Исследование ценностных ориентаций как компенсаторного механизма в условиях провоцирующих фрустрацию психологического будущего

Эти отношения и являются психологически решающими. Дело в том, что для самого субъекта осознание  и достижение им конкретных целей, овладение  средствами и операциями действия есть способ утверждения его жизни, удовлетворения и развития его материальных и духовных потребностей, опредмеченных и трансформированных в мотивах его деятельности. Безразлично, осознаются или не осознаются субъектом мотивы, сигнализируют ли они о себе в форме переживаний интереса, желания или страсти; их функция, взятая со стороны сознания, состоит в том, что они как бы "оценивают" жизненное значение для субъекта объективных обстоятельств и его действий в этих обстоятельствах, придают им личностный смысл, который прямо не совпадает с понимаемым объективным их значением. При определенных условиях несовпадение смыслов и значений в индивидуальном сознании может приобретать характер нестоящей чуждости между ними, даже их противопоставленности. Современные последователи А.Н. Леонтьева часто понимают смысл как отношение между субъектом и объектом или явлением действительности, которое определяется местом объекта или явления в жизни субъекта. Особый подход к определению смысла сложился в теории психологических систем, в которой смыслы понимаются как особые качества предметов, системные и внечувственные, которые «представляют человека, его потребности (желания, хотения, стремления и т.д.) в предмете…» /6/. Смысл, как особое сверхчувственное качество предмета образуется в моментах взаимодействия действующей личности с предметом и отражает возможность целенаправленного действия с этим предметом. Иными словами, смысл отражает возможность действия с данным предметом в соответствии с целями, мотивами и потребностями субъекта, возможность удовлетворения потребностей субъекта в ходе взаимодействия с предметом. Представленность смысла предметов в сознании, по мнению В.Е. Клочко, обеспечивается за счёт эмоций, которые отражают смыслы и ценности этих предметов как их системных сверхчувственных качеств, формирующихся при взаимодействии человека с предметным миром.

Если функция эмоций заключается в отражении смыслов  и ценностей, то разнообразию видов  эмоций в какой-то мере должна соответствовать  классификация смыслов. По крайней  мере, разумно предполагать, что выделение позитивных и негативных эмоций сопряжено с переживанием смыслов разного типа. Одну из классификаций смыслов, хорошо согласующуюся с рассмотренными выше представлениями о связи смыслов с эмоциями предложил М. Кальвиньо /7/. При этом он опирается на достаточно широкое понимание смысла как отношения между субъектом и объектом или явлением действительности, которое определяется местом объекта или явления в жизни субъекта.

Выделяя четыре вида возможных  отношений, в которых может выступать то или иное явление в структуре деятельности, М. Кальвиньо, соответственно указывает четыре вида смыслов. Если некоторое явление выступает в качестве мотива, то смысл явления представляет собой смысл мотива. Если явление представляет собой условие, способствующее достижению мотива, то можно говорить о позитивном смысле. В том же случае, когда явление представляет собой условие, препятствующее достижению мотива, разумно говорить о его негативном смысле. И, наконец, конфликтный смысл характеризует явление, выступающее как условие достижения одного мотива и препятствующее достижению другого. Содержательной характеристикой негативных смыслов стали понятия личностной преграды и преградных смыслов. На основе данной классификации разумно предположить, что осмысленный образ будущего, возникающий в результате прогнозирования, может характеризоваться разными видами смыслов. С нашей точки зрения наибольший интерес для психологической практики представляет тот случай, когда человек склонен к порождению образа будущего, наделённого негативным смыслом. Иными словами, можно предположить, что некоторые люди более склонны прогнозировать события, имеющие негативный, преградный смысл, т.е. события, препятствующие достижению поставленных целей и реализации актуальных потребностей и мотивов, события, свидетельствующие о невозможности удовлетворения актуальной потребности в сложившихся условиях. В пользу реальности таких индивидуально-своеобразных вариантов реализации прогнозирования говорят разнообразные данные, накопленные психологией и психиатрией. Так, например, психиатрам хорошо знакомо явление, которое П. Жане /8/ назвал «страхом действия». Как полагал сам П. Жане, данное явление наиболее отчетливо проявляется в течение кризисов меланхолической депрессии, хотя в менее выраженной степени оно присуще любому здоровому человеку. Его проявления у больных депрессией характеризуются тем, что идеи, высказываемые пациентом по поводу окружающих вещей и обсуждаемых событий, всегда пессимистичны и связаны с предчувствием катастрофы.

