Гуманитарные интервенции

фактически происходящие или ожидаемые крупномасштабные "этнические чистки", осуществляются ли они с помощью убийств, принудительного выселения, актов террора или массового изнасилования.

4. Принципами  предосторожности являются:

Добросовестность намерений: какие бы иные мотивы не лежали в основе действий стран, осуществляющих вмешательство, - главной целью вмешательства должно быть прекращение или предотвращение страданий людей. Добросовестное намерение надежнее обеспечивается в случае многосторонних операций, опирающихся на поддержку со стороны самих жертв и общественного мнения в региона в целом.

Принцип последнего средства: военное вмешательство может быть оправдано лишь в том случае, когда были тщательно рассмотрены все возможности иных стратегий, способных предотвратить или разрешить кризис, и имеются серьезные основания полагать, что меры меньшего масштаба не приведут к успеху.

Достаточность шансов на успех: для оправданности вмешательства необходимы достаточные шансы добиться успеха в деле прекращения или предотвращения страданий и уверенность, что предпринимаемые действия не приведут к большим страданиям, чем привело бы бездействие.

Соразмерность средств: масштаб, продолжительность и интенсивность планируемого военного вмешательства не должны превышать минимально необходимого для достижения заранее определенных целей защиты людей.

Разумные шансы на успех: необходима достаточная вероятность успешного достижения оправдывающей операцию цели прекращения и предотвращения страданий, а вероятные последствия операции не должны быть более тяжелыми, чем вероятные последствия бездействия.                        

5. Законными  полномочиями на вмешательство  должны быть:

Наиболее подходящим органом для санкционирования военного вмешательства в целях защиты людей является Совет Безопасности ООН. Нужно не искать ему альтернативу, а добиться, чтобы он работал лучше, чем работает сегодня.

Во всех случаях до начала военного вмешательства необходимо добиваться санкций Совета Безопасности. Те, кто добивается вмешательства, должны либо официально потребовать таких санкций, либо побудить Совет поднять этот вопрос по собственной инициативе, либо побудить Генерального секретаря ООН вынести этот вопрос на рассмотрение Совета в соответствии со статьей 99 Устава ООН.

В случае обвинений в широкомасштабных убийствах или этнических чистках Совет Безопасности должен безотлагательно рассматривать любую просьбу о санкциях на вмешательство. В этих обстоятельствах ему следует стремиться к проверке достаточности фактов или обстоятельств, которые могли бы оправдать вмешательство. Пять постоянных членов Совета Безопасности должны договориться между собой, что в тех случаях, когда большинство членов Совета выступает за резолюцию о вмешательстве в целях защиты людей, они не будут прибегать к использованию своего права вето, если только ситуация не затрагивает их жизненных национальных  интересов.

Если Совет Безопасности отклоняет просьбу о санкциях или не принимает никакого решения в разумный срок, возможны следующие альтернативные действия: о вынесение вопроса на рассмотрение чрезвычайной специальной сессии Генеральной Ассамблеи ООН и о действия региональных организаций в соответствии с главой VIII Устава ООН, подлежащие впоследствии одобрению Совета Безопасности.

Совет Безопасности, со своей стороны, должен учитывать, что, если в ситуации, взывающей к совести и настоятельно требующей действий, он не выполнит свою обязанность по защите людей, то государства, озабоченные ситуацией, могут не исключить для себя использование других мер, соответствующих серьезности и настоятельности ситуации, а это нанесет урон престижу ООН и доверию к ней.

6. Принципами  ведения операций должны быть:

четкие задачи, четкий и недвусмысленный мандат во всех ситуациях, адекватные ресурсы;

наличие у членов коалиции единого подхода к ведению военных действий, единство командования, ясная и недвусмысленная иерархия командования и коммуникаций;

соблюдение ограничений, постепенность в наращивании применения силы, стремление в качестве цели военных действий не к нанесению военного поражения государству-противнику, а к защите населения;

соответствие боевых приказов, определяющих правила ввода в бой и ведения боя, общей концепции ведения операции, строгая и точная их формулировка, полное соответствие принципу соразмерности и международному гуманитарному праву; признание того, что защита собственного персонала не может быть основной задачей.

максимальная координация усилий с международными гуманитарными организациями.

Таким образом, подводя итоги изучения генезиса понятия «гуманитарная интервенция», можно сделать следующие выводы.

