Русская переводческая мысль и переводы Ч. Диккенса на русский язык

Произведения романиста  стали настоящим событием в культурной жизни России, о чем красноречиво говорят и тиражи изданий, и полемика вокруг книг и личности самого Диккенса. Вообще отношение к Диккенсу-писателю было неоднозначным, причем не последнюю роль здесь сыграли переводы его произведений. До сих пор открытым остается вопрос о влиянии самого Диккенса на русскую литературу. Верно ли утверждать о наличии прямых заимствований диккенсовских сюжетов, характеров его героев со стороны русских писателей, многим из которых творчество английского романиста сильно импонировало? Наконец, не меньший интерес представляет и изучение личности самого писателя, а также степень его знакомства с русской литературой. Последний  аспект обычно связывают с деятельностью одного из самых известных переводчиков XIX века в России – И.И. Введенского.

2.1. Деятельность печатных изданий в 30-40-е гг. XIX века

Итак, русская литература оказалась настолько «жадной» до произведений английских художников слова, что переводилось буквально все, вплоть до «второстепенных и третьестепенных  английских писателей и писательниц» [Катарский 1966: 23]. А потому неудивительно, что самый первый роман Диккенса, опубликованный в Англии в 1836 - 37 гг. и получивший множество положительных отзывов, не мог пройти мимо нашей аудитории. По словам Катарского, особая заслуга в знакомстве русских читателей с произведениями иностранных авторов принадлежит журналам, «долгое время сосредоточивавших в себе всю литературную жизнь нации» [Катарский 1966: 8]. Именно благодаря появлявшимся на страницах этих журналов переводам читатели могли следить за всеми литературными новинками, полагаться на мнение редакции относительно самих произведений, а иной раз и становились свидетелями долгих дискуссий и настоящих прений между соперничающими редакциями. Последние из-за высокой конкуренции старались первыми познакомить свою аудиторию с образцами зарубежной прозы и поэзии, не гнушаясь порой и других средств для привлечения большего числа читателей.

 На период 30-40-х гг. в России работали редакции таких крупнейших журналов, как «Сын отечества», «Северная пчела», «Библиотека для чтения», «Русский вестник», «Отечественные записки», «Современник» и др. К сожалению, даже эти издательства не могли гарантировать высокое качество печатаемых переводов. Достаточно частой практикой являлось сокращение переводимых произведений и опущение целых кусков, принимались и неточные, вольные переводы, подчас полностью искажавшие замысел автора. Любопытный факт: редакция журнала «Отечественные записки» руководствовалась принципом «давать произведения современных иностранных писателей в достаточно полном переводе и переводить их с языка оригинала», что само по себе очень похвально. Подобного следовало ожидать и от других. На деле же выходило, что переводы иногда печатались без указания имени автора, были выполнены недобротно, содержали много отступлений от оригинала, «отсебятин», а иногда и вовсе стилизовались под русский фольклор (именно этим и объясняется присутствие «баринов», «городничих» и «лебедушек» в новеллах Диккенса). Распространена была и практика переводов с языков-посредников, в особенности французского и немецкого. Примечательна история с И.О. Сенковским, редактором журнала «Библиотека для чтения». Его биограф отмечает, что такого рода переделки подлинника были не редкостью для Сенковского: «Не раз случалось, что он не дочитывал рукописи: повесть нравилась ему по сюжету – в голове его рождалась при ее чтении счастливая идея, как ее заключить – он отдирал конец рукописи и приписывал свой» [Катарский 1966: 36]. Подтверждает эти слова и А. Милюков: «Он давал сотруднику немецкую, английскую,  итальянскую книгу и на полях делал поправки и приписки на том же языке, как и в оригинале. Иногда в книгу на место перечеркнутых страниц вкладывались целые листки, исписанные рукою Сенковского на языке подлинника…» [Катарский 1966: 36]. Будучи недовольным общим уровнем переводов «Библиотеки для чтения», Белинский писал, что переводы как раз делаются «для людей, или не знающих иностранных языков, или знающих, но не имеющих средств пользоваться иностранными книгами» [Левин 1985: 98]. Однако, как это явствует из приведенных выше примеров, полного представления о переводимом авторе читатели могли получить далеко не всегда.

