию мировой истории».

Согласно утверждениям Розенберга, борьба различных рас всегда составляла основное содержание, как мировой истории, так и истории культуры.

В свою очередь, Гитлер использовал  расовую теорию для объяснения всех происходящих в мире идеологических процессов. Все мировоззренческие  проблемы, согласно его утверждениям, носили сугубо расовый характер. Выступая на Нюрнбергском партийном съезде осенью 1933 г. с речью, посвященной вопросам культуры, он утверждал, что единственной предпосылкой выработки правильного  мировоззрения является степень  чистоты расы. Мысль опыт, знания, исследования – все это имеет  второстепенное значение по сравнению  с инстинктом, если это инстинкт чистого в расовом отношении  народа. «Поэтому в инстинкте даже самого примитивного, но неиспорченного народа заложено естественное мировоззрение». «Народ, чистый в расовом отношении, в соответствии со своей чистой сущностью инстинктивно занимает адекватные позиции во всех жизненно важных вопросах... руководствуясь лишь врожденным чувством самосохранения». Если народ состоит из различных расовых элементов, то в этих условиях решающее значение приобретает то обстоятельство, мировоззрение какого расового элемента возьмет верх в идеологической борьбе. Заслуга национал-социализма, утверждал Гитлер, состоит прежде всего в том, что он помог одержать победу мировоззрению, отражавшему инстинктивные потребности германской крови.

В такой трактовке расовая  теория превращалась в универсальную  отмычку, позволявшую объяснить  в интересах фашистов любое явление, подтвердить любую политическую линию, найти оправдание любой неудаче, любому провалу. Направленная вовнутрь, она служила объяснением реальных противоречий, существующих в обществе (борьба различных расовых элементов). При ее помощи оправдывались любые  репрессии (борьба против расово чуждых элементов, подрывающих жизненную  силу и будущее нации). Примененная  в области внешней политики она  создавала выгодные позиции для  воинственной и экспансионистской  пропаганды (право высшей нации повелевать низшими, происки низших наций, обусловленные  завистью к высшей, и т. д.).

Расизм – не просто лжетеория, порожденная фантазией квазитеоретиков-реакционеров. Это, кроме того, и наиболее крайнее  выражение национализма и шовинизма, носителями которого, как известно, в массовом масштабе являются наряду с остатками феодальных классов  и консервативным чиновничеством широкие  круги мелкой буржуазии. В социально-психологическом  плане крайний национализм, переходящий  в расизм, – своеобразная форма  преодоления «комплекса неполноценности», свойственного мелкому буржуа и  вообще обывателю, особенно остро воспринимающему  неустойчивость своего социального  положения, свою неспособность одолеть  барьеры, отделяющие его от того общества, того образа жизни, к которому он всей душой стремится. Для этих категорий  населения расизм – это метод  самоутверждения, позволяющий даже самому опустившемуся обывателю  – люмпену – чувствовать себя существом высшего порядка по сравнению с другими – быть может, более умными, образованными  и даже преуспевающими людьми, но зато не имеющими «привилегии» родиться от лиц объявленной более ценной национальности или расы.

Как расизм, так и культ  насилия, чтобы быть эффективными с  точки зрения сил, их использующих, должны иметь конкретную сферу приложения, объект, на котором они сфокусированы. В качестве такого объекта фашистами  с самого начала были избраны, с одной  стороны, евреи и цыгане, с другой – славянские народы. Выбор этот был не случайным. В Германии имелось  значительное еврейское меньшинство. В результате ноябрьской буржуазно-демократической  революции 1918 г. евреи получили гражданское  равноправие. Усилилась экономическая активность еврейского населения в сфере мелкого предпринимательства и торговли. Ряд граждан еврейской национальности занял заметные позиции в области культуры, в публицистике, в политической жизни.

Очевидно, что, осуществляя  данное мероприятие но «расовой гигиене», национал-социалистское правительство  руководствовалось не столько прагматическими, сколько «эмоциональными» соображениями.