Страх действия, по мнению П. Жане, связан с особой формой поведения, которую лучше всего было бы назвать  парадоксальной. В случае парадоксального  поведения совершается действие противоположное по смыслу желаемому, действие, не отвечающее потребностям субъекта и требованиям ситуации. Исследование парадоксального поведения позволило П. Жане обнаружить, что страх действия проявляется в виде реакций, прекращающих действие, заменяющих его другим и, в том числе, превращающих его в противоположное действие. Как показал П. Жане, прекращение действия в данном случае связано с неадекватно преувеличенным переживанием неуспеха, которое возникает в самом начале, задолго до получения реальных результатов. Иными словами, в самом начале действия человек конструирует образ будущего, насыщенный негативным смыслом, который вызывает уверенность в неуспешном завершении. Следует отметить, что в современной психиатрии описанные П. Жане симптомы по прежнему связывают с особенностями ожиданий личности, что отражено в общепринятом термине «невроз ожидания». Данные о существовании негативных ожиданий были получены Т.А. Немчиным /9/ при изучении симптомов высокого нервно-психического напряжения. По его мнению, одним из симптомов высокого нервно-психического напряжения является оценка последующих событий в духе «отрицательного эмоционального предвосхищения» или «негативного опережающего отражения». В свою очередь, негативное эмоциональное предвосхищение приводит тому, что нарушается адекватное функционирование подсистем, связанных с акцептором результатов действия и обеспечивающих выполнение программы действия. В итоге деятельность осуществляется недостаточно эффективно, либо происходит её полное разрушение. Существенно, что описанные симптомы, связанные с большей выраженностью отрицательного прогноза и нервно-психического напряжения, имеют индивидуально-своеобразную степень выраженности, которая, естественно, может изменяться под влиянием особенностей ситуации. Надо сказать, что очень удачным, по нашему мнению, является предложенный Т.А. Немчиным термин «негативное эмоциональное предвосхищение», в котором очень чётко отражено, что речь идёт о предвосхищении событий, несущих негативный личностный смысл, причём презентированность этого смысла в сознании обеспечивается за счёт отрицательных эмоций.

Данные о наличии  устойчивых индивидуальных особенностей, связанных с тенденцией к ожиданию позитивных или негативных событий  достаточно широко представлены и в  психологии. Так, например, Дж. Брунер /10/ отмечает, что одни люди более склонны ожидать, а потому и быстрее воспринимать наименее желательные из ожидаемых явлений, другие же, напротив, – наиболее желательные. По его мнению, в основе такого явления лежат определённые виды приобретенной установки по отношению к весьма вероятным событиям, хотя и не отрицает связи таких установок с особенностями темперамента. Кроме того, Дж. Брунер отмечает, что такие установки являются чрезвычайно устойчивыми и трудно поддаются корректирующему влиянию среды. В контексте теории когнитивно-поведенческой терапии А. Бека тенденция к построению негативных и даже катастрофических ожиданий выступает как один из когнитивных симптомов депрессии, вызванный ошибками при переработке информации. К числу таких ошибок относятся, например, чрезмерное обобщение единичных фактов, преувеличение повседневных трудностей, использование неадекватных объяснительных схем. Оценка специфических требований ситуации предшествует адаптивной (или дезадаптивной) стратегии и вызывает ее. Оценка ситуации, по крайней мере частично, зависит от релевантных основных убеждений. Эти убеждения входят в более или менее устойчивые структуры, называемые «схемами», которые отбирают и синтезируют поступающие данные. Психологическая последовательность далее идет от оценки к эмоциональному и мотивационному возбуждению и, наконец, к выбору и реализации релевантной стратегии. Мы расцениваем основные структуры (схемы), от которых зависят эти когнитивные, эмоциональные и мотивационные процессы, как фундаментальные элементы личности.

При депрессии, например, доминирующим становится такой стиль поведения, основой которого является самоотрицание; при тревожных расстройствах отмечается гиперактивный индивидуальный стиль реагирования на опасность; при панических расстройствах мобилизован стиль поведения, соответствующий неизбежной катастрофе.

Типичные дисфункциональные  убеждения и дезадаптивные стратегии, выраженные в расстройствах личности, делают людей восприимчивыми к жизненному опыту, который повышает их когнитивную  уязвимость. Так, зависимое расстройство личности характеризуется чувствительностью к утрате любви и помощи; нарциссическое расстройство — чувствительностью к ущемлению чувства собственного достоинства; гистрионное расстройство — невозможностью манипулировать другими, чтобы получить внимание и поддержку. Когнитивная уязвимость основана на экстремальных, ригидных и императивных убеждениях. Эти дисфункциональные убеждения являются результатом взаимодействия между генетической предрасположенностью человека и нежелательным влиянием других людей и определенных травмирующих событий.

