Лекции по "Риторике"

 

Вот пример регрессии из «Риторики» Аристотеля:

 

«Есть три причины, возбуждающие доверие к говорящему, потому что  есть именно столько вещей, в силу которых мы верим без доказательств, – это разум, добродетель и  благорасположение; люди ошибаются  в том, что говорят или советуют, или по всем этим причинам в совокупности, или по одной из них в отдельности, а именно: они или неверно рассуждают ввиду своего неразумения, или же, верно рассуждая, они вследствие своей нравственной негодности говорят  не то, что думают, или, наконец, они  разумны и честны, но не благорасположены, почему возможно не давать хорошего совета, хотя и знаешь, в чем он состоит. Кроме этих трех причин нет никаких  других».

 

Подобные регрессии, построенные  на базе имен существительных и чаще всего содержащие указание на число, являются наиболее типичными.

 

«Есть два типа конституционной  монархии: один характеризуется тем, что народное представительство  не только законодательствует совместно  с монархом в стране, но также  совместно с ним управляет  ею через наиболее видных представителей своего большинства. Это парламентская  монархия Англии, Бельгии, Пруссии, Венгрии. В конституционной монархии другого  типа парламент только законодательствует, управляет же страной монарх через  выбранных им чиновников. Это конституционно-бюрократическая  монархия Пруссии и других германских стран» (П. Струве).

 

Однако бывают и более  сложные регрессии, построенные  на базе других частей речи, как, например, приведенная ниже:

 

«Среди человеческих стремлений стремление к мудрости совершеннее, возвышеннее и приятнее всех.

 

Совершеннее, потому что человек, со всем рвением устремившийся к  мудрости, уже становится обладателем  некоторой части истинного блаженства, как говорит Мудрец: «Блажен человек, который снискал мудрость».

 

Возвышеннее потому, что именно через него человек более всего  уподобляется Богу, создавшему «все в  премудрости», а так как подобие  – причина любви, то стремление к  мудрости больше всего связывает  его с богом дружбой, почему и  сказано в Книге Премудрости, что «мудрость – неистощимое  сокровище для людей; пользуясь  ею, они входят в содружество с  Богом, посредством даров учения».

 

Полезнее потому, что через  него входят в царство бессмертия, ибо «желание премудрости возводит к царству».

 

А приятнее потому, что «в обращении ее нет суровости, ни в  сожитии с нею скорби, но веселье  и радость» (Фома Аквинский).

 

Регрессия служит хорошим  средством актуализации внимания, особенно незаменимым в устной речи. «Свернутым»  случаем регрессии является анонсирование  количества объектов, которые затем  будут характеризоваться. «На это  существовало две причины. Первая – ... Вторая – ...».

 

«У них два рода армий: одна из них находится на наших  границах, обессиленная, почти разрушающаяся  по мере того, как республиканское  правительство набирает силу и прекращение  измен делает небесполезными героические  усилия отечественных солдат; другая, более опасная, находится среди  нас: это армия подкупленных шпионов, мошенников, которые проникают всюду, даже в народные общества» (М. Робеспьер).

 

Такая регрессия безотказна как лекторский прием. Обычно слушатели  берутся за ручки, как только лектор называет общее число пунктов, подлежащих раскрытию. Регрессия применяется  в качестве приема мобилизации внимания и в газетных статьях, и в ответах  на вопрос интервьюера, как, например, в ответе Бориса Немцова на вопрос о необходимости оппозиции: «В России, по большому счету, может быть два  типа оппозиции. Первый – левая, коммунистическая. Ее предназначение – тянуть страну назад, в прошлое. Второй – это  правая оппозиция. Ее главное предназначение – двигать страну в будущее». Регрессия здесь усилена антитезой  «левая – правая».

 

Регрессия – идеальное  начало речи, так как она способствует концентрации внимания. Например, статья Михаила Задорнова «На цены давит  денежный «навес» начинается с фразы: «Причин нынешнего роста инфляции три». Вся первая половина статьи представляет собой развертывание этой регрессии.

 

Как следует из всего сказанного в этом параграфе, избыточность выражения, плеоназм не всегда являются следствием плохого владения языком. Это, конечно, не отменяет необходимости избегать неоправданных, функционально ненагруженных  длиннот. Надо помнить, что тексты, в  которых на протяжении одного абзаца несколько раз встречается одно и то же слово, производят неприятное впечатление. Флобер и Мопассан считали, например, что между повторяющимися словами должно быть расстояние не менее чем в двести лексических  единиц. Необходимо помнить и другое: неприятное впечатление от часто  встречающегося слова возникает  именно потому, что читатель ожидает  от повтора какой-то функциональной осмысленности и досадует, когда  обманывается в своих ожиданиях. Намеренный же повтор всегда функционален: он расставляет в тексте логические ударения, выделяет в нем главное, способствует скорому его пониманию. И это только выразительные функции  плеоназма. Но повтор и плеоназм еще  и изобразительны.