В ряде случаев нацистская «элита» пыталась практически применить  принципы расового отбора. Гиммлер, например, не только мечтал о создании правящей аристократии нордическо-германской расы, но и усиленно выводил ее. Так, отбор  волонтеров в СС происходил в строжайшем соответствии с требованиями евгеники. Прежде всего им предписывалось представить документы о чисто расовом происхождении. Затем производился антропологический отбор. И только после этого рассматривались все остальные качества кандидата. Для обеспечения «полноценного» в расовом отношении пополнения были созданы специальные школы-интернаты «Наполас» (Национал-социалистские воспитательные учреждения). Отбор в эти школы, считавшиеся привилегированными заведениями, происходил также на основе строгих «расовых принципов».

Подобные идеи не были манией одного рейхсфюрера СС. Они имели  широкое хождение среди нацистской верхушки. Жена Бормана, известная как  крайняя фанатичка, постоянно и  настойчиво выступала за официальное  введение для «расово высокоценных»  арийских мужчин института побочных жен и, желая подать пример, добровольно санкционировала наличие «побочной жены» у своего мужа. Кальтенбруннер в кругу единомышленников неоднократно высказывался за установление такого порядка, при котором немецким женщинам в возрасте до 35 лет было бы вменено в обязанность родить не менее 4 расово полноценных детей. Семьи, выполнившие эту норму, должны были бы выделять мужчин для обслуживания одиноких и малодетных женщин и т. д.

Антисемитизм, жестокое истребление  евреев были в фашистской Германии государственной политикой, проводимой как официально, так и путем  подстрекательства к массовым и  индивидуальным расправам с евреями. Фашисты проповедовали самый  отвратительный, самый грубый и примитивный  антисемитизм. Антисемитизм фашистских громил имел определенные политические принципы, за ним скрывался холодный политический расчет. С помощью антисемитизма  фашисты желали отвлечь внимание трудящихся масс от их подлинных угнетателей  – капиталистов.

Фашистам удалось использовать антисемитизм как важное средство отвлечения трудящихся масс от классовой борьбы с капитализмом и фашизмом, подлинными виновниками эксплуатации и угнетения  трудящихся. Под видом борьбы с  еврейским капитализмом фашизм на самом  деле вел борьбу с рабочим движением, с рабочим классом в целях  защиты капитализма.  

Поэтому сейчас, на исходе 20-го столетия, излишне доказывать, что  гитлеровский «социализм» не имел ничего общего с какой-либо формой социализма в общепринятом смысле этого слова. Социализм был для национал-социалистов лишь популярной этикеткой, приклеенной к конгломерату идей, представлявших собой апологетику государственно-монополистических отношений в их специфически германской бюрократической форме, сдобренную набором лозунгов, навеянных рядом конкретных социальных и экономических требований пришедших в движение средних слоев населения.

Соответственно основное ядро, основной стержень нацистского  «социализма» составляла не антикапиталистическая  демагогия, как это иногда не совсем верно считают. Эта демагогия  занимала подчиненное место, и поэтому  наметившийся с начала 30-х годов  отказ гитлеровского руководства  от особого упора на эту сторону  дела прошел для нацистской партии сравнительно безболезненно. Главным  в нацистском «социализме» всегда был  этатизм: высшая форма апологетики  всеобъемлющей, тоталитарной роли централизованной власти. Сам социализм фашистские идеологи, как правило, определяли, следуя за Шпенглером, как форму  общественной организации, при которой  государству принадлежат важнейшие  функции во всех областях жизни –  начиная с политики, кончая культурой  и личной жизнью граждан. В этой связи  в качестве прямого прообраза  «социалистического строя» принималось  прусское феодальное государство времен Фридриха-Вильгельма и Фридриха II, а  также система военного регулирования, получившая широкое развитие в Германии во время первой мировой войны.

Подобная трактовка социализма отражала вполне определенные настроения, взгляды и интересы достаточно широких  социальных прослоек тогдашней Германии. Последние годы Веймарской республики были периодом далеко зашедшей компрометации  буржуазно-демократического государства. Во-первых, чересчур явная связь  между крупными монополиями и  последними правительствами веймарского  режима, откровенно демонстрировавшая  истинное назначение правительственного аппарата, подрывала столь важный для правящих классов миф о  надклассовости государственной машины. Во-вторых, связанная с этим процессом  далеко зашедшая коррупция серьезно расшатала авторитет государственной  власти. В-третьих, экономический и  последовавший за ним политический кризис наглядно показали слабость существовавшего  режима, его неспособность решать насущные проблемы, перед которыми оказалась в то время страна. Эта  неспособность воспринималась тогда  многими как выражение несостоятельности  строя, основанного на демократических  принципах, на парламентаризме.