1. За все  время исследования проблемы  было предложено немало определений «гуманитарной интервенции» как западными, так и отечественными учеными.  Само сочетание терминов "гуманитарная интервенция" является более чем противоречивым. Это касается, прежде всего, устоявшегося понятия о гуманитарной интервенции как о силовой акции, подпадающей под довольно узкое военно-политическое определение.

В трактовке определения понятия этих противоречивых терминов явно не хватает таких составляющих, как политические и этические традиции, международная политика и этика и ряд других.

2. Новейшая  история эволюции международных  событий, обусловливающих проведение  «гуманитарной интервенции», насчитывает  уже более 50 лет. За это время различными странами и блоками были совершены нарушения территориального суверенитета и политической независимости более чем в 50 государствах, вмешательство в их внутренние дела, в том числе с использованием вооруженной силы, для достижения определенных целей под предлогом защиты гражданского населения и прав человека. Следовательно, практика проведения «гуманитарных интервенций» стала уже нормой, стабильно действующим механизмом регуляции международных отношений.

3. Принципы  и нормы международного права, соотносящиеся с «гуманитарной интервенцией» обусловлены четко сформулированной в Уставе ООН направленностью против военного вмешательства и не должны рассматриваться как абсолютные, когда требуются решительные действия на основании необходимости защиты людей. Степень правомерности, придаваемая вмешательству, как правило, зависит от ответа на такие вопросы: цель, средства, исчерпанность других способов исправить положение, соразмерность ответного удара первоначальному действию и какой орган должен давать санкцию на вмешательство.

4. Смещение  акцентов международного права  в оценке приоритетов ценностей  от суверенитета государства  к правам человека требует  во избежание негативных последствий  «гуманитарных» действий по уже  устоявшимся понятиям осуществления «гуманитарной интервенции» переосмыслить принятую терминологию и наполнить ее новым правовым содержанием.

Глава 2.  Правовые аргументы по проблеме «гуманитарной интервенции»

Вряд ли какой-нибудь вопрос на стыке мировой политики и международного права вызывал в последние годы такие ожесточенные споры, как право на гуманитарное военное вмешательство вообще, как и когда такое вмешательство можно (или нельзя) осуществлять и кто имеет (или не имеет) право принимать о нем решение.

Для кого-то защита со стороны внешней силы жителей страны-жертвы «гуманитарной интервенции» от действий или бездействия их собственного правительства - проявление запоздавшей "интернационализации" совести человечества.

Для других это же - опасная брешь в мировом порядке, целиком построенном на принципе суверенитета государств и неприкосновенности их территории. Не случайно одинаково яростные возражения вызывало и использование военной силы в гуманитарных целях - как в Сомали, Боснии, Косово, и уклонение от него - как в Руанде.[45]

Но и среди сторонников гуманитарного вмешательства нет единства. Для одних единственная реальная проблема - добиться, чтобы вмешательство было действенным; другим куда серьезнее кажутся вопросы о законности, процедуре и предотвращении возможных злоупотреблений. Видимо, здесь по-своему проявились те же сложности "стыка" принципов международного гуманитарного права, права войны и прав человека, о которых речь шла выше.

Определение перспектив развития и практического применения «гуманитарной интервенции» немыслимо, как представляется без изучения общественных доводов против «гуманитарной интервенции», а также изучения мотивов - в ее пользу.

         2.1. Мотивы - в пользу «гуманитарной интервенции»

Еще в 1991 г. в своем ежегодном докладе Генеральной Ассамблее Бутрос  Гали высказал интересное и важное, хотя достаточно превратно истолковываемое наблюдение об отношении международного сообщества к постоянным нарушениям государствами фундаментальных прав человека. В достаточно недвусмысленной форме он отметил: «Сейчас как никогда осознается, что принцип невмешательства во внутреннюю компетенцию государств не должен рассматриваться в качестве защитного барьера, за которым систематически безнаказанно нарушаются права человека. Тот факт, что в различного рода ситуациях ООН не была способна предотвратить жестокость, не может расцениваться в качестве аргумента правового или морального характера против необходимых действий по изменению ситуации, особенно при угрозе миру. Сами доводы, касающиеся невмешательства, территориальной целостности и политической независимости государств, являются бесспорными. Однако их можно ослабить, если включить положение о том, что суверенитет, даже в наши дни, дает право на массовое истребление или начало систематических кампаний по истреблению или массовому изгнанию гражданского населения под видом подавления мятежа или вооруженного восстания.