2.2. Первое знакомство русских читателей с Ч.Диккенсом

Именно такую, «обработанную» версию «Записок Пиквикского клуба» и преподнесли свои читателям  в конце 1838 г. «Сын отечества» (сокращенный  перевод части романа) и «Библиотека  для чтения» (перевод одной главы). Показательна в этом отношении вступительная статья самого переводчика (к сожалению, неизвестного) в «Сыне отечества»: «Желая познакомить читателя с забавным романом, который имел в Англии необыкновенный, давно неслыханный успех, предлагаем здесь отрывок из него, в вольном переводе, ибо точный перевод его невозможен; главная прелесть романа заключается в его народности и удивительной местности, чего нельзя передать на иностранный язык. Однако читатели могут видеть отчасти современный юмор английский, и несколько черт сатиры, которою Диккенс заставил смеяться всю Англию» [Катарский 1966: 29]. Восторженно отнеслись к роману и в редакции «Библиотеки для чтения»: «...если вы хотите читать хорошее произведение новейшей словесности, то читайте Pickwick Club, byBoz (Dickens): эта книга переживет девятнадцатое столетие и достойна необыкновенного успеха...» [Катарский 1966: 26]. Автор отзыва оказался прав: книга действительно пережила свое время, равно как и несколько переизданий в новом переводе. Вызывают сомнение лишь «сожаления» редакции по поводу стиля автора, делающего невозможным сокращение оригинального текста: «К сожалению, она так хорошо написана, что никак нельзя сделать из нее сокращения для нашего журнала. Мистер Диккенс не умеет писать...» [Катарский 1966: 26 — 27].

Итак, знакомство читателей с настоящим Диккенсом не состоялось, однако «благодаря» последующим публикациям его романов и очерков за ним закрепилась слава несерьезного, даже «балаганного» писателя, «английского Поль де Кока» [Катарский 1966: 46]. Почему именно Поль де Кока? Как отмечал Белинский, этот французский писатель «обладает способностью вымысла и изобретения, умеет завязать и развязать историйку…» [Катарский 1966: 46]. По-видимому, обнаружили наличие подобного «таланта» у Диккенса и сотрудники редакции, а вслед за ними и читатели: «В русской литературе Диккенс стал известен прежде всего как автор комического романа о пиквикистах, романа занимательного, фабульного, не без сатирической струи и не без доли морализма» [Катарский 1966: 47]. В действительности имеет место некоторое сходство в стиле двух авторов, особенностях их письма, что позволило критикам сравнивать двух писателей. Кстати, не избежит в будущем подобного сравнения и Н.В. Гоголь. Не прошли критики и мимо Жорж Санд и О. де Бальзака, творчеству которых нередко уподобляли и творчество английского романиста. 

Однако пусть это и не было понято в самом начале, но Диккенс явился русской литературе в нужное время. Как известно, данный период был отмечен серьезной идейной борьбой и сменой литературных эпох: уходил в прошлое романтизм, открыв дорогу новому направлению – реализму. В русской литературе существует понятие так называемой «натуральной школы». Данный термин появился несколько позднее, в 1846 г., хотя как само явление зародилось гораздо раньше и представляло собой начальный этап развития реализма. Натуральное, т.е.безыскусственное, правдивое изображение действительности было главным в творчестве примкнувших к «школе» писателей, среди которых – Тургенев, Достоевский, Герцен, Некрасов, Григорович, Даль и др.Все они видели задачу литературы в том, чтобы отвечать насущным потребностям эпохи, «быть с веком наравне», видеть жизнь и изображать ее такой, какая она есть на самом деле. 

Поэтому поначалу автор «комического романа» не вписался в уже существующую схему: его чудаковатые герои не могли привнести ничего нового в копилку образов русской литературы. Отсутствие в переводе вставных новелл, где речь идет как раз о неприглядных сторонах действительности – нищете, лишениях и смерти – сгладило общее впечатление о романе, равно как и о его авторе.

2.3. Рецепция произведений Диккенса в 40-е гг.

Однако довольно скоро  – уже в 40-х гг., когда в печати появились социальные романы Диккенса, – отношение к нему начинает меняться в лучшую сторону.

