Глобализация и антиглобалисты

 

Универсализм  и партикуляризм

По этой причине не существует никакого противоречия между объединением и унификацией институций, символов и манер поведения (например, “Макдоналдс”, голубые джинсы, демократия, информационная технология, банки, права человека и т. д.) и новым подчеркиванием значения, новым изобретением и даже защитой “локальных культур” (ислами-зация, ренационализация, немецкая поп-культура, североафриканское Раи, африканский карнавал в Лондоне или гавайская телячья колбаса). Если обратиться к правам человека, например, то, по всей вероятности, остается в силе то, что эти права, во-первых, практически во всех культурах выступают в качестве универсальных прав и, во-вторых, как таковые они зачастую толкуются и представляются по-разному, в зависимости от контекста.

 

Связи и фрагментации

Глобализация порождает  связи (и подталкивает к ним). На это следует указать в том контексте дискуссии, в котором. глобализация (ложно) понимается и девальвируется, когда почти приравнивается по значению с фрагментацией. Возникают транснациональные, трансконтинентальные “общнос-

 

1. Подробнее об этом см.: McGrew. A Global Society? A. a. 0.

 

ти” (значение этого слова  нужно бы определить заново'), которые разделяют то, что до сих пор часто представлялось и представляется незыблемым единством, — географическое и социальное сосуществование и сотрудничество, но в то же время создают новые социальные взаимосвязи. Эта новая логика, ведущая к сосуществованию и сотрудничеству в разных географических местах, практикуется как в транснациональных концернах (чьи правления расположены в Сингапуре, а продукция производится в виде комплектующих по всей Европе), так и в транснациональных “общностях” (мексиканские американцы, американские мексиканцы, “семьи”, “этнические субкультуры” — воображаемая Африка и т. д.).

По этой же причине  верно и то, что глобализация фрагментирует; не только подрывается информационный и налоговый суверенитет государства и тем самым его авторитет, не только могут распадаться местные общины. В условиях глокальной культуры в крайнем случае возможен и такой вариант, когда разрушается непосредственное соседство, но в то же время крепнет “соседство” транснациональное (что допустимо, но отнюдь не обязательно).

Централизация и децентрализация

Многие совершенно односторонне рассматривают глобализацию как процесс концентрации и централизации — капитала, власти, информации, знаний, богатства, решений и т. д.; и они часто приводят в пользу своей точки зрения убедительные аргументы. Но при этом упускается из виду, что та же самая динамика порождает и децентрали-

 

1. Речь идет об одном из ключевых терминов социологии — “Gemeinschaft”, — введенном в оборот Ф. Теннисом. Определяя его, Теннис говорил об общностях (или сообществах) по крови, по местоположению и по духу. - Прим. ред.

 

зацию. Локальные, точнее, транслокальные общности укрепляют влияние на формирование своих социальных пространств, но также и в соответствующих локальных, т.е. национальных контекстах.

Национальные государства  могут изолировать себя изнутри. Но с тем же успехом они могут проявлять активность во внешней сфере и заново определять и формировать свою политику в глобальных масштабах взаимных переплетений, диалогов и конфликтов. Это же касается акторов действия на всех уровнях и промежуточных ступенях социальной жизни — от профсоюзов, церквей и потребительских ассоциаций вплоть до отдельных лиц.

 

Конфликт и  его разрешение

Глокальный мир нетрудно представить себе как мир, распадающийся на конфликты. Видение “войны культур” в известном смысле еще находится в детском возрасте (при всей присущей этому видению склонности к ужасам). Ибо глокализация означает еще и то, что конфликт (все еще предполагающий наличие минимального уровня интеграции) заменяется “дисфликтом” и т. д. Надо помнить о возможном расколе мира в результате утраты в будущем покупательской способности большинством населения, т.е. о бразилизации мира¹.

Но эта вполне вероятная  перспектива на будущее должна быть исследована на предмет того, почему в ней односторонне выпячиваются эти и только эти аспекты возможного развития. Ибо хотя эти мрачные виды на будущее и нельзя скрывать или приукрашивать, вне поля зрения остается то обстоятельство, что глокализация производит новые, неиз-

 

1. См. об этом с. 268 наст. изд. (перспективы).