В отечественной психологии на существование тенденции к  прогнозированию негативных событий  указывал ещё С.Г. Геллерштейн /11/, который описывал отрицательную антиципацию в профессиональной деятельности (например, «видение» картины возможной аварии, а также её последствий). Им было отмечено, что отрицательная антиципация может оказывать негативное воздействие на эффективность деятельности, в связи с чем, по мнению С.Г. Геллерштейна, возникает необходимость её коррекции. Некоторые методы такой коррекции, основанные на отреагировании и переключении внимания, были им предложены и опробованы при подготовке парашютистов. Значение такой индивидуальной особенности, как склонность к построению негативных ожиданий в профессиональной деятельности и общении, рассматривал Э.Э. Линчевский /12/. Он полагал, что в ходе реализации любой активности у человека возникают положительные и отрицательные ожидания (или «опасения»), которые складываются в положительную и отрицательную модели ситуации. По его мнению, в каждой ситуации имеют место и положительная и отрицательная модели ситуации, однако внимание между ними распределяется неравномерно. Более вероятная или более значимая модель развития ситуации поглощает внимание субъекта и определяет отбор и переработку поступающей информации.  
По всей видимости, проявления тенденции к построению негативных ожиданий входят в состав того, что принято называть «мотивацией избегания неудачи» /13/. В основе данного типа мотивации лежит тенденция к построению негативных ожиданий, что проявляется в страхе неудачи и стремлении избежать её. Люди с преобладающей мотивацией избегания неудачи отличаются повышенной тревожностью, низкой уверенностью в своих силах, они склонны избегать ответственных заданий, хотя принятые обязательства выполняют весьма ответственно. Х. Хекхаузен связывает мотивацию достижения и мотивацию избегания неудачи с оценочными диспозициями, которые определяют соотношение вероятности и значимости успеха и неудачи. Данные оценочные диспозиции проявляются в предвидении будущих результатов и в оценке уже полученного результата. Существенно, что мотивационную характеристику оценочных диспозиций, по мнению Х. Хекхаузена, следовало бы отнести к ожиданиям, так как именно образ будущего побуждает к деятельности. В этом контексте преобладание мотивации избегания неудачи означает склонность к построению негативного образа будущего.

В общении такой смысловой  прогноз, вероятно, проявляется в  эмоционально-окрашенных ожиданиях  относительно значимых аспектов поведения  других людей, в которых выявляются их отношения к субъекту. Эмоциональная составляющая прогноза, пожалуй, наиболее ярко проявляется в переживаниях застенчивых людей./14/ Побудительное значение окрашенных смыслом ожиданий в общении состоит в том, что человек избегает или, наоборот, стремится к некоторым ситуациям, как, например, застенчивые люди избегают ситуаций, связанных с общением. Существенно, что застенчивые люди избегают, прежде всего, таких ситуаций, связанных с общением, в которых прогноз является относительно неопределенным, к примеру, ввиду новизны ситуации. В тех случаях, когда ситуация и люди, с которыми приходится взаимодействовать, достаточно хорошо известны и прогноз их отношения достаточно определенный, проявления застенчивости, как правило, минимальны. Всё это значит, что тенденция к отрицательному прогнозу в общении может быть одной из составляющих застенчивости.

Таким образом, можно  считать достаточно обоснованной гипотезу о том, что некоторые люди более  склонны к прогнозированию событий, наделённых негативным личностным смыслом. По-видимому, такая особенность существует как некоторая обобщенная тенденция, вызывающая смысловую смещённость содержания прогноза в различных жизненных сферах. Тенденция к отрицательному прогнозу представляет особенный интерес в контексте проблем психологического консультирования, связанных с коррекцией застенчивости, мотивации избегания неудачи, тревожности. Исследование истоков индивидуальных особенностей прогнозирования позволит повысить эффективность коррекционно-развивающей и психопрофилактической работы с людьми, имеющими такого рода проблемы.

1.2 Понятие  компенсации

1.2.1 Сущность  и содержание психологической  компенсации

Длительное время внимание ученых занимает изучение сущности и содержания психологической компенсации (от лат. Compensatio – уравновешивание, уравнивание). Существует два основных подхода к определению этого  понятия, в зависимости от понимания механизма активной направленности субъекта на объект-цель.

Первый подход развивается  преимущественно зарубежными психологами в русле теорий о необходимости разрядки напряжения, на основе психоаналитического подхода к описанию психических явлений, и  связан     прежде всего с особенностями удовлетворения человеком  потребностей. Исследователи подчеркивают дискретный, предметно-вещественный характер целенаправленной активности человека. /15/ 

Компенсация понимается как восстановление нарушенного  равновесия психологических и психофизиологических процессов путём формирования противоположно направленных реакций или импульсов. /16/ А. Адлером /17/ компенсация рассматривалась как основной фактор  формирования характера и выработки определённой линии поведения (жизненного стиля личности). К. Юнг /18/ определял компенсацию как принцип психологической саморегуляции, взаимного уравновешивания психических функций - сознательных и бессознательных.

Большинство исследователей в этом подходе понимают компенсацию (вслед за Анной Фрейд) в качестве механизма психической защиты личности, как совокупность бессознательных  психических процессов, обеспечивающих охрану психики и личности  от опасных негативных и деструктивных действий внутрипсихических и внешних импульсов; как особую форму бессознательной психической активности, позволяющей хотя бы временно облегчить конфликт и снять напряжение, а в конкретных ситуациях так исказить смысл событий и переживаний, чтобы не нанести ущерба представлениям о самом себе, как соответствующем некоему идеалу. Таким образом, первый подход можно обозначить, как установочный; такой взгляд на сущность компенсации характерен для психологов, работающих в области клинической психологии и психотерапии.