Все это вызывало среди  большинства населения Германии, не готового еще воспринять идеи пролетарской социалистической революции, особенно среди средних слоев, тягу к сильному, авторитетному государству, свободному от колебаний, связанных с парламентскими манипуляциями, и способному на решительные действия. Идея сильного государства, тем более облаченная в популярную социальную оболочку, имела в таких условиях все шансы на массовую поддержку, и прежде всего тех категорий трудящихся, которые стояли в стороне от организованного рабочего движения.

Для части правящих классов, в том числе и влиятельных  групп монополистической буржуазии, эта оболочка была в какой-то степени  препятствием для принятия нацистской идеологии: ведь социализм на протяжении многих десятилетий был для них  самым страшным пугалом. Однако более  близкое знакомство с нацистским «социализмом» сняло многие препоны. Трактуемый как сильная государственная  власть, фашистский «социализм» в  сложившихся условиях устраивал  германскую буржуазию. Ведь в ее рядах  в не меньшей, а, быть может, в гораздо  большей степени проявлялась  тяга к твердой власти.

В соответствии с подобной трактовкой национального «социализма» фашистские идеологи уделяли основное внимание доказательству естественного  права государства определять все  стороны общественной и личной жизни  своих граждан. Это право выводилось прежде всего из характеристики национал-социалистского государства как высшей формы организации всего народа.

При всем этом антикапиталистические  лозунги составляли тогда важную часть идеологической деятельности национал-социалистов, особенно их так называемого левого крыла.

Вывод. Итак, по нашему взгляду, фaшистская идeология – это буржуaзная идeология, кoторая дoлжна выступaть нe явнo, а пoд чужим флaгом. Сaмо пo сeбе явлeние это нe нoвое. Плeханов, ссылaясь на Мaркса, утверждал, чтo, «чeм бoльше рaзвивается прoтивоборство мeжду рaстущими прoизводительными силaми и сущeствующим обществeнным стрoем, тeм бoлeе прoпитывается лицeмерием идеoлогия гoсподствующего клaсса; и чeм бoлee показывает жизнь лживoсть этoй идеолoгии, тeм вoзвышеннее и нрaвственнее станoвится язык этoго клaсса» [58].

2.3 Политико-правовая идеология   антифашизма и неофашизма

Сопротивление фашизму никогда  не прекращалось. Более того, оно  постоянно росло и крепло, несмотря на страшный, кровавый террор фашизма как в самих фашистских странах, так и в странах, ими захваченных и оккупированных. В борьбе с фашизмом объединялись люди самых различных национальностей. Так, например, в составе Народно-освободительной армии Югославии действовало 63 особых интернациональных и национальных формирования, укомплектованных гражданами многих государств. Среди участников Словацкого национального восстания находились борцы более 20 национальностей. В этой борьбе народов Европы участвовало не менее 40 тыс. советских граждан, а многие зарубежные антифашисты (поляки, чехи, словаки, югославы, венгры, французы, немцы и др.) стали бойцами советских партизанских отрядов [59, c. 82-83].

В авангарде антифашистской борьбы, ее организаторами и вдохновителями были коммунисты, коммунистические партии. В то время как большинство  буржуазных политических деятелей и  буржуазных политических партий подчинились  фашистской диктатуре либо пассивно выжидали, коммунисты не склонили своей  головы перед фашистскими извергами  и палачами, а самоотверженно и  до конца выполнили свой патриотический и интернациональный долг. Коммунистические партии были единственной организованной политической силой, последовательно  боровшейся за коренные интересы своих  народов. В борьбе против фашизма  — злейшего врага свободы и  независимости народов — коммунисты проявили стальную волю, несокрушимое упорство и массовый героизм.