 

вестные ранее “общности”, простирающиеся от Микки-Мауса, кока-колы через символику отравленных и умирающих животных (снимки измазанных нефтью морских чаек и детенышей тюленей) вплоть до первых признаков активности мировой общественности, забавным образом проявляющейся в транснациональном бойкоте фирмы “Шелл”.

Не так давно Фукуяма возвестил о “конце истории”. Говард Перлмуттер прав, когда, парируя этот тезис, говорит о начале истории глобальной цивилизации'. В ней глобализация обретает рефлексивный характер и тем самым исторически новое качество, которое, как уже говорилось, оправдывает понятие “мирового общества”. Ибо предпосылкой его возникновения является осознание общей судьбы, которая проявляется в совершенно невероятной близости отдаленного удела безграничного мира.

 

Экскурс: два  способа различения

Я предлагаю (в том числе и для прояснения понятия “диалектика”) отличать эксклюзивный способ различения от инклюзивного. Эксклюзивные различения следуют логике “или — или”. В их проекте мир выглядит как сосуществование и соподчинение отдельных миров, в которых идентичности и принадлежности исключают друг друга. Каждый неожиданный случай рассматривается как чрезвычайный. Он раздражает, шокирует, ведет к вытеснению или к активности, восстанавливающей порядок.

Инклюзивные различения дают совсем иной образ “порядка”. Нестандартные случаи, не укладывающиеся в привыч-

 

1. Perlmutter H.V. On the Rocky Road to the First Global Civilization, in: A. King (Hg.), Culture, Globaliwtion and the World System, London 1991, S. 902.

 

ные категории, здесь  не исключение, а правило. Если это оказывается шокирующим, то только потому, что благодаря пестрой картине инклюзивных различений ставится под сомнение “естественность” эксклюзивной модели мира.

Преимущество инклюзивного различения заключается прежде всего  в том, что оно делает возможным другое, более подвижное, если угодно, кооперативное понятие “границы”;

Границы в этом случае возникают не путем исключения, а  благодаря особым образом закрепленным формам “двойной инклюзии”. Кто-то принимает участие в очень многих различных кругах и тем самым себя ограничивает. (С социологической точки зрения является само собой разумеющимся, что это не единственный, а один из возможных в будущем способов мыслить границы и пробивать границы.) В рамках инклюзивных различений границы, таким образом, мыслятся подвижными, что делает возможным взаимное переплетение лояльностей.

В парадигме эксклюзивного  различения глобализация мыслится лишь как предельный случай, когда взрывается все. Глобализация представляется высшей точкой развития, которая снимает все различия и ставит на их место неразличимое. Отсюда следует, что это огромное целое, вероятно, еще можно окинуть единым взглядом. Однако ясно, что этот взгляд будет страдать чрезмерной широтой и даже может дробиться.

Наоборот, в пользу парадигмы  инклюзивного различения можно привести прежде всего прагматический исследовательский аргумент, который заключается в том, что так и только так глобальность поддается социологическому изучению. Неизвестное ранее пересечение мира и личности, попадающее в поле зрения при таком подходе, выступает новым обоснованием социологии, так как без социологии оно не может быть понято и изучено теоретическо-эмпирическим путем; тем более его нельзя использовать в сфере политики. Опора на инклюзивное различение получает, таким образом, статус эмпирической рабочей гипотезы. Эта гипотеза должна найти подтверждение в полном неожиданностей исследовании неизвестного мирового общества, в котором мы живем. То, что в мышлении по принципу “или — или” логически допускается, должно быть раскрыто и освещено эмпирическим путем;

должны быть освещены “инклюзивные” формы жизни, биографии, конфликтов, власти, неравенства и государственности мирового общества 1. Но и инклюзивные различения могут и должны четко определяться. Перефразируя Бенна:

нечеткое мышление и неспособность  различать еще не являются теорией рефлексивной модернизации.