 

 

 

§ 11. Фигуры мысли. Контраст

 

Антитеза и ее виды. Противопоставление и объединение полюсов антитезы. Парадиастола, диафора. Оксюморон. Коррекция. Градация.

 

Напомним, что амплификации как разновидность фигур мысли  могут быть построены не только на избыточности (плеоназме), но и на контрасте. Родство двух групп амплификации – плеонастических фигур и  фигур контраста – проявляется  в том, что в последних контрастирующий  элемент, как правило, можно опустить. Можно, например, сказать и «Надо  спешить!», а можно, использовав контраст, – «Не медлить надо, а спешить!»  или же «Спешить надо, а не медлить!»  Можно сказать «Собрались все», а  можно – «Собрался и стар и  мал». Контрастирующий элемент здесь  избыточен.

 

Основная фигура контраста  – антитеза. Антитеза – это высказывание, содержащее явное противопоставление. Чаще всего это противопоставление выражается в использовании антонимов, т.е. слов, имеющих противоположное  значение.

 

«Прежде им говорили: «Не  надо плевать в души репрессированных» 

 

Теперь им говорят: «Не  надо плевать в души тех, от имени  которых их репрессировали».

 

Антитеза, взятая из развернутого лида газетной передовицы, создается  антонимами (словами, имеющими противоположное  значение): «прежде» – «теперь», «репрессированные» – «те, от имени которых репрессировали». Кроме лексической, используется и  грамматическая антитеза: «говорили» – «говорят» (противопоставление грамматического времени). Антитеза подчеркнута синтаксическим параллелизмом и повтором слов и целых конструкций: «им», «не надо плевать в души».

 

«Добродетели бывают простые, скромные, бедные, часто невежественные, иногда грубые; они являются уделом несчастных и естественным наследием  народа. Пороки окружены всякого рода сокровищами, украшены чарами сладострастия  и всеми приманками коварства, их сопровождают все опасные таланты, их сопровождает преступление» 

 

Эта антитеза из речи Робеспьера противопоставляет пороки и добродетели  по ряду контрастирующих свойств.

 

«В деяниях человека все  убого, как убог он сам; намерения  ограничены, способы грубы, действия негибки, движения тяжелы и следствия  однообразны. В деяниях божественных, богатство бесконечного проявляются  открыто, вплоть до самых малых его  частей» (Жозеф де Местр).

 

В подобных антитезах антонимы не играют большой роли, противопоставляются  не столько слова, сколько понятия.

 

Антитеза не просто фигура, но и хороший композиционный прием, способный организовать вокруг себя либо какую-то часть текста, либо даже весь текст.

 

Антитезы бывают разного  вида. Иногда их полюса противопоставлены  друг другу, по схеме «не А, а Б», иногда, напротив, соположены по схеме  «и А, и Б».

 

Вот пример первого случая:

 

«Высокоразвитый, полный честных  нравственных принципов государственный  преступник и безнравственный презренный разбойник или вор могут одинаково, стена об стену, тянуть долгие годы заключения, могут одинаково нести  тяжкий труд рудниковых работ, но никакой  закон не в состоянии уничтожить их во всем том, что составляет умственную и нравственную сферу человека. Что, потому, для одного составляет ничтожное  лишение, легкое взыскание, то для другого  может составить тяжкую нравственную пытку, невыносимое, бесчеловечное  истязание».

 

Весь пассаж построен на противопоставлении политического и уголовного преступника  и в речи П.А. Александрова служит для создания представления о  том, что наказанный розгами политический арестант Боголюбов испытал нечто  несоизмеримое с переживаниями  обычного заключенного. Антитеза построена на чистых и контекстуальных антонимах: «нравственный – безнравственный», «честный – презренный», «ничтожное лишение – нравственная пытка».

 

А вот другой случай:

 

«Это было самое прекрасное время, это было самое злосчастное  время, – век мудрости, век безумия, дни веры, дни безверия, пора света, пора тьмы; это была весна надежд, это была стужа отчаяния. У нас  было все впереди, у нас впереди  ничего не было, мы то витали в небесах, то обрушивались в преисподнюю...» 

 

Так Чарльз Диккенс пишет  о времени великой французской  революции. Антитеза построена на чистых антонимах: «прекрасный – злосчастный», «мудрый – безумный», «вера –  безверие», «свет – тьма», «надежды – отчаянье» и т.п. Смысл этой выразительной антитезы в том, чтобы  показать, сколь многое вмещало в  себя это парадоксальное время. Такая  антитеза близка по функции к оксюморону, парадоксу. Сравним с нею антитезу времен самой революции из речей  неоднократного цитированного нами Робеспьера: «Демулен – это странное соединение правды и лжи, политики и  вздора, здоровых взглядов и химерических проектов частного порядка». Здесь  вновь налицо соединение несоединимого.