Правда, поначалу можно было услышать подобные отзывы: «Неслыханное счастие, сопровождавшее романы Диккенса (Боц), служило побудительным средством для других писателей, пытавших свои силы в области сильных очерков и юмористических картин. Таким образом получили мы от трех до четырех Диккенсов вместо одного…» [Катарский 1966: 49]. Позднее его критиковали уже за извлечение «на свет божий грязи социальной неустроенности жизни» [Катарский 1966: 57], утверждая, что в своих романах писатель выводил "только одну грань общества" — "мошенников и кучеров" [Катарский 1966: 49]. Разумеется, ошибочно было предполагать, что талант писателя проявляется однобоко, тем более что именно «проза жизни», в которой критики увидели одну только «грязь» и «безвкусие», и привлекала писателей «натуральной школы».

Пока же – до начала 40-х гг. – о Диккенсе если и говорили, то в основном в отрицательных тонах, и с редким исключением можно встретить подобное следующему упоминание о нем как о «народном» писателе, чей «литературный успех затмил даже славу байроновых и вальтерскоттовских творений» (напечатано в газете «Литературные прибавления к «Русскому инвалиду») [Катарский 1966: 25].Однако сами отзывы могли быть заимствованы из иноязычной прессы.

В 1840 г. в свет выходит роман Диккенса «Николас Никльби» (напечатано в «Библиотеке для чтения»).Перевод выполнен достаточно вольно и неточно, в чем все тот же Катарский склонен был видеть низкую оценку литературных способностей самого писателя.

Однако уже с 1841 г. интерес к личности писателя усиливается, что было связано, в первую очередь, с публикацией нескольких  рассказов из цикла «Очерки Боза», а также романа «Оливер Твист» («Отечественные записки»), заставившего критиков пересмотреть свои взгляды  относительно художественного дарования Диккенса.

Диккенса«открыли» заново. Вместо добродушного юмора автор преподносит настоящую сатиру на английское общество, что в корне изменяет атмосферу романа. Немаловажную роль сыграло и хорошее качество перевода. Все это позволило Белинскому в обзоре русской литературы назвать именно это произведение Диккенса «лучшим переводным романом» [Катарский 1966: 66].    Кроме того, газеты, чтобы удовлетворить интерес читателей к романисту, помещали на своих страницах отзывы иностранной прессы, которые в основном представляли собой положительную оценку книг Диккенса, и даже начали подробную публикацию еще не оконченного романа «Лавка древностей» («Библиотека для чтения»). Таким образом, популярность Диккенса в России возрастала.

В последующие годы переводы его произведений публиковались  в «Отечественных записках»– «самом передовом журнале» России [Катарский 1966: 82], на страницах которого появились романы «Барнеби Радж» (1842), «Мартин Чезлвит» (1844), «Домби и сын» (1847-48), а также повесть «Битва жизни» (1847), отрывки из «Американских заметок» (1843), «Картины из Италии» (1846) и рассказ «Дуэль» (1843). К слову, критическим отделом журнала с 1839 по 1846 гг., то есть когда были напечатаны переводы почти всех произведений,  руководил сам Белинский, высоко отзывавшийся о Диккенсе-писателе. Нельзя не обратить внимания и на правило редакции журнала при переводе иноязычной литературы «представить новейшие произведения новейшей беллетристики вполне, не переделывая и не сокращая их, потому что мы считаем всякую переделку подобных произведений литературы неуместною и вредною для впечатления, которое должны производить они» [Катарский 1966: 82].

Гораздо важнее, что в  Диккенсе увидели писателя демократичного, творчество которого отвечало духовным запросам страны. Русская литература признала в нем «своего» автора, обратившегося к общественным проблемам  эпохи. Литературовед Э. Джонс справедливо отмечал, что романист «не боялся касаться вульгарного и даже неопрятного, беря жизнь такой, какой ее видел, не выбирая деликатное и утонченное» [Ивашева 1990: 136]. В 1850 г. в своем «Обращении к читателям» в журнале «Домашнее чтение» («Household Words») Диккенс напишет, что главной его целью как редактора и издателя было «поднять дух обездоленных и бороться за улучшение условий социальной жизни» [http://lib.ru/INPROZ/DIKKENS/dikk_o.txt]. Но ощущение борьбы руководило пером Диккенса-писателя на протяжении всей его литературной карьеры, что не могло не встретить восторженные отзывы со стороны русской критики. Русское общество оказалось готово к восприятию идей английского романиста, творчество которого совпало с идейной направленностью эпохи, поскольку главные темы уже были найдены писателями «натуральной школы». Интересно говорит о том времени Кулешов: «Русские писатели, с одной стороны,  и Жорж Санд, Диккенс, Теккерей — с другой, «притягивались друг к другу, узнавали «родственные души» [Кулешов 1976: 175-176].

