Американо-советские отношения в период политики непризнания (1917-1933)

Троцкому казалось, что германское наступление вот-вот начнется и что Петроград падет. Он в ответ телеграфировал: «Ваш долг — сделать все для защиты Мурманской железнодорожной линии. Каждый покинувший пост без борьбы - предатель. Немцы наступают мелкими группировками. Сопротивление возможно и обязательно. Ничего не оставлять врагу. Все ценное должно быть эвакуировано, если это невозможно - уничтожено. Вы обязаны принять любую помощь от союзнических миссий»41. Именно эта телеграмма была впоследствии использована с одной стороны для оправдания интервенции, а с другой – для обвинения Троцкого и троцкистов в измене революции.

При этом анализ исторической литературы показывает, что в США в этот момент не было единого мнения относительно участия в интервенции. До подписания Брест-Литовского мира Вильсон активно воздерживался от участия в попытках Англии и Франции свергнуть Советское правительство путем применения военной силы. В госдепартаменте шли активные дебаты по этому вопросу. В частности, профессор Колумбийского университета В. Г. Симкович представил аж десять меморандумов о политическом положении в России. В них он призывал не вмешиваться в ее внутренние дела, утверждая, что позиции большевиков более прочные, чем некоторые думают, что «надо воздерживаться от вооруженной интервенции, надо стремиться к взаимопониманию, реконструкции России и привлечении ее на сторону союзников против Германии».42 Генерал Такер Блисс, американский представитель в Высшем Военном Совете в Париже, писал военному министру, что «военные преимущества интервенции относительно невелики или весьма проблематичны».43 Против участия в интервенции на Севере выступал консул в Архангельске Феликс Кох. Советники президента Чарльз Грейн, Джон Матт, В. Маккормик и Норман Хэйвуд предложили для начала ограничиться предоставлением России экономической помощи до полного выяснения пути ее развития. По их мнению, «интервенция может привести к расчленению России на ряд государств, которые могут попасть под контроль Англии, Франции или Японии»44.

Значительная часть общественности также не одобряла идею направления войск в Россию – ведь Вильсон торжественно завещал о нейтралитете США, а жизни американских солдат на российской земле угрожала вполне серьезная опасность. К тому же в это время в обществе наблюдалась серьезная усталость от Первой мировой войны. Пусть в Америке она была в разы слабее, чем в странах Европы, но от этого враждебность общества к идее интервенции не уменьшалась. Ведь в этом случае несколько тысяч военнослужащих должны были рисковать собственными жизнями за много тысяч миль от дома в войне с страной, не угрожавшей в общепринятом смысле слова безопасности США. (Созданная революционной фантазией большевиков перспектива превращения Америки в составную часть всемирной социалистической республики американцами всерьез никогда не воспринималась).

Тем не менее, по мнению академика Г. Н. Севостьянова «под давлением французов и англичан Вильсон все более склонялся к участию США в вооруженной интервенции против Советской России»45. В начале апреля 1918 г. в письме морскому министру США Джезефусу Дэниеле Вильсон написал: «Надеюсь, найдется какое-то судно у наших берегов, которое можно послать, и достаточно сильное, чтобы завоевать уважение»46. Таким судном оказался флагманский корабль адмирала Дьюи «Олимпия», прибывший в Мурманск снятый с стоянки в Манильской бухте. Так Вудро Вильсон сделал первый шаг к интервенции. 1 июня государственный секретарь Лансинг, действуя по поручению президента, официально поставил в известность союзников о решении американского правительства направить свои войска в Мурманск. 11 июня с «Олимпии» высадились на берег 150 американских пехотинцев, к которым вскоре присоединились гораздо более внушительные британские подразделения.

Для придания своим действиям на российском Севере легитимности представители Антанты и США подписали 6 июня 1918 г. вместе с Мурманским крайсоветом Временное по особым обстоятельствам соглашение, передававшее всю полноту власти в Мурманском крае, включая командование русскими вооруженными силами в регионе и реализацию обещанной местным властям продовольственной и иной помощи (с записью в общий государственный долг в России) в руки интервентов. Участие стран Антанты в подготовке и подписании этого соглашения не вызвало бурной реакции со стороны Москвы. Бурную реакцию большевиков вызвало присутствие в этом процессе США. В официальных документах говорилось об этом следующее: «Народный Комиссариат по Иностранным Делам не может не выразить глубокого изумления по поводу участия представителя Северо-Американских Соединенных Штатов, дружественное отношение которых к Российской республике последнею так высоко ценится, в заключение так называемого договора с нарушившим гражданский долг по отношению к Советской России Мурманским Советом на предмет соглашения о вооруженном вторжении войск держав Согласия против воли Советской России на ее территорию. Русское правительство надеется, что Американское правительство не будет продолжать идти по пути нарушения неприкосновенности территории и элементарных прав Российской Советской Республики и будет, наоборот, содействовать всего того, что ведет к такому нарушению».47