Ставя государства, являющимися членами ООН, под международную опеку, могло бы критиками идеи попечительства рассматриваться как разрушение ведущего принципа государственного суверенитета и нарушением принципа суверенного равенства и равноправия государств членов ООН, воплощенными в статье 2(1) устава этой организации.... В сущности однако это совсем не так. Принцип суверенитета не противоречит системе протекторатов»[46].

В контексте сказанного в качестве основания для применения вооруженной силы против третьих государств Стратегическая концепция НАТО не ссылается поименно на допустимость так называемой гуманитарной интервенции, как она признается некоторыми специалистами международного права на Западе. Однако в ходе разработки концепции, и особенно в связи с операцией в Косово, немалый акцент делается на то, что грубые и массовые нарушения прав человека и вообще надвигавшаяся гуманитарная катастрофа являются, чуть ли не императивным основанием для военного вмешательства НАТО, т.е. все той же "гуманитарной интервенции"[47].

Свои подходы к проблеме гуманитарного вмешательства практикуются         ведущими странами НАТО во главе с США. Эти подходы не только прошли апробирование в ряде регионов. Странами НАТО была сделана попытка юридически закрепить вмешательство во внутренние дела суверенных государств с использованием гуманитарных предлогов в официальных документах Североатлантического альянса, принятых на Вашингтонском саммите в апреле 1999 г. Не обошлось и без ложного пафоса - авторы этих документов пытаются убедить всех, что такие операции «служат в поддержку более широкой цели укрепления и распространения стабильности»[48].

Очевидно,   что   идея "ограничения  территориального суверенитета" насильственным способом получила практическое воплощение в Югославии в виде прямого вторжения в Косово и прекращения действия на части суверенной территории Югославии законов СРЮ. Фактически контроль над Косово  перешел к военной администрации и командованию «миротворческих сил" НАТО с весьма слабыми  перспективами    осуществления   деклараций   о   восстановлении докризисного состояния и полной юрисдикции СРЮ над Косово.

За положениями "соглашения" НАТО-СРЮ по Косово о сохранении края в составе Югославии просматривается всего лишь уловка политиков Запада, их желание закрепить сложившееся разделение территории суверенного государства вопреки основополагающим, признанным на международном уровне принципам невмешательства и суверенитета. С точки зрения руководства США и НАТО, успешное проведение воздушно-космической операции против Югославии   и   развитие   наземной фазы "миротворческой операции" на территории Косово позволило Западу выдвинуть идею проведения, так называемой,  «гуманитарной интервенции». Именно она усиленно внедряется в общественное мнение. Она поддержана правительствами стран Европы и ЕС, как авторитетным органом государств "истинной демократии". Возможность гуманитарной интервенции с участием международного контингента войск не отвергается и деятелями самого высокого уровня в ООН. По существу сегодня за любой миротворческой акцией уже маячит "ограничение суверенитета".[49]

Принятие НАТО концепции «гуманитарной интервенции», ее реализация в Югославии коренным образом изменили вектор общеевропейского развития в направлении, едва ли не противоположном тому, который был определен в Хельсинкском заключительном акте 1975 г. и документах ОБСЕ: Парижской хартии 1990 г. Хельсинском документе 1992 г. и др. И хотя саммит ОБСЕ в Стамбуле 17-19 ноября 1999 г. формально подтвердил роль этой организации как основного европейского инструмента по предотвращению конфликтов и их мирному урегулированию, однако тенденция "натоцентризма" в построении общеевропейской системы безопасности и стабильности не была переломлена. Североатлантический альянс - организация, обладающая огромной военной мощью и занимающая доминирующие позиции в ОБСЕ, - отнюдь не намерена отходить на второй план. "Натоцентризм", продвигаемый его сторонниками как новейшая философия всеобщей безопасности на евроатлантическом  пространстве и за его пределами, в последние годы берет верх над провозглашенными Хельсинкским заключительным актом 1975 г. принципами.

Обращает на себя внимание и тот факт, что уже через семь лет после окончания холодной войны и принятия Хельсинкского документа 1992 г. (в котором была разработана стройная система миротворческой деятельности ОБCE), многие из тех стран, которые подписывали и этот документ, и Заключительный акт 1975 г., без особых колебаний подписали в Вашингтоне в 1999 г. иные документы, в которых, в частности, миротворческие функции на евроатлантическом пространстве и за его пределами закреплялись за НАТО. Несмотря на всю приглаженность и известную туманность формулировок в документах альянса, за ними явственно просматривается вмешательство во внутренние дела суверенных государств, силовое их принуждение к внутренним преобразованиям по указаниям НАТО и ее лидера США.