2.4. Деятельность  И.И. Введенского

В это время русские  журналы уже более ревностно относились к публикациям каждого нового произведения английского романиста. Период 50-х гг. оказался также очень плодотворным для писателя. В это время были написаны романы «Дэвид Копперфильд», «Холодный дом», «Тяжелые времена», «Крошка Доррит», а также выходил в печать уже упомянутый выше журнал «Домашнее чтение». Пожалуй, именно в 50-е гг. слава Диккенса в России достигла наивысшей точки, и во многом он был «обязан» этому своему русскому переводчику И.И. Введенскому.

О Введенском не писал у  нас разве что ленивый –  так крепко его имя ассоциируется с именем Диккенса. В первой главе было названо немало имен переводчиков, внесших большой вклад в развитие художественного перевода. Введенский в данном отношении  – фигура более чем примечательная: помимо переводческой деятельности как таковой, по словам Левина, он «первый в России выступил теоретиком прозаического перевода» [Левин 1985: 126]. Помимо Диккенса, переводил Введенский и Теккерея, Ф. Купера, Ш. Бронте и К. Нортон.

Но так уж сложилось, что  стоит только вспомнить переводчиков Диккенса, то первым мы обязательно  назовем имя Введенского. Что удивительно: его переводы можно назвать добросовестными с большой натяжкой, однако же в течение очень долгого времени именно они считались образцовыми. Еще биограф Введенского Благосветлов писал: «Как переводчику английских романов ему принадлежит неоспоримо первое место в числе прежних и настоящих деятелей. Русская литература в первый раз приняла гениального Диккенса в его настоящем виде из рук Введенского…» [Левин 1985: 105]. Пожалуй, объяснение этого факта заключается в том, что и сам автор, и его переводчик были личностями неординарными, а потому для писателя такого таланта, каким обладал Диккенс, лучшим – как того придерживались  многие – переводчиком мог выступить именно Введенский, сумевший донести до читателя неповторимое своеобразие манеры Диккенса в своей собственной неповторимой манере.

Введенский перевел  три романа Диккенса: «Домби и сын» (1847), «Замогильные записки Пикквикского клуба» (1849) и «Давид Копперфильд» (1851). Сами переводы впоследствии подверглись тщательному анализу со стороны того же Катарского («Диккенс в России», 1966), Чуковского («Высокое искусство», 1919 г.) и многих других.  Не хотелось бы подробно останавливаться на их критических трудах, однако стоит выделить одну общую деталь: практически во всех работах критики, не жалея сил, вменяют  Введенскому в вину сочинительство, «(почти кулачную) расправу с английским писателем» [Чуковский 1968: 301], однако обязательно добавляют, что без него не было бы у нас в России и Диккенса. Вполне справедливое утверждение, и, пожалуй, по-другому оценить переводное наследие Введенского вряд ли получится: он «поиздевался» над Диккенсом, но и он же открыл его для русского читателя. Вот образчик подобной критики: «В середине XIX века он <Введенский> считался лучшим переводчиком. <…> И, конечно, никто не станет отрицать у него наличие большого таланта, но это был такой неряшливый и разнузданный (в художественном отношении) талант, что многие страницы его переводов – сплошное издевательство над Диккенсом» [Чуковский 1968: 301]. А вот как отзывался о деятельности Введенского-переводчика Федоров: «…Иринарх Введенский, талантливый и энергичный пропагандист творчества английских писателей-реалистов…, тонко чувствовавший их стиль и умевший с большой выразительной силой передавать его своеобразие, но в то же время допускавший и чрезвычайно вольное обращение с текстом подлинника <…> как будто нарочито старается во многих случаях быть «замысловатее» Диккенса или Теккерея…» [Федоров 1983: 78].