Ответа на ноту советское правительство не получило. Однако 17 июля 1918 года союзным послам в Вашингтоне была разослана памятная записка Вильсона, в которой президент, привычно муссируя тему своего неприятия несправедливости и насилия, настойчиво пытался растолковать всем, насколько существенно разнится его собственная позиция и позиция его правительства в вопросе об интервенции в России от позиции тех американских и международных кругов, которые настаивают на ней. Однако, как отмечал современный российский ученый Э. А. Иванян изложенная в ноте позиция выглядела весьма двусмысленной. «По существу президент предпринял попытку официально проинформировать даже не союзников, а в первую очередь Конгресс США, а также международную и американскую общественность о принятом им решении направить (как стало принято говорить в 80-е годы, после ввода советских войск в Афганистан) ограниченный контингент американских войск в Россию. Но вместе с тем, настаивал Вильсон, он убежден, что военная интервенция скорее усугубит нынешнюю печальную ситуацию в России, чем исправит ее, скорее повредит ей, чем поможет, что не принесло бы никакой пользы достижению нашей основной цели – военной победы над Германией»48

К лету 1918 года представители США, которые находились на территории нашей страны49,  информировали Вашингтон об усилении немецкого влияния на Дальнем Востоке в результате формирования австро-немецкими военнопленными воинских частей и вследствие того, что сибирские большевики, по их мнению, являются немецкими агентами. По утверждению историка С. В. Волкова «до 80% красных войск в Сибири составляли ненавистные чехам бывшие пленные немцы и венгры»50 Также в американскую столицу шла и информация о том, что формирующиеся в Сибири белые части настроены про-японски и что Япония всерьез строит планы на военную интервенцию. Все это угрожало созданием некоего Сибирского фронта мировой войны и было совершенно невыгодно американским руководителям. Иностранные государства получили весомый повод для изначально задуманной интервенции. Уместно здесь будет вспомнить слова Ленина о том, что «все капиталисты и помещики за чехословаков, ибо мятеж последних они связывают с возможностью падения Советской власти. Об этом знают союзники... Им не хватало в России ядра, и ядро они обрели в чехословаках»51. Слова советского вождя подтверждает телеграмма американского посла в Китае Райниша. В июне 1918 года он сообщал Вильсону следующее: «Чехи могут овладеть контролем над Сибирью. Если бы их не было в Сибири, их нужно было бы послать туда из самого дальнего далека»52. В это время американская администрация получила и письмо американского адмирала Найта. В нем он констатировал, что «пока мы рассуждаем о судьбах чехов, организованные большевиками австро-германские военнопленные начинают выбивать их из опорных пунктов Транссибирской железной дороги»53. К этому моменту Вильсон, изначально выступавший против военного присутствия в России, все больше склонялся на сторону сторонников такого решения. «Это именно то, в чем мы нуждаемся,— активно уверял госсекретарь Лансинг,— теперь давайте сконцентрируем на этом вопросе все наши силы. Чехов следует снабдить американскими винтовками и амуницией. Они сумеют защитить любой американский широкомасштабный план для России. Американская миссия начнет движение по Транссибирской магистрали так далеко, как то позволят обстоятельства. Конечный пункт ее продвижения будет определен приемом, оказанным ей русскими»54. 29 июня 1918 г. чехи заняли здания Советов во Владивостоке, взяв большевиков под арест. Эта акция ускорила новую высадку союзнических войск для охраны консульств и запасов, хотя город уже контролировали чехи.

Официальная американская декларация о начале интервенции была опубликована 5 августа 1918 года. И начиналась она следующими словами: «Военное вмешательство скорее принесет России вред, нежели помощь в ее тяжелом положении»55. Свое решение принять участие в интервенции правительство США объясняло следующими мотивами:

1. желанием оказать содействие чехословакам, дабы обезопасить их от враждебных акций со стороны интернированных на территории России австрийских и германских военнопленных;
2. желанием обеспечить сохранность на территории России складов с военным снаряжением, поступившим от союзников, в интересах будущей российской армии;
3. желанием помочь русским в тех пределах, которые будут сочтены ими приемлемыми, в организации их самозащиты (как подразумевалось, от Германии)56.

В той же декларации правительство США предложило японскому правительству, чтобы «каждое из правительств послало вооруженную силу в несколько тысяч человек во Владивосток с целью сотрудничества как единая сила в оккупации Владивостока и в предохранении, насколько возможно, тыла движущихся к западу чехословаков»57 Японское правительство согласилось. Со своей стороны правительство США заявляло, что не намерено «осуществлять какие-либо территориальные изменения ни теперь, ни потом»58.