 

Однако антитеза, объединяющая противоположности (и А, и Б), вовсе  не обязательно подчеркивает парадоксальность. Так, В.И. Ленин писавший, что «диктатура пролетариата есть упорная борьба, кровавая и бескровная, насильственная и мирная, военная и хозяйственная, педагогическая и администраторская, против сил и традиций старого  общества», подчеркивал не парадоксальность, а скорее универсальность диктатуры  пролетариата. Вспомним знаменитое некрасовское «Ты и убогая, ты и обильная, ты и могучая, ты и бессильная, матушка  Русь». В этой антитезе также акцентируется  не столько противоречивость, сколько  величие Руси. Антитеза вида «и А, и  Б» подчеркивает масштабы, широту явления, часто его монументальность. Такую  антитезу любило древнерусское красноречие. Ею и сегодня охотно пользуются в  торжественном красноречии, в политической песне, гимне, оде:

 

От тайги до самых до окраин

 

С южных гор до северных морей...

 

Чаще же всего антитеза, обнимающая оба полюса противопоставления, сближается по функции с плеоназмом. Это характерно не для глобальной антитезы, организующей весь текст, а  для отдельных сочетаний слов: «и днем, и ночью», «ни зимой, ни летом», «и на Западе, и на Востоке». Такие  сочетания утяжеляют значение, усиливают  впечатление. Их эквивалентами выступают  выражения «целые сутки», «весь год», «всюду».

 

Объединяя оба полюса противопоставления, антитеза может не только утверждать, но и отрицать их: «Перед судом нет  ни богатых, ни бедных, ни сильных, ни слабых людей. Суд видит перед собою  только людей, обвиняемых в преступлении, ожидающих от него справедливого  приговора, – и в этом величайший залог правосудия». Такими словами  известный русский юрист Н.В. Муравьев призывает суд к объективности. Крайние точки антитезы выполняют  здесь роль судебных соблазнов, которые  надо отвести.

 

Особым видом антитезы является противопоставление внутри синонимической пары, называемое в риторике парадиастолой.

 

«Либеральная реформа  завязла, но не остановилась» (историк  Яков Гордин)

 

При парадиастоле контраст подчеркивает то общее, что есть в значении синонимов. Подобные фигуры производят сильное  впечатление. В приведенном примере  активизируется различие в значении двух синонимов – «завязнуть»  и «остановиться». А поскольку  каждый из них, особенно первый, формирует  свой образно-ассоциативный ряд, парадиастола провоцирует образное развитие сюжета. Неслучайно интервьюирующий историка журналист далее спрашивает: «И кому же вытаскивать ее [реформу] из колеи?» 

 

Свою знаменитую речь в  защиту Веры Засулич П.А. Александров  закончил следующей парадиастолой:

 

«Да, она может выйти  отсюда осужденной, но она не выйдет опозоренною, и останется только пожелать, чтобы не повторялись причины, производящие подобные преступления, порождающие подобных преступников». Парадиастола строится на антитезе «осужденная  – опозоренная».

 

По эффекту к парадиастоле приближаются обычные антитезы, у  которых противопоставляемые слова  имеют некоторую звуковую общность. Такими антитезами особенно богаты пословицы. Например, в пословице «Жалует  царь, да не жалует псарь», антитезу образуют имеющие звуковое сходство слова: «царь» и «псарь». На этом же эффекте строится пословица «Или пан, или пропал», «Один с сошкой, семеро с ложкой», фразеологические обороты «то густо, то пусто», «и швец, и жнец» и т.п.

 

Противопоставляться могут  и одинаковые слова, образуя антитезу в пределах одной лексемы, – так  называемую дистинкцию, или диафору, хорошо известную в русском политическом дискурсе по выражению Ленина «Есть  компромиссы и компромиссы». Эта  фигура, в самом деле, характерна для риторики Ленина: «Я думаю, что  не будет преувеличением, если я  повторю, что наши глупости еще ничто  по сравнению с теми глупостями, которые совершают вкупе капиталистические  государства, капиталистический мир  и II Интернационал». Одни «глупости» противопоставляются  другим «глупостям».

 

«Законодательные органы создают законы и декреты; законы принимают характер законов только тогда, когда они формально приняты  народом. До этого момента они  являются лишь проектами, а затем  они уже становятся выражением воли народа».

 

В этом отрывке из речи Робеспьера одни законы противопоставляются другим законам. Есть, стало быть, законы и  законы.

 

Особый случай представляет собой грамматическая антитеза, когда  противопоставляются две грамматические формы одного слова. Чаще всего противополагаются  падежные формы слова. Такая фигура называется полиптотом, или многопадежьем.