 

е) Власть воображаемой возможной  жизни: Архун Аппадураи

Точка зрения Робертсона и теория “глокальных” культур получили развитие в работах А. Аппадураи, который теоре-

 

1. Это деление на эксклюзивный  и инклюзивный способы различения  имеет западное, европоцентристское происхождение или же оно претендует на всеобщность? Многое говорит за то, что представление о мировом обществе, функционирующем по принципу “не только, но и”, предложил Запад, чтобы обозначить и подчеркнуть положение западных метрополий или западного образа жизни относительно ставшего глобальным мира. Если руководствоваться государственно-религиозно-культурным принципом “или — или”, то, как пишет Дж. Фридман, этот воображаемый мир может показаться оскорбительным и агрессивным, и ответ на него будет таким же. Когда культурное пространство унифицируется по схеме “или — или”, — гегемониальной властью или в форме гегемониального мышления и изучения, — тогда макароны (снова) будут отождествляться с итальянцами, а из многообразия диалектов возникнет “родной национальный язык”; это означает, что культурная дифференциация и многообразие будут постепенно сведены к различению между правильным и ложным, между нормой и отклонением от нормы (См. об этом: Fridman J. Cultural Logics on the Global System, in: Theory, Culture and Society, 5, Special Issue on Postmodernism, 1988, S. 458).

 

тически обосновывает относительную автономию, самостоятельность и внутреннюю логику этой глокальной культурной экономики. В этой связи Аппадураи среди прочего говорит об ethnoscapes; под этим он подразумевает “ландшафты личностей”, определяющих характер неспокойного, меняющегося мира, в котором мы живем; это туристы, иммигранты, беженцы, эмигранты, иностранные рабочие и другие подвижные люди или группы людей. От них и их физико-географической неуспокоенности исходят существенные импульсы^ ведущие к изменению политики внутри наций и между нациями; но они лишь одна из ипостасей глобальной культуры. Наряду с ethnoscapes Аппадураи называет и описывает:

— Technoscapes: не признающее государственных границ движение технологий — развитых и устаревших, механических и информационных;

— Financescapes: движение громадных денежных сумм через валютные рынки, национальные биржи и спекулятивные сделки с огромной скоростью, минуя национальные преграды;

— Mediascapes: распределение возможностей производства и передачи электронных картинок;

— Ideoscapes: образование цепи образов (картинок), часто в связи с государственными или оппозиционными идеологиями и идеями, коренящимися в эпохе Просвещения'.

Как показывает Аппадураи, эти потоки и ландшафты электронных образов ставят под вопрос и традиционное различение между центром и периферией. Они являются строительными блоками “воображаемых миров”, которым люди и группы людей повсюду придают разное значение, обмениваются ими и живут в них. “На политической карте границы государств остаются такими же четкими, как и прежде... (Но) из всех сил, работающих над их устранением, вероятно, самыми упорными являются информационные потоки — по ним идет информация, которая раньше была монополией правительств... Монополия на знание о том, что происходит в мире, давала правительствам возможность оглуплять людей, вести их в ложном направлении, контролировать их... Сегодня... люди повсюду в состоянии сами добывать из всех уголков мира ту информацию, которую им хочется иметь”. Возникающие глокальные культуры часто уже никак не привязаны к определенному месту и времени. Они существуют вне определенного контекста и представляют собой “смесь несовместимых компонентов, заимствованных отовсюду и ниоткуда, свалившихся с полной конфликтов современной (постмодернистской) колесницы глобальной коммуникационной системы” 1.

Что все это значит? Воображение обретает все большую  власть над повседневной жизнью людей, отвечает Аппадураи². Все больше людей во многих уголках планеты настойчивее мечтают и размышляют о расширении “возможностей” жизни, чем это делалось до сих пор. Главный источник этой перемены — средства массовой информации, постоянно поставляющие пестрые картинки такой “возможной” жизни. Таким образом создается впечатление виртуальной близости к символическим фигурам, насаждаемым средствами массовой информации. Люди видят и оценивают свою жизнь, свое положение, свои надежды и разочарования сквозь призму “возможных” жизней, которые беспрерывно тиражирует и пропагандирует “телевидение”.

 

1.' Ebd.

² См. об этом: Appadurai A. Globale Landschaften, a. a. 0.

 

Аппадураи утверждает, что даже безнадежные жизненные ситуации, которые заставляют людей жить в жесточайших, недостойных человека условиях (детский труд, бездомные, живущие на свалках больших городов), таким образом, используются в зловещей игре фабрикуемых индустрией культуры воображаемых картин. Обнищание разбивается и, быть может, даже удваивается при столкновении со сверкающими формами возможных жизней, которыми манит вездесущая и яркая реклама.