При этом необходимо сказать, что Вильсон разграничивал интервенцию на севере России и интервенцию в Сибири и не ставил их на одну доску. По мнению Дж. Ф. Кеннана, «президент согласился на направление американских войск на север России, совершенно не поняв сложившейся в этом регионе ситуации, сохраняя скептическое отношение к результативности этой акции и лишь под сильным давлением в первую очередь со стороны своих европейских союзников, объяснявших необходимость этого шага требованием концентрации усилий в войне с Германией».59 Согласно утверждению Кеннана, знай Вильсон тогда, чем придется заниматься американским войскам на севере России, он ни за что бы не пошел на такой шаг. В архиве полковника Хауса хранится письмо Вильсона Хаусу от 8 июля 1918 г., в котором президент признавался, что вопрос о том, что нужно и возможно делать в России доводит его до изнеможения. «Эта проблема, как ртуть, ускользала при прикосновении к ней, но, надеюсь, я замечаю и могу даже в настоящее время отметить некоторый прогресс по двум направлениям: в направлении экономической помощи и помощи чехословакам»60

Английский исследователь Дж. Брэдли писал о разочаровании французов и англичан поведением американцев на Дальнем Востоке. «Они высадились на берег и сохраняли пассивность во Владивостоке до получения новых инструкций. В силу каких-то причин такие инструкции вовсе не поступали, и американцы бездействовали во Владивостоке на протяжении всего периода Гражданской войны в Сибири. Лишь несколько небольших подразделений покидали город; американская интервенция заключалась в основном во вмешательстве в экономические вопросы».61 Учитывая, что эти утверждения принадлежат перу английского, а не американского автора, трудно предположить, что англичанин пытался обелить американскую историю, не прилагая аналогичных усилий для выгораживания своих соотечественников.

Несмотря на то, что американцы уже принимали участие в интервенции большевики не теряли надежду оказать на них свое влияние. 24 октября 1918 г. за подписью народного комиссара по иностранным делам Г. В. Чичерина Вильсону была направлена многостраничная нота, в которой президенту США напоминалось, что в свое время Соединенные Штаты Америки приветствовали вступление России в семью свободных народов и обещали оказывать ей помощь. Чичерин сослался при этом на такие свидетельства американских симпатий к народу России, как уже упоминавшийся шестой пункт «14 пунктов Вильсона» и обращение президента к Всероссийскому съезду Советов в марте 1918 г. Обвиняя американского президента в двуличности, большевистское руководство слегка забывало о собственных грехах подобного рода. О том, что, стремясь к установлению дружеских отношений с Америкой, видные правительственные чиновники открыто называли американское правительство империалистическим. Как обиженно говорили в ответ американцы «даже Ленин и Троцкий не скрывали, что новая армия создается, чтобы оказать содействие всемирной социалистической революции и скинуть все существующие правительства».62

Также  в ноте Чичерина правительству США было предъявлено обвинение в организации чехословацкого заговора на территории России. «В течение долгого времени предпринимались попытки найти повод для объявления войны между Советской Россией и Соединенными Штатами. Распространялись лживые слухи о том, что германские военнопленные заняли Транссибирскую железную дорогу, но ваши собственные офицеры, а позднее руководитель вашей миссии Красного Креста – полковник Робинс получили возможность убедиться в том, что это было ложью. Чехословацкий заговор был организован под предлогом защиты этих бедных, введенных в заблуждение людей от опасности быть переданными в руки Германии и Австрии, но Вы можете узнать из открытого письма капитана Садуля – члена французской военной миссси, как мало было оснований для такого утверждения»63, - отмечалось в ноте.

Упомянув о том, какие страдания и невзгоды принесла народу России контрреволюция, поддержанная США и другими странами Антанты, Чичерин выразил возмущение по поводу высадки американских войск, их вторжения на российскую территорию без малейшего повода к этому и без объявления войны и захвата ими российских городов и сел, убийства советских официальных лиц и всевозможных других актов насилия над мирными жителями. Вместо обещанного содействия в налаживании сотрудничества с другими государствами с целью предоставления России возможности независимости независимого определения своего собственного политического развития и государственного политического курса, писал он далее, Соединенные Штаты вместе со своими союзниками оккупировали Архангельск, Мурманск и Дальний Восток и попытались «подчинить русский народ контролю этих угнетателей и эксплуататоров, чей гнет был сброшен рабочими и крестьянами России в октябре прошлого года. Вместо того чтобы бороться с контрреволюцией, поддерживаемой германским империализмом, народ России оказался перед необходимостью перебросить свои войска для защиты своей собственной территории от чехословаков на востоке страны и от американцев и их союзников на севере».64 В тоже время в ноте говорилось, что выпавшие на долю русского народа страдания позволили создать дисциплинированную Красную Армию, которая «наращивает с каждым днем свою силу и мощь и учится защищать революцию».65